Наследие Сири (СИ) - Брай Марьяна

Иста рассказала как зовут соседей, и в каком доме можно купить молоко, яйца, муку. В деревне у одного хозяина была небольшая мельница, и муку использовали только для хлеба и каши. У другого были поля с растением, из которого он отжимал масло, но на всю деревню не хватало, и приходилось докупать масло на рынках в Сорисе — все свозили туда продукты своего труда. Осенний рынок был самым богатым.

В наших землях пяти карлов есть рынок, на который приезжали жители окрестных деревень. Он был в половине ночи езды на восток — на землях нашего карла, в деревне Клоум. «Но даже ночи не хватит, чтобы доехать до границы с восточным карлом» — несколько горделиво заявила Иста. Все-таки у нее есть гордость за свою землю.

Она достала из кувшина в кухне небольшой мешочек и запустила в него руку. Вынула руку с горстью железных кружков и ромбов. Наконец я увидела деньги, а то уже начинала думать, что здесь в ходу только бартер. Ромб называется «суал», на него можно купить пять мешков муки или десять десятков яиц. Мешок был мерой, и был размером примерно метр на полметра. Десять суалов стоит овца. Корова стоит пятьдесят суалов. Круглый называется «рам», и монета разменивает суал. В суале десять рамов. Монетки грубые, но на них есть уже стертая, и не понятная гравировка. Я спросила Исту что было изображено на монете, она сказала, что не знает, да и не зачем это знать.

Мне выдали суал и три раза пересказали что нужно взять, у кого, и сколько денег отдать. Я вышла со двора, и было ощущение, что Иста стоит сейчас, смотрит мне в спину, и прощается с деньгами. Видимо, мое состояние полного непонимания всего происходящего пугает ее, или же Сири была не самостоятельной, и девушка привыкла за всем следить? Я шла в деревню как в торговый центр, предварительно прожив лето в палатке на острове. Предстоящий шопинг бодрил. Только подойдя к мельнице, я поняла, что если я сейчас возьму полмешка муки, мне придется с ней идти дальше, за молоком, потом еще дальше — за яйцами. Помахала рукой вышедшему на встречу соседу-мельнику, и обещала зайти на обратной дороге.

Дома шли вниз по реке, или в небольшом удалении от нее. Река несла жизнь. К некоторым огородам были прокопаны рвы от реки. Люди, живущие урожаем, не имеют права потерять его — так вся семья будет обречена на голод. Соседи помогали друг другу, забирали себе детей обнищавших крестьян, которые уходили работать или служить в Сорис. Но большинство с трудом тянуло свою семью, и с раннего утра до поздней ночи работали, считай, только на свой живот.

Я дошла до дома с курами. Такой-же как у нас дом, но по периметру дома забор из лозы, что показала мне Юта у реки. Куры ходят по двору вместе с тремя козами, видно, что дойными. У дома играют девочка и мальчик — примерно ровесники Юты. Они помахали мне рукой и забежали в дом. Вышла полная румяная женщина, но когда она подошла, я увидела, что кроме полноты ее красит беременность, наверное месяцев шесть. Я улыбнулась. Она должно быть Касма, только вот Иста ничего не говорила про беременность. Могла не знать.

— Сири, давно я тебя не видела, да и Иста тоже теперь редко приходит, Юта сама прибегает за яйцами. Сейчас, пока урожай не уберется, некогда играть, но они все равно успевают, — убегают с ней под предлогом проводить. — Женщина улыбалась даже когда говорила.

— Да, детям нужно чаще играть вместе. Ваших двое, не так страшно отправлять в гости, чем одну, пусть они приходят к нам, — я посмотрела на ее живот, и она заметила мой взгляд.

— Наверно снова двое, никакого покоя даже во сне, — она руками обняла живот, — к самым холодам должны быть с нами, — Касма устало пошла к дому, и рукой дала знак идти за ней.

Я взяла два десятка яиц, они хорошо хранились в ямке под домом. Касма сказала, что будет отправлять детей ненадолго к нам в гости, и мы с ней распрощались. Дальше было молоко. У меня в корзине уже лежали двадцать яиц. В другой корзине пустые кувшины и пробки из дерева, обернутые холстиной — нужно будет их плотно закрыть. А потом еще полмешка муки, да это просто не реально принести!

