Мэри Стюарт - Кристальный грот

Мерлин, который слышал все это, потребовал, дабы ему было дозволено состязаться с волшебниками. «Повели волшебникам твоим встать против меня, и я уличу их в том, что они солгали тебе». Король, пораженный смелостью и очевидным бесстрашием отрока, сделал по его просьбе и послал за волшебниками. К ним обратился Мерлин с такими речами: «Поскольку неведомо вам, что лежит под тем фундаментом, что возводят здесь, то дали вы совет, дабы известь, на коей возводится он, была бы спрыснута моею кровью, и тогда-де башня будет стоять незыблемо. А теперь поведайте мне, что находится под тем фундаментом, ибо есть там нечто, не дозволяющее его сложить». Но волшебники, боясь показать свое невежество, не вымолвили ни слова. Сказал тогда Мерлин (другое имя которому было Амброзий): «Милорд король, призови своих строителей и повели им рыть под башней, и откопают они там озеро, которое не позволяет стенам твоим стоять». Так и сделали, и верно было выкопано целое озеро. Мерлин тогда повелел, чтобы озеро то осушили трубами; два камня, сказал он, найдены будут на дне сего озера, и сокрыты в тех камнях два дракона, красный и белый, и спят они в тех камнях.

Когда озеро то и впрямь осушили, и были обнаружены те камни, проснулись драконы и начали биться яростно, покуда красный не победил и не убил белого. Король в удивлении спросил Мерлина, что сие значит, и Мерлин, возведя глаза к небу, предрек приход Амброзия и смерть Вортигерна. На следующий день ранним утром Аврелий Амброзий высадился в Тотнесе, что в Девоне.

После того, как Амброзий покорил Вортигерна и саксов и был коронован, и стал королем, он созвал лучших строителей со всех концов страны и попросил их соорудить здание, равного которому прежде не видывали, в память о своих победах. Никто не мог помочь ему, пока Треморинус, архиепископ Каэрлеонский, не присоветовал королю послать за Мерлином, пророком Вортигерна, самым умным человеком в королевстве, «будь то предсказания того, чему предстоит сбыться, или будь то создание преискусных устройств». Амброзий тут же послал гонцов, нашедших Мерлина в стране Гвент, у источника Галапаса, где он обычно обитал. Король принял его с почестями и сначала предложил ему предсказать будущее, но Мерлин ответил:

«Тайны такого рода было бы неосмотрительно открывать, кроме как в горькой нужде. Ибо если я стану открывать их с легкостью или для развлечения, дух, что открывает их мне, онемеет и покинет меня в час нужды».

Потом вопросил его король о увековечении его побед, но когда Мерлин посоветовал ему послать за «Танцем Великанов, что на Киллейре, горе в Ирландии», Амброзий рассмеялся, говоря, что невозможно сдвинуть с места камни, которые были, как то всем ведомо, поставлены там великанами. Наконец короля уговорили послать туда брата своего Утера с пятнадцатью тысячами человек, чтобы победить Гилломана, короля Ирландии, и привезти Хоровод.

Армия Утера победила, но когда воины попробовали разъединить огромный круг камней на Киллейре и опустить их вниз, то не смогли даже сдвинуть их. Когда же после многих усилий признали они свое поражение, Мерлин собрал свои собственные машины и при помощи их легко уложил камни на землю, и перенес их на корабли, и доставил их на то место неподалеку от Эймсбери, где решено было установить их. Там снова собрал Мерлин свои машины и возвел киллейрский Хоровод Великанов в Стоунхендже в точности так же, как стоял он в Ирландии. Вскоре после этого появилась на небе огромная звезда, обликом похожая на дракона, и Мерлин, зная, что говорит она о близкой смерти Амброзия, горько возрыдал и предрек, что королем станет Утер и что править он будет под знаком дракона, и что породит Утер сына — «чрезвычайно могучего властителя, коего могущество превзойдет всех иных правителей, чьи королевства лежат под лучами той звезды».

На следующую Пасху, на пиру по случаю коронации, король Утер влюбился в Игрейну, супругу Горлойса, герцога Корнуэльского. Он стал расточать ей знаки внимания, к соблазну всего двора, она же никак не отвечала на них, однако супруг ее, вознегодовав, покинул двор, не испросив разрешения и, забрав с собой свою жену и вооруженную стражу, возвратился назад в Корнуолл. Утер в гневе приказал ему вернуться, но Горлойс отказался подчиниться. Тогда король, разгневавшись безмерно, собрал армию и вступил в пределы Корнуолла, сжигая города и замки. У Горлойса недоставало сил противостоять ему, потому он поместил свою жену в замок Тинтагел, самую надежную из крепостей, а сам приготовился защищать замок Димилиок. Утер немедленно осадил Димилиок, поймав там Горлойса с его войсками в ловушку, пока сам он искал какой-нибудь способ проникнуть в замок Тинтагел, чтобы овладеть Игрейной. Через несколько дней спросил он совета у одного из своих знакомцев по имени Ульфин. «И дай мне потому совет твой, каким образом могу я удовлетворить свое желание, — сказал король, — ибо если не удастся мне это, то я непременно умру от горя». Ульфин, сказав ему то, что король и так уже знал — что Тинтагел неприступен — предложил послать за Мерлином. Мерлин, тронутый непритворными страданиями короля, обещал свою помощь. Посредством волшебства он придал Утеру сходство с Горлойсом, Ульфину — с Иорданом, другом Горлойса, а себе — с Бритаэлем, одним из полководцев Горлойса. Втроем выехали они в Тинтагел и привратник впустил их. Игрейна приняла Утера за мужа своего герцога, была с ним приветлива и разделила с ним ложе. И возлег Утер в ту ночь с Игрейной, «и не отказала она ему ни в чем, чего он только ни желал». И был в ту ночь зачат Артур.

