Возвращение домой (СИ) - Легер Дмитрий Витальевич

В реальности все оказалось иначе. Староста ее не душил. Женщина сама себя душила. Своим собственным весом пережав горло, зажатое в деревянных колодках. Наемница опять дернулась, но теперь наяву, а не во сне. Наяву это тоже не помогло. Деревянные тиски держали крепко. Два глубоко вырытых в землю столба, надежно удерживали колодки, установленные, во дворе дома старосты села Пирожок, где сейчас приходили в себя три обнажённых пленника.

— Доброго утра, голуба моя, — дружелюбно поздоровался Карпыч. Щуплый, седеющий староста сидел на лавке неподалеку и смотрел на трех своих бывших гостей, ныне ставших его пленниками.

Раздался хриплый кашель. Трица повернула голову вправо и увидела совершенно голого гнома с обгоревшим гребнем волос на голове. Бипа тоже проснулся и теперь яростно рычал, кашлял и тряс свои колодки, проверяя их прочность.

— Дрожащие руки, — прохрипел гном. — Дрожащие, бурить твои штольни, руки! Сытые морды и дрожащие руки! Как я сразу не догадался, что вы долбанные людоеды!

— Жадность — всякому горю начало. — с доброй улыбкой пожурил староста. — Не печалься уважаемый гном. И более разумных сумел я обдурить и в силки свои заманить.

— Я тебе эти силки знаешь куда засуну!? — заорал в ответ Бипа и опять попытался освободиться. — Изо рта вылезут!

— Не лай, недомерок. — строго произнес Карпыч, мрачнея лицом. — Отыщи в себе отвагу годно принять поражение. Все на тебя дивятся. Вся родня моя.

Гном ответил отборным ругательством, в котором сумел емкими словами подробно и во всех подробностях описать, при каких обстоятельствах будет рад встретиться с каждым из членов упомянутой родни и, что с ними сделать во всех позах.

Взбешенная подобными подробностями жена старосты подскочила к Бипе и, больно схватив гнома за волосы, прошипела ему в лицо:

— Молви еще хоть слово про мою родню, и я избавлю твой рот от языка, гадкий карлик!

Гном оскалился и смачно плюнул в лицо Марии. За что получил удар ногой в зубы и замолчал, кашляя и сплевывая кровь.

— Завали хлебало, брат. — посоветовал пришедший в себя Нюх, прикованный рядом в такие же колодки. — Береги силы.

— Поучи меня руду грузить! — распухшими губами и слегка шепелявя огрызнулся Бипа, но ругаться прекратил.

— Где еще двое? — спросила арт-три. Трица крутила головой и озиралась по сторонам, насколько позволяли колодки — Парень и девочка. Сожрал, злодей?

— Жаль, но нет, — ответил староста и недовольно поморщился. — В свой час придет и их черед.

— Сбежали значит. — фыркнула Трицитиана, не скрывая довольной ухмылки.

— Убегли. — кивнул Карпыч, а затем хищно улыбнулся. — Только места у нас дикие, глухие. Тикать некуда. Сыщем, голуба моя, куды дитяткам деваться.

— Дитяткам!? — опять фыркнула наемница. — Ну-ну, удачи. — добавила она с презрением.

— А ты дюжая, — не обращая внимания на тон собеседницы, продолжил староста. — Ох, дюжая, голуба моя. Сколько медовухи с маковым молоком вылакала. Ох, богато. А с ног не валилась. Я уж и не знал, почто тебе складывать. Все выдумал, что мог. А ты не засыпаешь. Ох, извела старого… — пожаловался он.

— Не нравится занятие — бросай и ищи новое. — пожала плечами арт-три. — А не бросил так не жалуйся. Ноешь хуже бабы.

Карпыч нахмурился и мрачно посмотрел на женщину, закованную в колодки.

— Почто тебе, скитальцу перехожему, знать о том, як деревню прокормить, як дитяток малых взрастить в суровом краю нашем. — с легкой обидой в голосе ответил староста. — Земля камениста, мертва, урожаи скудны. Зверя, и того не сыщешь. Дети хворы народятся, помирают.

— А гузно от лавки оторвать и переехать — ноги отвалятся? — с насмешкой спросила Трицитиана.

Пожилой мужчина насупился и, таки, поднял свою пятую точку от лавки, на которой сидел. Медленно подошел к пленнице и, сложив руки на груди, посмотрел сверху вниз.

