Чёрный лёд (СИ) - "Skybreaker"

Хвосты гурров колотили в лед, окрасившийся в цвет кхрочьей крови. Он был черным.

— Все за мной! — Роно отдал приказ о выдвижении и вся армия, воодушевленная своей победой, сорвалась с места и направилась в сторону скалы, с которой все однажды началось, и на которой все должно будет закончиться.

Груки появились на горизонте. Они быстро приближались и были настроены решительно.

— Уходите! Уходите! — кричал изо всех сил Моа, — Ксаф, пожалуйста, умоляю тебя, сделай хоть что-нибудь! Скажи им, чтобы они уходили отсюда как можно скорее!

Ксаф не говорил ничего. Подгоняемый стражниками, он медленно плыл по воздуху, накрытый сетью из корней фухсы.

Груки не сопротивлялись. Сбросив все панцири, они сделались полностью уязвимыми. Прижимаясь друг к другу голыми телами и ощущая тепло друг друга, они приняли смерть, как единое целое.

Толпа, вкусившая вкус расправы над противником, ликовала. Они подошли к Черному когтю в полной готовности уничтожить любого, кто встанет у них на пути. Немного успокоившись, они выжидали, когда враг атакует. Роно приказал всем стрелкам зарядить духовые иглы и приготовится к обороне. Но враг никак не собирался атаковать. Что-то было не так.

Роно отдал приказ окружить скалу, а сам с группой из 200 солдат отправился в самый центр. Их встретила все та же пустая белоснежная поляна и черные пустоты пещер. Вокруг было тихо. Ни единого признака присутствия врага не было видно. Тогда они отправились на поиски. Постепенно подтянулись и остальные. Несколько сотен гурров прочесывали лабиринты пещер до позднего вечера, пока наконец не выбрались все на поляну. Никто никого не видел. Пещеры некогда полнившиеся кхроками и груками опустели и растеряли все признаки жизни.

Роно не мог понять, в чем дело, ярость переполняла его. Он отправился к Моа и Ксафу, чтобы еще раз спросить, куда подевались все остальные кхроки и груки, но в ответ получил лишь молчание.

— Можете молчать сколько угодно! Мы все равно найдем всех остальных и убьем!

— В этом нет необходимости. Вы и так всех уже убили, — медленно проговорил Ксаф, — поздравляю с победой, — слова его, как камни сорвавшиеся со скалы, тяжелыми ударами ложились на лед, — надеюсь, что теперь ты доволен, Роно.

Правитель гурров не был доволен. Он планировал истреблять своих клятых врагов сотнями, а получил всего несколько десятков, которые даже не дали никакого отпора. И все же день уже подходил к концу, солдаты устали и бездумно ходили взад-вперед, все были голодны и хотели спать.

— Кхроки и груки сбежали! Они испугались нашей мощи. Наша армия оказалась настолько сильной, что один ее вид заставил их бежать, не оглядываясь. Мы непременно найдем их всех до последнего и еще возьмем свое. Сейчас мы вернемся домой и отпразднуем нашу победу. Вы это заслужили!

По перепачканному кровью льду гурры добрались домой и уснули сном победителей.

Моа утратил веру в свое племя. Иллюзорное представление о гуррах, как о справедливых и добрых существах, рассыпалось на мельчайшие осколки. Теперь он видел реальность такой, какой она была на самом деле, а не такой, как ему хотелось ее видеть. Он смотрел на гурров, которые праздновали победу и ему становилось дурно от этого зрелища. Он раз за разом вспоминал кровавые ошметки, размазанные по обширной территории, и не мог понять, почему то, что вселяло в него первобытный ужас, для всех остальных служило поводом для праздничного настроения. Что изменилось в них и заставило быть такими? Или они были такими всегда и это он не замечал этого? Он молчал и с каждым днем все глубже погружался в себя. Общение с другими его не интересовало. Он не хотел общаться с теми, кто убивал его друзей, не испытывая никаких угрызений совести и даже не задумываясь о том, что это могло быть ошибкой. Члены его семьи, его бывшие знакомые и друзья, все они были запятнаны кровью. Они были убийцами, с которыми он не хотел иметь ничего общего. Последняя надежда была на Ксафа, но он так и не появлялся. С тех пор, как его изгнали из племени, его больше никто не видел.

