Отвоёванный шанс (СИ) - Пристрем Иван

В этот раз свиты вокруг матки почти не было — только четыре гвардейца и прислужники, которые её обслуживали. Поприветствовав белого трурнийца, первым делом она спросила, хорошо ли им живётся в башне.

— Хорошо, — ответил Тромонт. — Ещё пять суток назад мы и мечтать не смели о таких условиях. Однако… — он сделал короткую паузу. — Есть несколько важных деталей, которые нуждаются в решении…

— Я вас слушаю, — просто ответила матка.

Эта простота немного смутила его. От самой Матери города он этого не ожидал. Но быстро собрался с мыслями и продолжил.

— Мы очень рады вашему гостеприимству. Но мне хотелось бы, чтобы мои товарищи не раскисали от безделья. Тоска по потерянной родине и погибшим товарищам не даёт им покоя, и единственный способ отвлечься от неё — найти какое-то дело.

— Хорошо. Чем вы желаете заниматься?

— Мы хотим изучить и попробовать всё.

Королевские гвардейцы, стоявшие поблизости и слышавшие разговор, воззрились на него с удивлением и недоверием.

— У вас очень сильные амбиции… Не собрались ли вы основать свою собственную колонию?

— У вас жить хорошо, но мы…

— Да. Вы другие, — согласилась королева. — Но как вы собираетесь этим всем заниматься, если язык знаешь ты один?

— Я понимаю это. Я начал учить остальных новому языку. Пока что получается не очень хорошо, но мы стараемся…

— Что ж, хорошо… А сейчас я хочу перейти к самой важной части разговора… Дети мои, покиньте зал, — обратилась она к своей свите.

Шхрсумчхи в удивлении замерли.

— Моя королева? — недоуменно произнёс командир её гвардии.

— Покиньте зал, — повторила королева.

Никто не посмел её ослушаться. Вскоре в помещении остались только они двое.

— Я хочу поговорить об одной очень важной вещи. Скажи мне. Вы ведь понимаете, что со мной происходит?

— Вы стареете?

— Да. Я прожила уже больше тысячи лет. И я очень стара. Скоро настанет час, когда мой дух отправится на суд к Великой Матери, а тело превратится в прах. Но я не говорю об этом своим подданным.

— Многие об этом и так догадываются.

— Знаю…

— Но почему вы об этом не говорите? Они часто спорят из-за этого. Один раз на моих глазах двое чуть не передрались…

— Хугхщкхын и Пхшхртун? Да, они любят спорить. Могут даже обзываться и плевать друг другу под ноги. Но они все — мои дети, и принцип «не тронь брата» заложен у них в памяти тела.

— И всё же мне интересно, почему вы не рассказываете им всю правду.

— Ты задаёшь очень интересные вопросы… — она ненадолго замолкла, сделав многозначительную паузу. — И, возможно, я на него отвечу сегодня. Но мне интересно — что ты думаешь сам?

— Хм… — Тромонт задумался. — Вы боитесь открыть им всю правду, которую знаете?

— Ты думаешь, что я чего-то боюсь?

— Возможно, я не совсем так выразился, но…

— Не бойся. Думай, говори.

— Вы боитесь причинить боль своим детям?

— Причинить боль детям, когда многие из них уже уверены в том, что скоро я умру?

— Тогда даже не знаю… Это сложно…

— Возможно, я тороплю события. Но не кажется ли тебе, что наша беседа становится немного скучной? Ещё немного — и мой интерес может упасть ниже пола.

— Прошу прощения, если чем-то не угодил…

— А мне в какой-то момент показалось, что ты в состоянии догадаться.

— Хм… — Тромонт задумался.

Кажется, матерь Голубой цитадели начинает в нём разочаровываться. Но почему? Он что-то не так сказал? Или, возможно, в процессе разговора упустил что-то важное? Стоп! Это маловероятно — но что, если…

— Тут была какая-то загадка?

— Может быть.

— Вам… интересно это делать?

— Интересно? Да, теперь мне снова становится интересно.

— Вы специально не говорите им всё, потому что вам хочется, чтобы они думали сами?

— Потрясающе. Ты один столь умный? Или острый разум присущ всему вашему народу?