А тем временем у Димилиока разгорелось битва, и Горлойс, отважившись дать сражение, был убит. Поведать Игрейне о смерти ее мужа в Тинтагел были отправлены гонцы. Когда они нашли «Горлойса» совершенно целого и невредимого у Игрейны, то потеряли дар речи, но король признался тогда в обмане, к которому прибег, и через несколько дней взял за себя Игрейну замуж.

И правил Утер Пендрагон еще пятнадцать лет. В эти годы не виделся он с сыном своим Артуром, ибо оный в ту же ночь, когда родился, вынесен был к потайной калитке в Тинтагеле и передан на руки Мерлину, который в тайне воспитывал ребенка, пока не пришло для Артура время наследовать трон Британии.

Но протяжении всего долгого правления Артура Мерлин давал ему советы и всячески помогал. Когда же Мерлин состарился, он до безумия влюбился в молодую девушку, Вивиану, которая уговорила его, в обмен на свою любовь, обучить ее всем магическим искусствам. Когда он сделал так, она наложила на него заклятье, которое связало его и усыпило; кто говорит, что случилось это в пещере неподалеку от рощи боярышника, другие верят, что в хрустальной башне, а кто утверждает, что скрыт он только окружающим его сиянием света. Он проснется тогда же, когда проснется и король Артур, и вернется в час, когда снова понадобится своей стране.

Ни один романист, решивший обратиться к эпохе Темных веков Британии, не осмелится выйти в свет, не изложив своих соображений по поводу Проблемы Наименований. Общепринято излагать причины выбора и использования тех или иных названий, а я одновременно и более, и менее виновна в непоследовательности, чем большинство других авторов. В период истории, когда кельты, саксы, римляне, галлы и бог знает кто еще перемещались во всех направлениях по бурлящей и разделенной на королевства Британии, у каждого места должно было быть по меньшей мере три названия, и вряд ли можно с точностью сказать какое название употреблялось в какое-то конкретное время. На деле же «конкретное время» рождения короля Артура приходится на период где-то около 470 г. н. э., а конец пятого века — один из самых темных периодов британской истории. В дополнение к этой мешанине я использовала в качестве источника повествования полумифологическое, романтическое описание, созданное в Оксфорде в двенадцатом веке валлийцем (или, возможно, бретонцем), который приводит названия мест и имена людей с тем, что можно назвать постнорманским акцентом, с оттенками церковной латыни. Поэтому в моем повествовании читатель найдет Винчестер наряду с Рутупиями и Динас Эмрисом и жителей Корнуолла, Южного Уэльса и Бретани вместо думнониев, деметов и армориканцев.

Первым принципом, которому я следовала в употреблении названий, было простое стремление сделать рассказ понятным. Я хотела где возможно избегать раздражающего расширения глоссария, при котором читатель должен либо отложить книгу и заглянуть в список названий, либо решить продолжать чтение не отвлекаясь и, как следствие, мысленно заблудиться. А читателям-небританцам это доставит еще больше неудобств; они ищут в глоссарии Каллеву, находят, что это Силчестер, и по-прежнему ничего не понимают, пока не посмотрят на карте. Страдает и изложение. Поэтому где только возможно было выбирать из нескольких имен, я старалась использовать то, которое сразу вводило читателя в русло рассказа: для того я иногда заставляла рассказчика перечислить все относящиеся к этому месту названия, включая даже и современное — там, где оно звучало не очень не к месту. Например: «Мэсбели, неподалеку от Крепости Конана, или Каэрконана, который зовут иногда еще Конисбургом». В других случаях я бывала более деспотична. Разумеется, в повествовании, английский язык которого в воображении читателя должен ассоциироваться с латынью или кельтским языком, на котором говорили в Южном Уэльсе, было бы педантизмом писать Лондониум там, где совершенно очевидно имеется в виду Лондон; я использовала также и современные названия мест, таких как Гластонбери, Винчестер или Тинтагел, потому что эти названия хотя и происходят из эпохи Средних веков, так богаты ассоциациями, что вполне употребимы в контекстах, где очевидно было бы невозможно употребить более связанные с современностью названия, такие, как, к примеру, Манчестер или Ньюкасл. Эти правила, разумеется, не следует считать какой-то критикой принципов работы других писателей; каждый работает так, как того требует сама работа; и поскольку работа эта представляет собой своего рода тренировку воображения, к которой никто не станет относиться как к достоверному историческому источнику, я позволила себе руководствоваться правилами поэзии: то, что сочетается просто и естественно и лучше всего воспринимается на слух, и есть самое лучшее.