Фриц Лейбер - Серебряные яйцеглавы

Гаспар знал все эти слова наизусть так же, как и то, что все они были неправдой, за исключением той детали, что сексуальные поползновения он молол целых семь смен. Он никогда не покидал Землю, не был в Париже, не занимался никаким спортом опаснее пинг-понга, у него никогда не было более экзотичной работы, чем конторщик, и даже глупейшего, стоящего упоминания психоза.

Что же касается «собранного материала», то главным его воспоминанием были пронизывающие стереоогни и модель-лесбиянка, постоянно жалующаяся на запах у него изо рта и посылающая своим нежным беспокойным бюстом приглашения мужеподобной даме-фотографу. Конечно, сейчас, когда появилась Элоиза Ибсен, Гаспар вынужден был признать, что она одна вполне могла заменить, по крайней мере, троих женщин.

Да, реклама на обложке была неправдой. Гаспар знал ее наизусть и все-таки с удовольствием перечитывал, стоя у киоска и вновь смакуя каждый нюанс ее отвратительно-льстивого обаяния.

Он уже было протянул руку к мерцающей книге — девушка на обложке готовилась сорвать свою последнюю фиолетовую принадлежность туалета, — как откуда-то сбоку вырвался горяче-красный ревущий и вонючий язык пламени, и маленький мирок секскуколки в одно мгновение почернел. Гаспар отпрянул, все еще пребывая в тумане своих грез, хотя они уже обернулись кошмаром. В три секунды веселенькое книжное деревце превратилось в скукоженный костяк со сморщенными черными плодами. Пламя погасло, и раскаты грубого убийственного смеха заменили его рев. Подсознательно Гаспар узнал это драматическое контральто.

— Элоиза?! — все еще не веря глазам, крикнул он.

Впрочем, вопрос казался неуместным, ибо это действительно была его мастер-любовница, которая, как он думал, в данный момент набиралась полового влечения в постели. Ее крупные черты были искажены дьявольским ликованием, волосы разметались, как у фурии, ее пышные формы рвались из джинсов и длинной рубашки, правая рука размахивала зловещим черным шаром.

Возле нее стоял Гомер Хемингуэй, бритоголовый мастер-писатель, которого Гаспар всегда считал неуклюжим олухом, хотя Элоиза с недавнего времени взяла моду повторять его тупые короткие замечания. Отличительной чертой наряда Гомера была вельветовая охотничья куртка, обвешанная гигантскими хлопушками, и широкий пояс с болтающимся на нем топором в чехле. Волосатой лапой он сжимал дымящийся ствол огнемета.

А за спинами упомянутой парочки маячило еще двое крепких писателей по найму в полосатых свитерах и темно-синих беретах. Один держал баллон огнемета, а другой — автомат и знамя на коротком древке с черной надписью «30» на сером фоне.

— Что вы творите, Элоиза? — все еще в шоке, весь дрожа, спросил Гаспар.

Его валькирия страсти уперла кулаки в бедра.

— То, что нужно, ты, лунатик! — ухмыльнулась она. — Вынь бананы из ушей! Раскрой зенки! Пошевели своим умишком!

— Но зачем вы жжете книги, дорогая?

— Ты называешь эти машинные помои книгами? Червяк! Пресмыкающееся! Разве тебе никогда не хотелось написать что-нибудь по-настоящему свое? Что-нибудь возвышенное?

— Конечно, нет, — истерично выкрикнул Гаспар. — С чего бы вдруг? Дорогая, ты мне не сказала, зачем вы сжигаете?..

— Это только предвкушение! — рявкнула она в ответ. — Символ! — Ее ухмылка снова приобрела дьявольское выражение. — Настоящие разрушения еще впереди! Идем, Гаспар, ты можешь помочь. Отбрось врожденную лень и поиграй в мужчину!

— Помочь в чем? Дорогая, ты же так и не сказала…

— Тратишь время, детка, — перебил Гомер Хемингуэй, едва удостоив Гаспара презрительно-отсутствующего взгляда.

— А что это за чугунный шар у тебя в руке, Элоиза? — игнорируя Гомера, поинтересовался Гаспар.

Вопрос, казалось, привел его атлетическую фурию в восторг.

— Ты же читаешь много книг, правда, Гаспар? Когда-нибудь читал о нигилизме и нигилистах?

— Не могу этого сказать, дорогая.

— Ну так прочтешь, родимый, прочтешь. Фактически уже сейчас ты можешь узнать, что значит быть одним из них. Дай ему свой топор, Гомер.

Гаспар внезапно вспомнил разговор с Зейном Гортом.

— Э, народ, так вы бастуете? — недоверчиво спросил он. — Элоиза, ты никогда и словом не обмолвилась…

— Конечно, нет! Я не могла доверять тебе. У тебя много слабостей, особенно к словомельницам. Но сейчас у тебя есть шанс утвердиться. Возьми топор Гомера.

— Да посмотрите, люди, вы не сможете применить насилие, — серьезно заволновался Гаспар. — Проспект набит роботами-наемниками.

— Ну, они нас не волнуют, парень, — загадочным тоном произнес Гомер Хемингуэй. — Мы кое-что знаем об этих жестяных извращенцах. Если это все, что тебя тревожит, парень, хватай топор и развороти-ка парочку словомельниц.

— Разворотить словомельницы?! — Гаспар ахнул с таким изумлением, словно произнес кощунственные фразы: «Убить папу римского?», «Отравить озеро Мичиган?» или «Взорвать Солнце?»

— Да, разворотить словомельницы! — рыкнула его прекрасная людоедка. — Быстрее, Гаспар, выбирай! Ты — настоящий писатель или штрейкбрехер? Ты герой или издательский стукач?

На лице Гаспара появилось выражение крайней решимости.

— Элоиза, — твердо сказал он, подходя к ней, — мы сейчас же отправимся вместе домой.

Огромная волосатая лапа схватила его и швырнула на каучуковый тротуар.

— Леди пойдет домой, когда придет время, парень, — зловеще заявил Гомер Хемингуэй. — И со мной.

Гаспар вскочил и попытался нанести боковой удар с разворота, но был отброшен ленивым тычком в грудь, который заставил его задохнуться.

— И ты называешь себя писателем, парень? — с удивлением проговорил Гомер, проводя еще один удар, мгновение спустя выключивший сознание Гаспара. — Да ты и близко возле них не стоял.

Сияя бирюзовыми костюмами с опаловыми пуговицами, «папаша и сынок» самодовольно стояли у словомельницы. Писатель с дневной смены так и не появился. Охранник Джо спал прямо под табельными часами. Остальные посетители разбрелись. Откуда-то появился розовый робот и тихо пристроился на табурете в дальнем углу сводчатой комнаты. Его захваты двигались так, что казалось, будто он вяжет.

Отец. Ну вот, сынок. Посмотри-ка на это. Ну, ну, не нужно так запрокидывать голову.

Сын. Она большая, папа.

Отец. Действительно. Это словомельница, сынок, машина, которая пишет художественные книжки.

Сын. Она пишет мои книжки с рассказами?

Отец. Нет, она пишет романы для взрослых. Гораздо меньшая по размеру машина — почти твоего роста — пишет для маленьких…