Обратный отсчет: Тлакантский синдром - Токацин

Он отошёл от «входа» ещё на пару метров и сел на выщербленный камень. Потом лёг. После больничных коек гранит не казался запредельно твёрдым. Сармат перевернулся набок, подсунул руку под голову, прижал к груди сфалт и прикрыл глаза.

Проспал он недолго — свет, льющийся в пролом, ещё не начинал тускнеть. Сармат хотел снова закрыть глаза, но случайно покосился на блестящие жёлтые пятна на груди — оголённый ипрон. Белые щитки «атомщика» содрали, нижний слой брони остался открытым. «Не дело,» — сармат нехотя сел. «Исцарапается. Скафандр мне ещё нужен…»

Те, кто обыскивал броню перед тем, как засунуть её в городской шлюз, так и не нашли «нештатных» карманов. Из «штатных» выгребли всё, но там и была мелочёвка — материалы для цацек и предъявления всем «обыскивателям». Гедимин достал блок чёрного нейтронностойкого фрила, привычно подключил распылитель к сфалту — камеру нужно было хорошо прогреть… Пять минут — и раскалённая чёрная пыль слоями ложилась на защитное поле поверх ипрона. Поле мешало ей прикипеть намертво — новые пластины, как и старые, должны были двигаться. И они, остыв, исправно двигались — сармат только чуть-чуть подшлифовал края. «Поверхность,» — напомнил он себе и нехотя взялся за инструмент. «Не будет гладкой — быстрее потрескается. Тогда — напыляй заново…»

Через час его скафандр снова был иссиня-чёрным. Гедимин бродил по штреку, дожидаясь, когда броня остынет. Ему хотелось лечь и опять закрыть глаза.

«А это что?» — белеющий под ногами клок подозрительно правильной формы привлёк его внимание. Видимо, сармат вытряхнул его, не заметив, из какого-нибудь кармана, — это был листок линованной скирлиновой бумаги, и явно не из его ежедневника. «Г. К.» — было проставлено в правом верхнем углу, дальше строчки шли от левой кромки. «Двигайтесь в Эдмонтон. Гетто „Эдсон“, 130 км по Йеллоухэд-Хайвей, ищет рабочих на…»

Лучевой резак коротко вспыхнул и погас. Гедимин стряхнул с ладони пепел, огляделся по сторонам, порылся в карманах — больше ничего лишнего под бронёй не было. «Пусть дальше ищет,» — сармат снова лёг на гранит и обнял плазморез. Ремонт скафандра не должен был так утомить его — но ему не хотелось даже шевелиться. «Шли бы они все со своими гетто. Жаль, спячечный мутаген выветрился. Залечь бы на пару лет, и чтоб вокруг — ни одной рожи. Ни „мартышечьей“, ни сарматской…»

06 апреля 00 года. Земля, Северный Атлантис, заброшенные урановые шахты

Тихое гудение донеслось откуда-то слева. Гедимин, выдернутый из дремоты (с утра он нехотя сделал разминку — спину всё-таки надо было упражнять — и снова залёг, думая вечером пройти пару километров вниз по штреку — узнать, затоплена шахта или нет), резко поднялся, вжался в стену. Гул был очень хорошо ему знаком — рядом кружил дрон-разведчик. Ещё десяток секунд — и сканер «поймал» сигма-луч. Гедимин с тихим шипением поднял сфалт. «Знал же — надо проверить, что сбоку!»

Сперва он думал взорвать дрон плазменным шаром, потом вспомнил выгрызенные фрагменты урановой руды — и с кривой ухмылкой перенастроил сфалт на омикрон-поток. «Знают, что тут радиофаги? Знают, иначе шахта бы работала. Так и нечего шариться!»

Короткая зелёная вспышка — и дрон с треском покатился Гедимину под ноги. «Ликвидаторский,» — машинально отметил тот, глядя на дымящийся шар с погасшими светодиодами. «Метки „Налвэна“… А ведь, похоже, до рудника два шага. И, может, там как раз проблемы с…»

Додумать он не успел — только перекрыть все источники излучения и замереть в темноте. Её уже нарушили цепи теней, светящихся зеленью. Длиннохвостые Клоа скользили по штреку, уверенно двигаясь к Гедимину. Пара секунд — и первый радиофаг едва не зацепил его крылом. Безглазая морда с дрожащими «усиками» повисла над дымящимся дроном. Клоа куснул обшивку, поддел головой, — механизм рассыпался по полу. Радиофаги скользили над облучёнными деталями — одни превращались в короткие световые вспышки и пыль, другие оставались лежать — видимо, луч не «заразил» их, а слепые Клоа — не заметили. Гедимина они облетали так же равнодушно, как гранитную глыбу. Когда от дрона осталось несколько бесполезных фрагментов, радиофаги бесшумно скользнули назад, в узкую трещину в двух сотнях метров от «лёжки» Гедимина. Сармат мысленно выругался, сгрёб всё, что осталось от дрона, и двинулся к тёмному «люку».

Он туда протиснуться не мог — там и плоские Клоа пролетали бочком — но сигма-сканер быстро наткнулся на шевелящийся и «фонящий» рой. Судя по форме пещеры, сами радиофаги её и выгрызли — а снизу им «помогли», когда подрывали очередной забой. Там, на пару горизонтов ниже, ещё оставалась руда, и даже заражённая — Гедимин видел пятнышки характерной ряби и «фонящие» тени, выжигающие ирренций и уран из породы. Пока он глазел на сканер, радиофаги снова что-то почуяли — по кривому лазу уже плыло что-то длинное и светящееся. Гедимин отключил прибор — Клоа облетел сармата по кругу, подозрительно водя мордой, и исчез в туннеле. «Мать моя пробирка…» — Гедимину захотелось чем-нибудь заткнуть пролом — хоть защитным полем, хоть куском гранита. «Дрыхну под боком у стаи Клоа…»

Он пошёл дальше, и вскоре пришлось выпустить когти — ледяные ручьи, стекая под уклон, расширялись. Сбоку темнела ещё одна щель, и дозиметр показывал, что ведёт она туда же — в гнездо Клоа. Ледяной покров стал сплошным. Гедимин вышел в широкую пещеру — бывший забой; пять шагов — и под ногами неприятно затрещало. «Всё-таки затопленный…» — сармат двинулся «берегом» подземного «озера» — и уткнулся в забутовку. Почему-то Клоа её не выжгли — видимо, им хватало того, что ещё осталось на заброшенных нижних горизонтах. Луч фонаря скользнул по стенам забоя — оплавленные «погрызы» радиофагов виднелись тут и там. Этот штрек зверьки вычистили — и не заглядывали сюда, если внезапная лучевая вспышка их не тревожила. «Так. Фонить тут надо аккуратнее…»

Он снова поднялся по штреку, обогнул заснеженные завалы. «Скоро таять начнёт…» Он оглянулся на проломы, ведущие в пещеру Клоа, и сам удивился — страх, вызванный было таким соседством, давно сменился равнодушием. «Живут — и живут. Я для них несъедобен.»