Сергей ГОРОДНИКОВ - Разведчик

Вождь был само гостеприимство. Прервав рассказ, он из надрезанного, похожего на тыкву плода наполнил вязкой ароматной жидкостью вырезанную из коричневого дерева чашку и протянул её Ивану. Вторую чашку, наполненную затем из того же плода, он опустил на шкуру возле себя. Иван не притрагивался к своей, всматривался в собеседника, прикидывал, насколько следует доверять недавним уверениям в раскаянии, которые расточал ему вождь, вряд ли способный отказаться устроить Елене ещё один побег из монастыря.

– Так ты говоришь, – спросил он небрежно, – только протоптанной ящерами Тропою Дракона можно попасть к берегу моря и к перешейку? Это единственный путь на остров?

Вождь ответил не сразу, что-то прикидывал.

– Под водой у берега острова множество острых Зубьев Дракона и проклятых богами драконьих слуг, – наконец сообщил он, доверительно наклоняясь к Ивану, как если бы решился открыть ему главные тайны племени. – Так говорится в наших преданиях. И я им верю. Ни одной лодке моего племени не удавалось целой подплыть к острову или отбиться от тварей, что всплывают там.

Зубьями Дракона он называл рифы, решил Иван. Сказанное вождём походило на правду, он сам хорошо помнил, как спасательная лодка раскололась о подводный риф, брошенная на него яростной волной. Иван слегка нахмурился. Ему здорово повезло, что он не видел никаких тварей, о которых упомянул вождь, – очевидно, буря загнала их на глубину.

Вождь не отрывал от его лица сощуренных глаз, хищником наблюдал за ним и как будто догадывался, о чём он подумал. Ивану не понравилась мелькнувшая в его чёрных глазах прежняя наглость. Вождь быстро отвёл их, поднял свою чашку и сделал из неё глоток, видом показывая, де, понимает опасения гостя быть отравленным. Он молчал и больше не сдерживал ухмылку, откровенно ждал, посмеет ли отпить из другой чашки его собеседник. Иван принял вызов, посмел, чтобы не дать повода этому дикарю решить, что тот способен хоть в мелочи восторжествовать над пришельцем. Жидкость не понравилась ему, и он опустил чашку на шкуру. После его глотка вождь продолжил рассказ.

Из насыщенного вымыслами о сверхъестественных явлениях и невероятных силах рассказа выходило следующее. Однажды, долго охотясь, он со старшим из сыновей и двумя телохранителями оказался на Тропе Дракона в жаркий полдень. Оказался случайно, так как в это время живые существа появлялась там очень редко. Обычно к полудню члены его племени покидали устраиваемые на Тропе засады, возвращались к другим занятиям. Вдруг обнаружив на Тропе странные, но похожие на человеческие следы, он решил сам выяснить, кому они могли принадлежать. Если следы были оставлены чужаками, которые проникли на его землю, их надо было, смотря по обстоятельствам, убить или взять в плен.

Вождь, его сын и оба телохранителя вскоре догнали небольшой отряд стройных мужчин, направляющийся в сторону моря. Все в отряде были в тёмных шлемах и в длинных чёрных плащах, а четверо несли плотно завешенные серебристой тканью носилки. Впервые у вождя пропала уверенность в надёжности дротиков и отравленных стрел, и он не мог объяснить этого. У него хватило сообразительности не нападать на странных чужаков и ограничиться слежкой, скрытной даже для птицеящера.

Неожиданно из носилок выпала плоская белоснежная камея с прицепленной к ней золотой цепочкой. Никто в отряде не заметил этого. Когда отряд ушёл вперёд, настороженный вождь бесшумно выбрался из зарослей и подобрал выпавшую из носилок камею. На белом камне чётко и выпукло изображалась голова женщины. Впечатление от её красоты и чего-то необъяснимого в ней поразило вождя, его сына и телохранителей. Пока они рассматривали камею, с вождём и его людьми произошло то, чего никогда не случалось за прежнюю жизнь. Ни он, ни его помощники в охоте не поняли, каким образом к ним неслышно приблизился некто, в чьём описании Иван узнал монаха. Вмиг ощетинившись дротиками, они почувствовали, что монах не был живым существом, и в безмолвном изумлении выслушали переданную им волю рождённой от бога женщины. Высказав эту волю, монах тут же оставил их, торопливо удалился туда, где пропал из виду необычный отряд.

– Её Слуга сказал, чтобы мы ожидали божественную госпожу ровно через двадцать солнц. – Произнося это, вождь пронзительно всматривался в лицо Ивана. – Но мы её ждали ещё три дня.

Последние слова Иван едва слышал. Обе руки онемели, перестали ему подчиняться, и он старался не выказывать растущего беспокойства. Однако вождь догадался о его состоянии, оскалился в ухмылке и развязно поднялся.

– Сок чанса лишает руки подвижности, и в течение нескольких дней они засыхают, – сверху вниз объявил он Ивану. – Откуда тебе было знать, что я выпил противоядие?

Он расхохотался перехитрившим врага победителем.

Вождь был уже осведомлён, как снять с безвольной руки Ивана рукав дополнительных мышц, и ему удалось это сделать. Сидя на корточках рядом с беспомощным противником, он с благоговением перед источником непонятной силы медленно повертел рукав, осторожно разглядывая и ощупывая перчатку.

– Так в этом была причина твоей непобедимости? – Задал он негромкий вопрос, не глядя на Ивана. – Она рассказала мне... – И он внезапно исказился лицом от вспышки ярости, в лицо ему жёстко прохрипел. – Эта женщина не твоя! Она моя!

– А-а-а! Горе! – донеслось пронзительное женское причитание от дальнего края поляны.

Оттуда послышался крик бегущего и приближающегося молодого воина:

– Убиты! Убиты оба сына вождя!

Всё ограждённое высоким частоколом поселение обезлюдело. Оно будто вымерло, оставленное и теми членами племени, которые не ушли на охоту. От возвышенности, где оно расположилось, и стар и млад поспешали широкой тропинкой среди высоких зарослей к лужайке с небольшим озером посредине.

Озеро иногда нехотя бурлило. Над его поверхностью вяло стлался ковёр белесого пара, золотисто пронизанного солнечными лучами ясного утра. Гордо отстраняясь от зелени непроходимой чащи, которая широко окружала лужайку, могучее дерево с переплетающимися ветвями одиноко росло поблизости от облизываемого паром берега озера. Безветрие как будто омертвило мелкую бессчётную листву, под своей шапкой укрывающую головы сыновей вождя. Старший вогнал в живот брату короткую пику, надёжно пригвоздив его к морщинистому стволу. Но и младший успел своей пикой насквозь проткнуть старшего. Мертвые, оба стояли вплотную к стволу, прижимались один к другому, точно до последней искры жизни каждый боялся, что другой вырвется и убежит.

Притихшие туземцы безмолвно толпились на лужайке, и никто не смел подойти к дереву. Они расступились, пропуская к нему своего мрачного вождя, чтобы сразу же сомкнуться за его спиной. Все напряжённо ждали, как он себя поведёт, что последует, когда он увидит гибель сыновей.