— Затрудняюсь ответить…

— Среди моих детей очень немного тех, кто умеет разбирать мои загадки. Но ты не просто разобрал — ты сломал её, как прутик.

— То есть, я прав?

— Да, ты прав. Мне действительно интересно наблюдать за ними, за ходом их мысли. Я часто вызываю их к себе по одному, и мы рассуждаем о всяком. Не поверишь, но за многие годы из моих яиц не вышло ни пары одинаковых детей. Все совершенно разные. У каждого свой ум, своя логика, свой внутренний мир, и это так завораживает…

— Вы помните всех?

— За последние полторы сотни лет — каждого. До этого — нет, конечно.

— Тогда их было слишком много?

— В молодости я несла по 10 яиц в сутки и многих своих детей видела всего несколько раз в жизни. В те прекрасные времена упомнить всех действительно было невозможно. Но я даже счастлива, что больше не могу плодить их в таком количестве. Да, сейчас их у меня очень мало — всего две тысячи сто тридцать. Но это позволяет мне проводить гораздо больше времени с ними, и с каждым я чувствую глубокую материнскую связь — потрясающее чувство, которое абсолютно неведомо молодым плодовитым королевам… По крайней мере, раз или два в год я говорю с каждым из оставшихся в живых. С некоторыми чаще — зависит от того, кто насколько высоко поднялся умом.

— Вы так откровенны со мной…

— Ваш уровень интеллекта оказался неизмеримо выше, чем я могла себе представить. Я это сразу почувствовала, а мои дети своими докладами подлили масло в огонь моего любопытства. Полагаю, нам будет что друг другу рассказать. И до каждого из твоих братьев и сестёр я тоже непременно доберусь. Особенно интересно мне будет увидеть твою удивительную синепёрую подругу.

— Чем она вас удивила?

— Вы все необычные. Но вы двое… Когда она посмотрела на меня, я почувствовала в ней такую силу, какую прежде не встречала нигде и никогда.

— Силу?

— Живую. Светлую. Чистую, как вода из горного родника… На мгновение мне показалось, что от прикосновения её взгляда я почувствовала себя немного лучше.

— Мы замечали, что с нами начали происходить странные вещи, но… Ею можно научиться управлять? — вырвалось у Тромонта.

— Не думаю, что даже я могу дать на это ответ. Сила — это живой инструмент Великой Матери. Она нигде и везде, она в каждом из нас, но никому неподвластна. Единственный способ обуздать её — это… Близким по смыслу будет «заставить сопереживать», но это не точная формулировка.

— Понятно. Всё очень сложно. А вы умеете?

— Только чувствую. Не владею. Но однажды, в молодости, встречала странного солдата из другой цитадели, который утверждал, что может ею пользоваться. И кое-что у него действительно получалось…

Разговаривали они достаточно долго. Как ни странно, Тромонт стал испытывать глубокую симпатию к этому старому и больному, но очень мудрому существу. Объём знаний и опыта, который хранился в её древней голове, был поистине неисчерпаем. И когда мать гнезда, наконец, остановила беседу, он даже немного расстроился, что не успел обсудить всё. Впрочем, он прекрасно понимал, что этот разговор и так занял очень много времени.

Раздвинув в стороны тяжёлые створки, он встретился с гвардейцами, которые молча стояли по бокам прохода, держась за оружие. Кажется, они были немного встревожены таким долгим присутствием чужака рядом с самым главным для них существом.

— Мать просит всех вернуться на обычные места, — произнёс Тромонт, проходя мимо. Потом обернулся. Шхрсумчхи молча просачивались внутрь королевского зала и занимали положенные места около матки-королевы. Солдат, который привёл его сюда, стоял рядом и вопросительно на него смотрел.

— Вас провести обратно до этажа? — спросил он после короткой паузы, шевеля антеннами. — Не подумайте, что мы вас контролируем, просто Мать велела присматривать за вами и во всём помогать.

Похоже, теперь Тромонт будет тут второй по важности персоной… Кто бы знал, что Учитель повернёт его судьбу таким невероятным образом?

— Благодарю, но путь к своим я примерно помню.

— Всё же, позвольте вас проводить. Дворец большой, и чужаку заблудиться тут проще, чем кажется.