В. Эфф - По ту сторону

Следователь ехидно спросил.

— А бомба?

— Какая бомба?

— Та, чертеж которой был отобран у вас полисмэном.

Несмотря на страх, тревогу и беспокойство за свою судьбу, Жозеф от души расхохотался.

— Да ведь это калориметрическая бомба.

Следователь строго посмотрел на Жозефа Делакруа и нахмурил брови.

— Меня совсем не интересует система и устройство вашей бомбы. Я желаю знать: для чего вы ее предназначали?

— Чорт возьми, — сказал решительно Жозеф, — конечно, для калориметрических исследований и в первую очередь для точных определений теплотворной способности битуминозных углей…

Недоверчивая усмешка скользнула по лицу следователя.

— Можете ли вы, — спросил он, подумав, — указать лицо, которое удостоверило бы правдивость ваших слов. Вы, кажется, говорили, что вы сотрудник Джемса Хьюлетта?..

И следователь раскрыл телефонную книжку.

С быстротою молнии в голове Жозефа промелькнула мысль, — о том, что Хьюлетт, очевидно, находится сейчас далеко за пределами слоя Хивисайда.

— Бесполезно звонить профессору, — сказал он. — Его сейчас нет в Нью-Йорке.

— А где он?

— Этого я не могу вам сказать… Но я укажу вам другое лицо, которое может засвидетельствовать вам мою правоту…

Жозеф колебался несколько мгновений, потом закончил:

— … это лицо Генри Броун, Пятая Авеню, Броун-Билдинг…

Следователь привскочил на стуле.

— Броун! Генри Броун, на заводе которого вы пытались провоцировать стачку?

— Я вам сказал уже, что никаких стачек я не устраиваю. Потрудитесь позвонить Броуну и справиться у него обо мне…

………………………………….

— Алло, — сказал Броун, снимая трубку с рычага. — Что? полицейское бюро? Да, я Генри Броун. В чем дело?

Переложив трубку из одной руки в другую, мистер Броун потянулся за сигарой.

— Как же, очень хорошо знаю, — ответил он на вопрос, заданный по телефону. — Это форменный разбойник. Что? На консервном заводе в Нью-Джерсее? Нет, этого я не знал, но охотно допускаю, что это именно он. Я никогда не доверял иностранцам, а этот Делакруа всегда казался мне подозрительным…

Броун затянулся и тонкой струйкой выпустил ароматный клуб дыма.

— Мне говорили о том, что он работает у Хьюлетта, — продолжал он отвечать следователю. — Я не допускаю, что это может и не соответствовать действительности. Индийский вождь наверное тоже не вождь, а прохвост… Ну да, шоффер моей дочери… Нет, это не имеет отношения к стачке. Что? Вы арестовали его на месте преступления. Тогда рекомендую вам запирать его покрепче… Я же вам сказал — это продувная шельма… Да. Всего хорошего.

Генри Броун откинулся на спинку глубокого кожаного кресла и с чувством полного удовлетворения произнес:

— Очень рад, что он, наконец, попался… Боже мой, а Нора хотела выходить за него замуж… Нет, теперь я знаю, кто он такой.

Профессор Хьюлетт с трудом поднялся, выругался, потер ушибленные при падении места и, стараясь ориентироваться в господствовавшем мраке, добрался до выключателя и повернул его.

Мягкий электрический свет залил ракету.

Раздалось три восклицания.

Профессор, однако, не обратил на это внимания и бросился к окошку, чтобы определить, где находится ракета.

Изумлению его не было границ, — прорезая облака, ракета мчалась в свободном эфире все вверх и вверх, забирая все больше высоту, стремясь в необозримое пространство навстречу планетам и звездам.

Висевшие на стене инструменты — изобретение профессора — показывали значительную высоту.

Ракета двигалась спокойно, без всяких толчков, не встречая никаких препятствий на своем пути.

Тогда профессор Хьюлетт понял, что слепая судьба решила не так, как он задумал, и что вместо его ассистента — Жозефа Делакруа — ему самому, профессору Хьюлетту, пришлось покинуть пределы земли и что сейчас он мчится с головокружительной быстротой куда-то в межпланетное пространство, навстречу неизвестности.

Флегматичного профессора это не особенно огорчило, пожалуй, даже наоборот, обрадовало, и в голове его моментально родились всякого рода планы об использовании этого неожиданного полета.

Примирившись таким образом с фактом, профессор Хьюлетт обратил тогда внимание на свою случайную спутницу по полету — на очаровательную мисс Элинору Броун.

Завзятая спортсменка, привыкшая ко всякого рода случайностям и неожиданностям, Элинора умела легко выходить из всякого положения; ничто ее не удивляло и не поражало. Когда зажглось электричество, она встрепенулась, поудобнее уселась на диване, оправила юбку, вынула из сумочки крохотную пудренницу и, глядясь в зеркало, стала пудриться.

Не трудно представить себе ее удивление, когда она в зеркальце увидела позади себя молодого человека, совершенно ей незнакомого, по внешнему виду не подходящего к тому кругу, в котором она вращалась.

Это был человек лет 25–30, высокий и стройный, смуглый, с красивыми и резкими чертами лица, черными вьющимися волосами и живыми карими глазами. Одет он был очень скромно, как рабочий, но его лицо было одухотворено, а вся его фигура дышала энергией и решимостью.

Но сейчас он был растерян и, видимо, не знал, что ему надо делать.

Профессор Хьюлетт тоже заметил его и недоуменно обратился к нему.

— Вы… откуда вы взялись? — пролепетал он в крайнем изумлении, с трудом подыскивая слова.

Этот вопрос еще более смутил незнакомца, который бросился к Хьюлетту со словами:

— Ради всего, что вам дорого, не выдайте меня! Меня преследуют… За мной по пятам гонится полиция… Давно следят за мной… Они готовы были уже настигнуть меня, но я увидел ваш строющийся дом и решил забраться в него, так как при виде лесов я подумал, что здесь, в этом лабиринте досок, мне удастся скрыться от преследователей… Я революционер и мне грозит тюрьма, а быть может и кое-что похуже… Я быстро поднялся на леса и, увидя стальной корпус, решил забраться внутрь, полагая, что меня здесь не найдут…

К несчастью, я поскользнулся и полетел вниз…

Я очень извиняюсь, что непрошенный ворвался к вам и нарушил ваше тэт-а-тэт… Но обстоятельства, вы понимаете, принудили меня к этому…

Еще раз обращаюсь к вам с просьбой: не выдайте меня!

Это обращение звучало до того наивно и так странно не вязалось с положением, в котором они находились, что профессор Хьюлетт не мог не расхохотаться. Он засмеялся и хохотал долго раскатистым смехом.

Незнакомец не понял смеха профессора и с вопросом и вместе с укоризной смотрел на него.