— За чужой щекой зуб не болит, голуба моя. — назидательно ответил Карпыч. — Это ты бродяга бездомная села на коня и шукай ветра в поле. А шоб несколько семей, да со скарбом переселить — тут средства велики требы. — он развел руками. — Мы люди простые, медяк в кишени и то лишний не сыщется. Мог бы переехать — давно переехал.

— Вижу мужик ты не глупый, хваткий, хозяйственный… — задумчиво протянула Трица, рассматривая стоящего перед ней собеседника так, как умеют рассматривать только женщины.

Староста аж приосанился от таких слов. А арт-три тем временем продолжила деловым тоном:

— Предложение у меня к тебе имеется.

— Слушаю, голуба моя. — ответил Карпыч, располагающе улыбаясь.

— Скрывать не буду — жить очень хочется. Так хочется, что готова тебе последнее отдать. — она понизила голос. — Есть у меня тайник в горах. Десятую часть добычи там оставляю. Накопилось изрядно. На новую жизнь всему селу хватит.

Староста тяжело вздохнул и присев на корточки рядом с пленницей ответил:

— Живу я в нашем селе с нарождения. Столько гостей перевидал, столько от пленников наслушался… всего и не упомнишь. Але один в памяти зацепился. Из благородных был. Весь в шелка наряжен, в золото. Книжник кажись, разумный — мочи нет. С роднею подорожничал, при слугах. Его схватили, слуг схватили, а жинка с дитем утекли. Так представляешь сей благородный присоветовал мне слугу своего послать на поиски жинки. Хитростью сюда привести и обменять евойну жизнь на жизнь жинки с дитятком. Мол он старый да жесткий, а те молодые да смачные.

Трицитиана ничего не ответила, а Карпыч продолжил, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Я согласился, слугу выпустил. Тот через день вправду поворотился с бабою и дитем. Разумеешь, яки гнусный тип?

— И что ты сделал? — спросила пленница. — Отпустил книжника?

— Да як можно, голуба моя, — удивился староста. — Гнид эдаких на свете сохранять. Удавили мы разумника этого и бабу его. А дитя сберегли, як родное взрастили. Нежданой кличем.

— Тебе деньги нужны или нет? — прямо спросила женщина.

— Надобны, голуба моя, шибко надобны. — покивал Карпыч и поднялся на ноги. — Не станем мы поспешать, резать тебя будем не поспешаючи. Успеешь и про друзей, шо утекли поведать и про схрон в горах. Все кажут, коли режем.

Светло-голубые глаза арт-три блеснули холодным огнем бешенства. Каким-то невероятным образом Трица извернулась в колодках и попыталась достать ударом ноги старосту. Но тщетно. Тот явно был готов к подобному повороту событий и вовремя отскочил в сторону.

— Буде тебе буде… — усмехнулся Карпыч, отходя подальше. — Затрепыхалась птаха в силках. — он повернулся к дому и позвал. — Неждана, сердце моя, тащи корыта — вскоре родичи соберутся, час начинать.

— Так ты, плесень балочная, шапито устраивать удумал!? — возмущенно прошепелявил разбитыми губами Бипа. — На кой хрен? Прирезал бы по-тихому в сарае — чик-чик и готово.

— Да какая тебе, в гузно, разница? — мрачно прохрипел Нюх.

— В гузно никакой! — огрызнулся гном с обгоревшим хохолком волос на голове. — Но не хочу сдохнуть на публике голышом и стоя раком.

Староста задумчиво посмотрел на спорящих пленников.

— То не шапито, не балаган. — наконец ответил Карпыч и его лицо сразу как-то осунулось, постарело. — Хочу я, шоб люди ведали, якой ценой, им жизнь достается. Шоб в очи дивились тем, кто животы свои заради села жертвует. Вздох их последний слышали. Не повинно лиху твориться за дверьми закрытыми. В правде жить треба, по совести.

— Смотрите какой совестливый нашелся. — презрительно прошепелявил Бипа. — Ручки замарать боится.

— Да куда там, — махнул рукой староста и тяжелой походкой направился к своему дому. — Не отмыть уже.

Одинокий домик, притаившийся в подлеске у дороги, нашли с трудом, но зато без приключений. В ходе сложной беседы, более похожей на игру в ассоциации, Лиса настояла на том, что она, в гордом одиночестве, отправляется к доброй собаке, а Аргилай остался на обочине коротать время за чисткой шкуры Упрямца. На том и порешили.