Алексей Барон - Эскадра его высочества

Благовоспитанный Кэйр поперхнулся и окаменел. Однако выходка оказалась вполне уместной. Инджин расхохоталась и немедленно подхватила:

Потом они продолжили уже дуэтом:

И так далее, до самого конца этого весьма корявого, и, быть может, именно по этой причине очень популярного студенческого гимна.

– О, майн либер Мохамаут! – со слезой в голосе воскликнул Франц. – Шельма матер…

Вот это уже было опасным.

Сентиментальность в архитекторе прорезалась тогда, когда он изрядно нарезался. Тогда его излишнюю эмоциональность нейтрализовать можно было только одним способом – длинной речью, которую дисциплинированный Франц никогда не решался перебивать. В любых других обстоятельствах чрезвычайно начитанный герр Кирш ловил за рукав ближайшую жертву и начинал бесконечные излияния с мудрыми цитатами, которые знал в немыслимых количествах.

– Кхэм, – сказал Кэйр, поднимаясь из плетеного кресла. – Дамы и господа! Коль скоро выяснилось, что все мы суть питомцы единой alma mater, молочные, так сказать…

– …поросята, – кивнула Инджин.

– Ах, как это прекрасно, – пробормотал Франц. – Храм высокой науки, студенческое братство… Gaudeamus igitur.

– …позвольте мне сказать по этому поводу несколько слов.

– Давай-давай, ваша честь, – прошипел Бурхан. – Спасай положение!

Ждан ловко долил вина в бокал оратора, а дамы вежливо похлопали.

– Благодарю, – сказал Кэйр. – Кхэм. Итак… Он приступил.

Лишь минут через пять, если не через шесть, а если придерживаться исторической правды, – то и через все восемь, заметив, что Франц вновь впал в прострацию, уморился и сделался временно неактивным, Кэйр сжалился над аудиторией.

– …Так выпьем же за то, чтоб никогда не гас сей светильник во мраке покаянского фанатизма, магрибинского варварства и, прости уж меня, Ждан, муромского невежества. Уф! Amen. Кажется, я всем всыпал.

Девушки, у которых уже онемели руки, державшие бокалы, дружно переглянулись.

– Боюсь, что я вас смертельно утомил, – сказал Кэйр, когда все выпили.

– Зато дали возможность понять, насколько вы преданы друг другу, – сказала Камея, улыбнувшись Францу.

Франц сонно кивнул:

– О, йа, йа. Виссеншафт унд брудершафт. Ибо сказали фарисеи…

Впервые улыбнулась Изольда. Тут очень кстати подали кофе, а Магда Андреевна приподнесла собственноручно испеченный пирог.

– С черемухой, – очень по-домашнему сказала она. – Налетайте, господа студентисы!

Все оживились, налетели. Атмосфера сделалась более раскованной, посыпались шутки. А когда стемнело, явился грозный Руперт, но уже не с пистолетами, а с гитарой. После долгих просьб и увещеваний Магда Андреевна спела очаровательный четырховский романс. И тут, когда всем уж окончательно похорошело, в ворота постучали.

Руперт отложил гитару и пошел открывать.

Через минуту прямо к веранде подъехал всадник. У ступеней он спрыгнул, легко взбежал наверх.

Приехавший оказался гвардейским офицером. Ни больше ни меньше.

– Это ко мне, – сказала Камея, вставая.

Офицер молча поклонился и протянул пакет. Камея подошла к лампе, привычным движением сломала печати, быстро прочла письмо. Потом улыбнулась и позвала:

– Господин Фоло!

– Да? – озадаченно отозвался Кэйр.

– Насколько я поняла из разговоров, вы и ваши друзья еще не нашли работу?

– Предложения есть, – солидно сказал будущий судья, – но в разных местах, не для всех сразу. А нам не хотелось бы расставаться.

– Понимаю, – сказала Камея и повернулась к офицеру.

– Мне подождать ответа? – спросил тот, вытягиваясь.

– Нет, но на словах передайте, что я готова поручиться. Запомнили?

– Так точно, ва… мадемуазель. Поручиться. Это все?

– Все, де Нанж. Ступайте.

Офицер козырнул, четко повернулся и, звякая шпорами, сбежал во двор. Там он принял от Руперта поводья, вскочил в седло и скрылся в темноте.

Тут к Камее вдруг подскочила Инджин и повисла у нее на шее.

– Милая Скамейка! Ты – гений!

Камея пошатнулась.

– Ну, ну, – строго сказала она, пытаясь освободиться, – Инджи, что за кавалерийские манеры? Мы вот-вот свалимся.

– Сейчас отпущу. Но скажи, я правильно поняла, что пикник будет иметь последствия?

– Надеюсь. Что же за пикник без последствий?

– О-ла-ла! Да ты просто вершительница судеб!

– Только не своей, – вдруг сказала Камея.

Глаза у нее сделались грустными.

– Бедняжка, – сказала Инджин. – Но, может быть, тебя порадует одно маленькое известьице.

– Какое?

– В бумагах отца я случайно видела список охраны барона Обенауса.

– Какое это имеет отношение…

Глаза Инджин лукаво блеснули.

– Видишь ли, там значился некий егер-сержант Неедлы. Забавная фамилия, не правда ли? И редкая.

– Ой, – сказала Камея. – А я писала в корпус Шамбертена… Но погоди, почему сержант? Он только пару месяцев назад…

– Их там всех повысили раньше времени. За геройство против ящеров. И крестами еще наградили.

– Ох, – сказала Камея. – Жив, значит.

– И даже не ранен.

– Послушай, Инджи, а не потанцевать ли нам всем? Чудесный вечер!

– Да, – сказала Инджин. – Последний…

– Почему последний? Ничего, все у нас получится.

– У нас?

– Ну, не у нас, а у него. У дяди.

– А получится?

– Непременно. Папа несколько раз говорил, что дядя Уолт не просто… а Этот самый. Он великий этот самый.

– А раз так… Господин Бурхан! Вы не хотите пригласить меня на танец?

– Инджи, ты слишком буквально…

– Именно так и следует понимать жизнь, ваше вы… во… ой! – Инджин испуганно зажала рот ладошкой.

– А я не умею танцевать, – горестно признался Бурхан.

– Научим, – уверенно пообещала Инджин.

– А получится?

– Получится. Все у нас получится! Потому что дядя Уолт великий этот самый.

– Послушай, мы явно во что-то влипли, – прошептал Ждан Кэйру.

– Угу, – согласился Кэйр. – В мышеловку.

– Господа! – сказала Магда Андреевна. – Не хотите ли сыру?

Совершенно конфиденциально.

Посланнику Пресветлой Покаяны в Муроме

Пакситакису Гийо

ЛИЧНО

Любезный проконшесс!

Святая Бубусида располагает сведениями о подготовке крупных сил кригсмарине к выходу в море. Сердечно просим тебя, обрат наш Пакситакис, о нижеследующем.