Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

– Уходи, уходи…

Галилей не отрывает взгляд от объемной карты. Он превысил все допустимые нормы, он сидит в работающем астринге уже больше тридцати минут, он почти втянулся в Пустоту, почти растворился в ней. Он вытирает рукавом текущую из носа кровь, тут же до крови кусает губу, и рот наполняется солоноватым, а в голове проясняется. Галилей знает, что может потерять сознание в любой момент, но продолжает бормотать:

– Уходи, тварь, уходи…

И крупная рябь превращается в едва различимые черточки. «Сучий всполох» затихает, наигравшаяся Пустота соглашается допустить цеппель к Свемле, и Галилей хватается за трубу:

– Капитан! Стоп машина!

– Пять минут! – орет Дорофеев. – Вытаскивайте мессера!

Лилиан бежит к подъемнику.

Выстрел.

Корзина идет вверх, и Помпилио промахивается. Но он понимает, что это не ветер, а движение, а потому улыбается.

Выстрел.

– Они втягивают корзину!

– Скорее! – рявкает Нестор. – Скорее!

Но грозная «Длань» слишком медлительна. Снаряды не добивают.

– Капитан, время! Точка вот-вот закроется!

– Стоп машина!

Мерса вываливается из мотогондолы, срывает с лица респиратор и счастливо улыбается. У него нет сил возвращаться на пост, нет сил сбросить тлеющую куртку и даже почувствовать боль от ожогов сил нет. Он может только улыбаться и жадно дышать. Так продолжается несколько секунд, после чего алхимик разжимает кулак и гордо смотрит на бирку: «Проверено. А. О. Мерса alh. d».

Он счастлив. Он не слабак.

Выстрел.

– Скорее! – кричит Лилиан. Ей кажется, что трос наматывается на барабан слишком медленно. Ужасающе медленно. – Скорее!!

Валентин не отвечает, он шепчет молитву, потому что сейчас от него ничего не зависит.

Выстрел.

«Хвостик» вонзается в Сферу Шкуровича, Свемла ждет, но Галилей медлит, ведь капитан сказал – пять минут. Его руки дрожат, глаза слезятся и кровоточат и уши кровоточат. Красное заливает астринг, но Галилей ждет. А потом понимает, что карта начинает терять объем – планеты расходятся…

Выстрел.

Самолет заходит сзади, открывает огонь издалека. Несколько пуль прошивают корзину, но не бамбадао. Помпилио видит отверстия, поворачивается и наводит «Трех сестер» на врага.

Выстрел.

Тяжелая пуля бьет летчика в грудь, вминает в кресло, и мертвые руки тянут штурвал на себя. Самолет забирает вверх, врезается в пуповину, связывающую корзину с цеппелем, и винт рубит трос, а трос рубит двигатель.

– Нет!! – кричит Лилиан.

Валентин белеет.

Изображение Свемлы едва различимо, и Галилей запускает второй контур астринга.

– Где мессер? – орет в трубу Базза.

– Они успели, – шепчет Нестор.

«Окно» втягивает «Амуш» в Пустоту, а корзина летит в океан.

– Где наш мессер?!

Они успели, но не все.

«Мы ушли, а он остался.

И осознание этого простого факта ударило гораздо сильнее, чем могла бы врезать Пустота. В разы сильнее. Тем более что Пустота, словно извиняясь за свою выходку, привела наш цеппель на Свемлу всего за две минуты и не показала ни одного Знака. Пустота просила прощения, но изменить ничего не могла.

Мы ушли, а он остался.

Я не видел, как рыдали принцы и Лилиан. Сам не видел, мне рассказывал потом Валентин, потому что я в это время помогал медикусу приводить в чувство Галилея. Сорок минут у астринга – это не шутка, это запредельный удар по организму, самая настоящая «злая вахта», без скидок, но Квадрига ее отстоял. Мы нашли его в коридоре – скрюченного, грызущего ногти, перепачканного кровью и блевотиной, тихо скулящего, но живого. Хасина вколол ему три кубика какой-то дряни и велел нести в каюту. Сказал, что выкарабкается. А еще Хасина сказал, что Галилей всех спас, и я с ним согласился. Все согласились, потому что если кто и мог отстоять сорок минут у астринга, то только он – приемный сын Пустоты из Тринадцатой Астрологической. Только он…

Извини, Олли, мысли путаются… Ты долго не приходил, накопилось много новостей, а до дневника я только что добрался… Извини… Не было настроения писать.

На Свемле мы не задержались, наняли астролога и прыгнули на Каату. Потом этот парень говорил, что впервые на его памяти переход прошел настолько гладко и быстро. Две с половиной минуты, и никаких Знаков. Он говорил, что Пустота нас любит. А мы кивали и молчали.

Потому что мы ушли, а он остался.

Наш мессер.

Мы распрощались с наемниками – вулениты были такими же мрачными, как мы. Мы распрощались с принцами – их встречал один из каатианских даров. Мы распрощались с Лилиан, я видел ее жениха – ничего особенного. Мы завершили все дела нашего мессера, мы доставили на Каату всех, кого он хотел спасти, и распрощались с ними.

И остались совсем одни.

Кто-то заперся в каюте, кто-то отправился пить – Базза дал сутки на отдых. Кто-то искал компанию, кто-то хотел побыть один, а лично я потратил все это время на размышления.

Я не хотел никуда идти и никого видеть.

Я должен был осознать всё, что произошло. Я должен был разобраться.

Знаешь, Олли, я пришел к выводу, что Помпилио должен был сделать то, что он сделал. И еще мне кажется, он хотел, чтобы всё закончилось именно так, он хотел сбросить с себя груз, который тащил последние годы. Помпилио не искал смерти, но и не сворачивал при виде нее. Он должен был отдать долг, который сам на себя повесил. А кому отдать – знает только Помпилио. Лингиец, адиген, прожигатель жизни, путешественник, командор, бамбадао, а также первый и последний адмирал королевского военно-воздушного флота Заграты.

Наш мессер…»

Расселившись по мирам Ожерелья, а позже – Бисера, люди надолго утратили единый календарь, каковым теперь стал календарь Герметикона. Периоды обращения планет вокруг звезд не совпадали, обитатели каждой из них считали свой мир наиглавнейшим, отказываясь привязываться к календарю соседей, а потому историю человечества принято делить на Эпохи. Данный подход весьма условен, однако ничего лучшего пока не придумано.

Включает в себя период, когда люди жили в одном-единственном Изначальном мире и лишь мечтали о звездах. К сожалению, время и события последующих Эпох практически полностью уничтожили и память об этом этапе развития человечества, и документы. В настоящее время достоверной информации об Изначальной Эпохе нет. Неизвестно даже местонахождение Изначального мира.