Елена Малиновская - Один за всех, и стая за одного

Я испуганно охнула при виде столь страшной картины. Перекатилась на корточки, попыталась встать, желая броситься к нему на помощь, но волчица обернулась ко мне.

В сухой траве мелькали красные лепестки пламени, должно быть, Норберг успел потушить не все искры от взорвавшегося магического шара. И в кроваво-багровых всполохах я увидела, как Айша неспешно, явно растягивая удовольствие от удачной охоты, потрусила ко мне.

Я понимала, что не сумею сбежать. Норберг не подавал никаких признаков жизни. Если бы он был человеком, то я бы не сомневалась в его смерти — слишком пугающей была его поза.

— Я убью тебя быстро, — пообещала волчица. Припала к земле, готовая к смертоносному прыжку.

И в этот момент я вспомнила. Вспомнила все, что произошло со мной за те полутора суток, которые выпали из моего сознания. Спасительное имя забилось на моих губах криком, правда, я понимала, что он не успеет прийти ко мне на помощь.

— Фелан!

Никогда прежде я не кричала так громко и с таким отчаянием. С ближайшего дерева с недовольным щебетом вспорхнула какая-то пичуга, потревоженная шумом. Волчица удивленно моргнула, видимо, не ожидая, что я все-таки произнесу это имя.

— Фелан! — чуть не плача, повторила я, чувствуя, как саднит горло, сорванное первым криком.

— Тем хуже для тебя, — выплюнула волчица. Вновь присела, яростно нахлестывая себя хвостом.

И прыгнула.

Я успела закрыть глаза, не желая видеть, как она вцепится мне в горло. Но тут же распахнула их вновь, в последний миг заметив, как воздух прорезала новая тень, на сей раз — снежно-белая. Тень с изумрудными глазами.

Два тела, рыча и завывая на все голоса, покатились по земле, схватившись не на жизнь, а на смерть.

А я поползла к Норбергу, шипя от боли при каждом неудачном движении.

В тот момент, когда я добралась до него и положила ладонь на лоб, он распахнул глаза. Я испуганно одернула руку, а он улыбнулся мне и сел. При этом в его движениях не было никакой скованности, что могло бы говорить о травмах.

— Вы… у вас… вы в порядке? — запинаясь, спросила я.

Норберг улыбнулся шире и кивнул.

— Но… — Я замолчала, внезапно осознав, что стала свидетельницей тщательно разыгранного спектакля.

Норберг знал, не мог не знать, что Айша не ушла, а следит из чащи леса, выжидая удобный момент для нападения. Но почему он подставил себя под удар?

— Ты вспомнила, и он вспомнил. — Норберг положил свою руку поверх моих. — Я знал, что Фелан придет на твой зов. Не сможет не прийти. Даром, что ли, последние дни только около этой деревушки и ошивается. Правду говорят, что настоящая любовь победит любые чары.

— Но…

В душе опять всколыхнулась старая обида. Та карета и тот миг, когда он взял меня силой.

— Начните все заново, — серьезно посоветовал мне Норберг. — Пусть это останется в прошлом. Навсегда останется. Я уверен, что Фелан больше никогда не совершит подобного. Он умеет признавать свои ошибки.

За моей спиной кто-то жалобно заскулил, и я обернулась, уже зная, каким будет итог схватки.

Поверженная волчица лежала на земле. На ней верхом сидел снежный барс, вцепившись в шею и тихо, утробно рыча. Изумрудные глаза его горели яростью и ненавистью.

Норберг в последний раз потрепал меня по плечу и встал. Прищелкнул пальцами — и по моей щиколотке пробежала теплая дрожь заклинания, неся с собой избавление от боли.

А он шагнул вперед, не дожидаясь от меня благодарностей. Теперь все внимание главы рода Клинг было сосредоточено на волчице.

— Ты дважды ослушалась меня.

Сказать, что мне было страшно — значит, не сказать ничего. Норберг говорил, почти не разжимая губ. Но я не сомневалась, что именно так, а не криком проявляется у него крайняя степень бешенства.

— И если первый раз я был готов простить тебя, то прямое непослушание и нападение не сойдут тебе с рук.

Волчица заскулила громче, словно пытаясь вымолить прощение.

— Я приговариваю тебя к той же участи, что постигла нашего отца, — холодно обронил Норберг.

Я затаила дыхание. Он убьет Айшу? На моих глазах убьет свою сестру, как прежде убил отца?

Но реальность оказалась иной.

Снежный барс в последний раз мотнул головой, явно борясь с желанием перегрызть волчице глотку. Затем разжал клыки и светлой тенью скользнул в сторону.

Волчица теперь скулила в полный голос. Перевернувшись, она униженно поползла к Норбергу на брюхе, волоча задние лапы.

И внезапно взмыла в воздух. Норберг резко выставил вперед руку, пальцы которой окутались зеленым туманом, и без малейшего видимого напряжения удерживал зверя над землей.

Волчица вдруг зарыдала в полный голос. Совсем как несправедливо обиженное дитя. Пальцы Норберга загорелись особенно ярко, и я увидела, как от зверя отделяется полупрозрачная тень. Она упрямо цеплялась за шерсть животного, но Норберг сжал кулак — и тень растаяла. Обнаженная Айша, в мгновение ока обернувшись человеком, рухнула на землю. Без чувств, но живая.

— Она теперь не оборотень, — глухо проговорил Норберг, разглядывая свой кулак с таким удивлением, будто сомневался — он ли это сотворил. — Для двуединых это наказание куда худшее, чем смерть. Помнить зов леса, видеть в снах охоту — и знать, что больше никогда не повторишь все это.

— Так ваш отец остался жив? — переспросила я.

Вспомнились рассуждения Вентора о том, что для Норберга поступить так будет величайшей ошибкой.

— Я знаю, что мальчик считает меня хуже зверя. — Едва заметная усмешка тронула губы Норберга. Он прикоснулся к хрустальной слезе уже знакомого мне амулета, видневшегося в распахнутом вороте рубашки, и завершил чуть слышно: — Но я все же стараюсь остаться человеком. Хотя бы в память о прошлом.

После чего подошел к Айше, которая лежала на земле без сознания, легко поднял ее, взвалил себе на плечо и отправился прочь.

Мгновение, другое — и я осталась наедине со снежным барсом, который сидел чуть поодаль и старательно, словно большая кошка, умывал лапой разбитый в кровь нос.

Почувствовав мой взгляд, барс поднял голову. Длинным шершавым языком слизнул очередную каплю крови, скатившуюся по усам. И неслышимой тенью скользнул ко мне.

Я все еще сидела, не рискуя пока встать, поэтому барс ласково боднул меня в плечо, едва не опрокинув тем самым назад. Заурчал, ластясь к моим босым ступням — туфли я потеряла чуть раньше, но даже не заметила этого, захваченная перипетиями происходящего.

Я обвила руками его шею. Уткнулась лбом в его лоб, глядя в такие знакомые глаза.

— И что же нам делать? — прошептала, страшась подумать о семье и о Генрихе.