Отсекая лишнее (СИ) - Брюханов Данил

Окти отступил. Потом еще немного. Вот уже половина его потрясающих, всемогущих ловких щупалец была в воде. Красный закат пока не доставал их, и Илья видел, как его собственное отражение постепенно уменьшается в черном глазу его друга, друга, которого он больше уже никогда не увидит. Бельштейн бросился к воде, чтобы еще раз обнять ксеноморфа, но забыл об осторожности, поскользнулся и полетел лицом вниз. Уже во второй раз. Щупальца сработали безошибочно и молниеносно, как, впрочем, и всегда. Аккуратно, сопровождая свои действия укоризненным утробным клекотанием, Окти поставил человека на сушу, продолжая отступать все глубже. Илья сел и заплакал, уронив лицо в ладони. Он не мог видеть, как океан постепенно скрывает ставшую такой близкой наполовину преобразившуюся голову. Разумеется, хакер все понимал, но от этого было ни на йоту не легче. Вдруг все окружающее пространство и, будто бы, сам воздух завибрировали от высокого, пронзительного и чистого, нарастающего звука, похожего ближе всего на песню кита. Это песня повисела в воздухе короткие мгновения, высушила слезы, заставила горе уйти и вспомнить о радостях грядущей встречи и резко оборвалась, оставив после себя лишь звенящий отголосок в памяти. Илья поднял голову. Тихий плеск волн, легкий бриз, расплывающийся по океану огонь заката. Все кончилось, он был на острове один.

Причалила яхта, точнее бросила якорь в нескольких десятках метрах от острова — огромное, блестящее совершенство. Словно в тумане он смотрел на то, как его крохотная смуглокожая статуэтка чуть не перевалилась через бортик, так сильно махала ему. Вроде бы он даже махал в ответ. Вроде бы он даже плакал, зарывшись лицом в ее волосы с таким родным и приятным запахом. Вроде бы. А вроде бы и нет, потому что какой-то слой его сознания, той совокупности синоптических связей и нейрохимических рецепторов, что некоторые называют душой, был все еще в глубине вод, с тем, кто сейчас могучими толчками ловких и сильных щупалец со скоростью в добрую дюжину узлов уходил на непроглядную глубину, туда, где не никогда не взрывалось ярко-красным пожаром солнце.

Жизнь постепенно немного успокоилась. Если же применительно к Илье, то безумный шторм, игравшийся с ним, как с лодочкой на высоких волнах, пресытился этим занятием и наконец ушел. Наступило затишье, по началу оглушившие своей пустотой и спокойствием, отсутствием событий.

Он рассказал Кенши и Юки всю-всю правду, не утаил ничего. Перечислил абсолютно все события как видел их и как видел причины их вызвавшие. Не умолчал даже о попытках взлома фонда Тагавы. Конечно, совсем уж в крайности он не впадал и не сообщил японскому семейству, например, об убийствах в Москве или в Исландии, т. е. сделал то, что на все 100 одобрил бы любой искушенный в своем ремесле лжец, а именно — не досказать правду. Выслушав о необычайных способностях Окти и сеансах телепатии, Кенши, казалось, совсем не злился даже на попытки взлома своей компании. В конце концов, ну что можно взять с человека, чей разум контролировался многократно превосходящим сознанием. С хакерским делом, к слову сказать, Илья обещал завязать. Он даже сделал на этом особый акцент в своей исповеди.

Когда расспросы об удивительном пленении наконец закончились, Кенши рассказал к чему привело то самое столкновение трех флотов на море, едва не переросшее в полномасштабную войну.

