Робин Хобб - Город Драконов

Ловкими движениями он извлек пробку и наполнил бокалы. Возвращаясь, он двигался, как воин, и подал герцогу бокал без всяких церемоний.

Герцог взял его в иссохшие руки и жадно выпил вино. По его телу разлилось приятное тепло. Не задавая никаких вопросов, Эллик снова наполнил бокал из бутылки, которую продолжал держать в руке. После этого он уселся на пол подле паланкина, скрестив ноги с такой легкостью, словно был юношей, устраивающимся у походного костра.

– Привет! – сказал он, словно они были двумя старыми друзьями, которые встретились совершенно случайно. И, возможно, так оно и было. Эллик смотрел на герцога в упор, пока тот не заговорил:

– Ты знаешь, почему это необходимо. Поклоны, церемониал, жесткий порядок. Это не для того, чтобы унизить тебя, Эллик. Это для того, чтобы поддерживать дисциплину и соблюдать дистанцию.

– Чтобы к вам относились, как к герцогу, – сказал Эллик.

– Да.

– Потому что если бы к вам относились, как к человеку, оказавшемуся среди них, то вы сейчас уже не были бы тем, кому они захотели бы повиноваться.

Герцог немного поколебался, но, в конце концов, признал:

– Да. Это жестокое суждение, но справедливое.

– И это работает, – признал Эллик. – Для большинства. Для тех, кто достаточно молод, чтобы не ставить под вопрос заведенный порядок. Это не так хорошо работает для ваших старых товарищей, которые сражались рядом с вами в те дни, когда вы только приобретали власть.

– Но их осталось немного, – напомнил ему герцог.

– Это так. Но кое-кто из нас остались.

Герцог серьезно кивнул.

– И некоторые из нас верны тому человеку, которым вы были, а не только нынешнему герцогу Калсиды. И потому я пришел предупредить вас о предательстве, хотя это предостережение может стоить мне жизни.

– И я слушаю тебя, Эллик, как мужчина – мужчину, и как воин – воина, зная, как ты рискуешь, служа мне. Будь краток. Что за предательство мне угрожает?

Эллик залпом выпил вино, еще мгновение подумал, и потом ответил:

– Ваша дочь, Кассим. Она хочет получить ваш трон.

– Кассим? – Герцог покачал усталой головой, досадуя на то, что этот человек устроил ему столько проблем всего лишь ради этого известия. – Она – недовольная жизнью трижды вдова, женщина, не исполнившая своего предназначения. Я знаю это уже много лет. Я не опасаюсь того, что у нее есть амбиции.

– А следовало бы, – резко возразил Эллик. – Вы читали ее стихи?

– Ее стихи? – Теперь он почувствовал себя оскорбленным. – Нет. Девичьи мечты о красивом мужчине, который будет покорен ее чарами, надо полагать, или мысли колибри, порхающий над цветком. Размышления о любви и ромашках, записанные синей тушью и украшенные веночками и лозами. У меня нет времени на подобное.

– Нет. Ее стихи больше похожи на трубный зов к оружию. Призыв, обращенный к женщинам Калсиды, требующий подняться и помочь ей унаследовать ваш трон, чтобы она смогла вернуть женщинам то положение, которое они когда-то занимали. Это – зажигательная поэзия, милорд, более подобающая фанатику на базарной площади, а не женщине, которая живет тихо и замкнуто.

Какое-то время герцог молча взирал на своего собеседника, однако лицо канцлера сохраняло серьезность. Он говорил совершенно искренне.

– Восстание женщин… Чепуха! Откуда ты это узнал? Когда у тебя возник повод столкнуться со стихами моей дочери?

– В покоях моей жены. Два дня назад.

Герцог молча ждал продолжения.

– Я вошел без предупреждения в начале дня: необычное время для моего визита к ней. Она поспешно попыталась спрятать несколько свитков, которые читала. И, конечно, я отнял у нее один, чтобы узнать, какую тайну женщина может пожелать скрыть от собственного мужа. – Он нахмурился. – У свитка были разлохмаченные края: он сильно износился из-за того, что его передавали из рук в руки, а по низу и обратной стороне шла масса добавлений. На первый взгляд это была именно такая девичья поэзия, какую вы описали, украшенная цветами и бабочками. Однако это оставалось так только для первых двух строф. Далее слова становились учеными и воинственными, и в них упоминались исторические события тех времен, когда женщины из аристократических семейств Калсиды правили наравне с мужчинами, распоряжались своими делами и собственностью и сами выбирали себе мужей. Изящные лозы и цветы обрамляли не что иное, как призыв к революции. Я строго выговорил жене за чтение таких предательских речей, однако она не испытывала раскаяния. И была бесстрашна: такие приступы порой бывают у иссушенных старух. Она насмешливо спросила у меня, чего я боюсь? Неужели я посмею отрицать, что такое прошлое существовало? Что благосостояние моего собственного семейства было заложено женщиной, а не мужчиной? Я дал ей пощечину за такое нахальство. Она встала и призвала какую-то северную богиню – какую-то Эду, – молясь, чтобы она лишила меня земных благословений. И тогда я ударил ее еще раз – за то, что она посмела меня проклинать.