Молоко мне вынесла старушка, а я п отдала ей свои два кувшина — очень удобная многоразовая тара, экологически чистая. Вот бы порадовались защитники природы, и прочие хипстеры. Их бы сюда — на природу и в поле, сразу вспомнят про нефть, про газ, и остальные «такие вредные для здоровья» экологические катастрофы.

За мукой я пришла уже груженая как трактор, но оказалось, что я еще шла налегке. Увидев мои потуги с мешком, жена мельника подошла, взяла за длинную веревку, которая зачем-то висела, когда только ее краем был завязан мешок. Подняла мешок, закинула мне на спину, веревку протянула под кожаный пояс, и завязала узел. Подняла стоящие на земле корзины, вложила ручки в мои руки и помахала рукой, мол, все, аудиенция закончена, шуруйте, милый ослик, до дому, до хаты.

Я шла не больше километра, но они показались мне всеми десятью. И самое страшное — я не могла поставить корзинки и отдохнуть, потому что, если я наклонюсь, мешок просто свалится вперед. Сегодня я могу точно сказать, что больше я не шопоголик. И если я вернусь в свой старый, уютный мир, организую группу для дам, желающих завязать с покупками. Жалея себя, и придумывая название своей группы я дошла до дома, где меня встречала Юта. Она помогла с мешком, отнесла корзины в кухню. Иста собирала зелень. Ее нужно было собрать и посушить — она срезалась несколько раз за лето и осень, а весной ее очень много ели, видимо и здесь знают о витаминозе.

Я села на бревно, заменяющее лавочку возле дома, и подумала о том, что существует мир, которому нужны не нано-технологии, а обычная сумка на колесах, с которой ездят бабушки в электричках. Мое образование в сфере социальной защиты, психологии и менеджмента совершенно не годится для путешествий между мирами. Я и сценарист-то самопальный, но даже со ВГИКом здесь умрешь с голоду. Почему я не пошла в горный, сейчас бы знала о руде, копала и плавила себе металл, клепала самогонные аппараты, или там, отливала пушки. Хорошо хоть прабабка в детстве научила примитивным вещам, которые в жизни, думала, никогда не пригодятся. Даже мой новый бюст не было возможности обтянуть майкой, оставив на показ ложбинку. Все у меня через пень-колоду.

Весь день Иста и Юта вязали, а я пряла новую пряжу. У нас уже собралось три одеяла, пять шапок, и восемь пар носков. Носков нужно было больше, потому что зимняя обувь здесь, это сшитые из войлока калоши с кожаной подошвой. Ноги, по сути, остаются голыми. Высокие сапоги из войлока не всем доступны, и порой, на семью из пяти человек, в доме одни высокие сапоги на всех. В доме есть специальный чулан, где хранятся кожи, зимняя одежда, обувь. Я внимательно просмотрела вещи. Женские зимние платья с двойными и тройными рукавами, потому что дома женщины ходят в меховых безрукавках, а далеко зимой никто из женщин не ходит и не ездит. Носки дают возможность держать ноги в тепле даже в коротких валеных сапогах. Значит нужны носки-чулки. Особенно женщинам. Я поделилась этой идеей с Истой, она поддержала меня, и следующую пару начала вязать уже с длинной поголешкой. За неделю мы планировали осилить еще пять пар чулок, пять шапок с отворотом, и хотя-бы одно одеяло.

Отец пришел к ужину, он с раннего утра пропадал в пристрое с олом — нужно было почистить и нарезать очень много корнеплодов. Юта помогала ему между делом. Мы с Истой ходили в пристрой каждый час по несколько минут, и тоже чистили ол. Он не очень любил, когда в его царство виноделия приходили помощники, но понимал, что одному осилить чистку невозможно. В пристрое было два отделения. В одном была яма с корнеплодами, но после того, как мы ссыпали в нее урожая, она стала кучей.

Пока мы не осилили чистку даже половины. Во второй части пристроя был земляной пол, и как оказалось, в землю были закопаны две огромные глиняные емкости. В первой ола бродила, нагуливала крепость, пузырилась вместе с медом, а во вторую емкость переливали уже перебродившую брагу, практически молодое вино. И добавляли нужную травку. Емкость герметично закрывали, и заливали воском. Через год, к очередному урожаю, емкость с вином нужно было освободить — вот чем занимался Севар когда Юта нашла меня в поле с разбитой головой. Он срочно разливал олу по большим кувшинам. Каждый кувшин нужно было запечатать и спустить в погреб — схрон.