На самом деле конфликт прекратился очень скоро, можно сказать, практически сразу после первых залпов и жертв. Весь мир был очень рад этому событию — оно и понятно, мало кто хотел бы новой мировой войны. Мир был рад с одной стороны, но с другой никто не понимал, почему все закончилось столь малой кровью и так сказочно быстро, а главное почему это вообще началось. Теперь-то было ясно, хоть и верилось в это с большим трудом и не до конца. Тогда же тот внезапно разыгравшийся бой представлялся абсолютно хаотичным, никому не ясным и не нужным черным лебедем, который не понятно как и откуда взялся. Да, напряженность, да, якобы, ученья, понадобившиеся резко всем и в одном месте, но стрелять боевыми-то было зачем? Теперь это наконец-то улеглось в голове старого японца, за что Илье он был бесконечно благодарен. Но самым главным итогом того морского боя было то, что правительство его родной страны сменило политику в отношении России вместе с ее амбициозными арктическими изысканиями и дало фонду Тагавы зеленый свет для работы, разом вытащив все вставленные до этого палки в колеса. Америка же к удивлению всего мира, признала свою ошибку, извинилась за несанкционированный запуск ракет, списав это на системный сбой, вызванный пока что непонятно чем (ведется расследование), и как бы самоустранилась от всех крупных мировых событий. Надолго ли — большой вопрос, но пока дышаться стало ощутимо легче. Разумеется, такие успехи немыслимы без минусов, без той самой пресловутой ложки дегтя или другой стороны медали (сравнение можно выбрать по вкусу). В случае добычи S-Fuel, такой темной стороной стали растущие, как грибы после дождя, экологические проблемы. В данный момент, например, по всей арктической зоне фиксируются выходы крупных пачек метана прямо в океан. Источник проблемы пока найти не удалось, но норвежские друзья обещали этим заняться, и в самом скорейшем времени решить вопрос — все-таки опыта в налаживании экологичности и безотходности им было не занимать. Ясное дело, такой альтруизм не возник на пустом, бесплатном месте. Ну а что, пока старший звездно-полосатый брат залечивает раненое эго, нужно ловить момент.

Таким образом, короткая поговорка «все к лучшему», которая есть абсолютно в любых языках, в очередной раз на все сто оправдала себя.

Неторопливо шло время. Илья и Юки все еще оставались в Японии. Конец ноября, серый и хмурый утонул в дождях, унеся с собой по лентам дорог и водостокам последнюю листву, что еще оставалась на деревьях. В это промозглое сырое время влюбленные почти не расставались, наверстывая дни, проведенные в вынужденной разлуке. В предрождественской и предновогодней суете прошел декабрь. Праздники справили по-семейному, в кругу родных и близких друзей клана Тагава. Девушка наконец-то рассказала Илье, о чем он всегда хотел, но боялся спросить — о своей матери. Рассказала то немногое, что знала сама. Юки была дочерью испанской журналистки, которую занесло в страну восходящего солнца по работе в начале двухтысячных. Никому не обязанный, вечно разгульный и вольный случай, свел их с Кенши, но о своей беременности испанка узнала лишь когда вернулась из командировки домой. Ребенок в планы молодой горячей южанки на тот момент не входил и Кенши был поставлен перед ультиматумом: либо ребенок отправиться в испанский детдом, либо отец может забрать его, если, конечно, хочет. Тагава без раздумий прилетел в Испанию за девочкой, он бы с удовольствием увез ее просто так, безо всякого ультиматума. Тайны из происхождения маленькой наследницы отец никогда не делал и обо всем честно рассказал, едва девочка научилась говорить и стала задавать вопросы о маме. Такая шокирующая для многих детей новость была воспринята маленькой Юки на удивление просто и спокойно, с почти пугающим фатальным стоицизмом. Но, тем не менее, больше о маме Тагава-чан не спрашивала ничего и никогда. Этот факт по началу радовал, но с возрастом все больше пугал и волновал ее отца, ведь девочка, лишенная материнской любви, росла оторвой и безбашенной авантюристкой, а навязанное им дорогое воспитание только лишь загоняло вглубь эту проблему, сжимая ее как пружину, готовую распрямиться от малейшего страгивающего импульса.

Когда девушка рассказала все это, она улыбнулась, обняла Илью и добавила, что теперь ее отец очень рад, ведь она все-таки смогла полюбить правильного человека, а значит про его опасения можно наконец-то забыть.

После новогодних праздников, на каникулах, когда Кенши-сан утряс все свои рабочие моменты и маховик дерзких арктических разработок наконец-то набрал ожидаемый ход, было решено всем втроем отправиться на горнолыжный курорт на Хоккайдо, в местечко Русуцо. Кенши показалось знаковым поехать именно туда, ведь с ними русский, а значит сама Аматерасу велела отправиться в место, с таким же корнем.