Эллик помолчал. На его лбу выступили капельки пота: на какое-то время он оказался во власти этого воспоминания. Дернув себя за губу, он возмущенно тряхнул головой.

– Способен ли мужчина понять, о чем думает женщина? Мне пришлось избить ее, мой господин, чего я не делал уже много лет, а она все равно продержалась дольше, чем многие из тех молодых солдат, которых мне случалось наказывать. Однако, в конце концов, я получил остальные хранившиеся у нее свитки и узнал их источник, а потом и имя автора. Это ваша дочь, мой господин, что становится видно из того, что она предлагает.

Герцог сидел молча, надеясь, что его мысли не отражаются у него на лице. Однако Эллик был беспощаден.

– И дело не только в вашей дочери. Другие женщины вашего дома тоже в этом участвуют. Слова пишет Кассим, но ваши женщины делают копии, украшают свитки, перевязывают их кружевами и лентами, душат их благовониями. А потом эти свитки отправляются на рынки, в прачечные и ткацкие мастерские, в купальни и игорные дома, словно симпатичный ползучий яд.

Герцог молчал. Он был изумлен. И в то же время он не удивился. Кассим поистине была его дочерью. Болезненная гордость за нее расцветала в его душе. Если бы только она была мужчиной, он нашел бы ей должное применение. А так…

– Я прикажу ее убить.

Неудачное решение – но другого у него нет. Герцог задумался над тем, скольких своих женщин ему придется уничтожить. Он поджал губы. Ну что ж: сейчас они ему не особенно нужны, а после излечения ему все равно понадобятся новые. Можно убрать их всех. Он неловко пошевелился, желая отправиться в Укромный сад. Ему хотелось отдохнуть.

– Нет, – посмел возразить Эллик, – не попадайтесь в эту ловушку. Я прочел все свитки, которые были у моей жены, и в каждом говорится, что она ожидает смерти от вашей руки. Она заявляет, что это покажет, как сильно вы боитесь и ненавидите ее и всех женщин вообще. Она утверждает, что вы так сильно ее ненавидите, что отдали ее чудовищу, который вспорол ее, когда она еще не успела стать женщиной.

– Ненавижу ее? – Герцог пришел в недоумение. – Зачем бы я стал тратить на это время? Я ее толком и не знаю. Старый Каракс был грубым стариком, это все знали. Но на тот момент он был моим самым сильным союзником. Для того и нужна была ее свадьба. Для заключения союза.

Ненавидеть ее? Как будто он мог питать какие-то чувства к ребенку женского пола или задумываться о ней при политических маневрах! Право, она придает себе слишком большое значение.

– И тем не менее, – не согласился Эллик. – Мой господин, если вы ее убьете, то вызовете восстание женской части населения. Ее последовательницы обещали отравления, убийства младенцев, поджоги, аборты и – да, открытое насилие. Те свитки, которые я прочел, прошли через множество рук, и именно такие обещания запечатлели на них те женщины, которые их читали. Эти свитки были прочтены женщинами самого разного положения, которые запечатлели на нем свои клятвы отомстить за нее, если она умрет ради них. По-моему, они разжигают друг друга, соревнуясь в клятвах верности и безжалостности, если она станет вашей «жертвой».

– Этого нельзя терпеть!

Выкрикнув эти слова, герцог зашелся в приступе кашля. Эллик снова налил ему вина и удерживал бокал у его губ, чтобы он смог пить. Бокал стучал о его зубы, вино пролилось на грудь. Да, это все было нестерпимо. Он схватил бокал и отмахнулся, требуя, чтобы Эллик отошел. Он сумел отпить немного вина, снова закашлялся, а потом выравнивал дыхание, пока не смог сделать большой глоток. Когда он снова обрел способность говорить, то спросил у Эллика:

– А какое еще средство существует против такой коварной ведьмы, как Кассим?

– Отдайте ее мне, – тихо предложил Эллик.

– Чтобы это ты смог ее убить?

Эллик улыбнулся:

– Не сразу. Я на ней женюсь.

– Но ты уже женат.

– Моя жена умирает. – Сообщая эту новость, Эллик не изменился в лице. – Скоро я овдовею и смогу снова жениться. За много лет верной службы вы наградите меня своей дочерью. Это подобающий жест. Жестокая судьба лишила нас обоих пары.