Все видели отстраненность Моа, но не обращали на нее никакого внимания. Он был таким же изгоем в их глаза, как и Ксаф, который после недавних событий слыл в племени предателем целого рода. Некоторые даже хотели, чтобы Моа изгнали из племени вместе с ними, чтобы он не портил всеобщую атмосферу, но Роно приказал оставить его дома на перевоспитание. Он считал, что его дурные мысли можно изгнать из него. Думал, что они пройдут бесследно. Нужно просто лишить его главного источника неверных мыслей и со временем он снова станет одним из гурров и будет мыслить, как они. Время шло, но этого не происходило. Вскоре про Моа все забыли и то, что с ним происходило, перестало всех хоть сколько-нибудь волновать. У племени были дела поважнее. Политическая, экономическая, технологическая жизнь его развивались не по дням, а по часам. Собранные в одном инфополе гурры беспрестанно общались друг с другом, делились своими идеями, развивали и улучшали их, их понимание себя и жизни росло вместе с их амбициями. После сокрушительной победы над кхроками и груками они возомнили себя властителями белых льдов. Сдерживающий фактор, что раньше мешал их гордыне расти, исчез, а вместе с ним исчезли и все стопоры. Теперь ничто не мешало им объявить себя повелителями всего белого льда и присвоить себе все его богатства. От былой сдержанности и скромности не осталось и следа.

И все же Роно был несчастлив. Зияющая дыра в его Оро становилась все больше. Легкая победа не могла удовлетворить его потребность в отмщении. Он желал большего. Каждый день он отправлял отряды гурров на поиски бежавших кхроков и груков, и каждый раз они возвращались ни с чем. Это доводило его до кипения, он стал раздражительным и часто вымещал свою злобу на подданных. Все чаще он мог позволить себе крикнуть на подчиненного и едва сдерживал себя, чтобы кого-нибудь не ударить. Гурры начали побаиваться его и сторонились, не желая вызвать на себя его гнев, и это злило его только сильнее. Он не мог понять, почему никто не разделяет его желание добиться абсолютной справедливости. Он не мог понять, почему все удовлетворились так просто, растоптав две жалкие кучки врагов. Это и сражением нельзя было назвать. Война, которая закончилась за один день, не могла называться войной, а, следовательно, не могла быть поводом для гордости. И все же других, казалось, такой расклад более чем устраивал. Даже другие старейшины снова и снова повторяли Роно, что как правитель своего народа он очень преуспел. Его военные успехи снискали ему славу и уважение среди подданных, и что ему пора успокоится и подумать о будущем. Но он не мог этого сделать. Знал, что это нужно, но не мог, как бы он ни старался. В итоге его одержимость, которая мотивировала его жить все эти годы, теперь отнимала всякую радость у этой жизни. Потеряв врага, он лишился смысла жизни и безуспешно пытался обрести его вновь.

В это же время жители Всегуррона активно развивали его инфраструктуру. Каждый день они приходили к Роно, чтобы согласовать с ним нововведения. Порой, наблюдая за их энтузиазмом, Роно испытывал что-то вроде привкуса былой жизни, но это чувство проходило так же быстро, как и появлялось. Чисто механически он выслушивал предложения лучших ученых умов и бездушно соглашался со всеми из них. Пусть себе делают все, что угодно, лишь бы это только не навредило никому.

Из цепких лап апатии его вырвали новости, которые принес отряд разведчиков:

— Уважаемый Роно, тебе это будет наверняка интересно. Мы видели Ксафа неподалеку от Черного когтя.

— И что он там делал? — взволновано спросил Роно командира отряда. Несколько раз он думал, что совершил ошибку, изгнав его из города. Он мог и наверняка обладал сведениями о том, где скрывались оставшиеся кхроки с груками.

— Мы не знаем, повелитель, — растеряно ответил тот, — мы хотели проследить за ним, но он скрылся меж скал и больше мы его не видели.