Дороти Сэйерс - Идеальное убийство

– Ну, как хотите. - Уимзи пожал плечами. - Однако взвесьте все «за» и «против» и обдумайте мое предложение. Если я смогу вам помочь хотя бы восстановить репутацию, не отказывайтесь. Думаю, мне в голову придет какое-то стоящее предположение. Я дам вам знать.

Уимзи позвонил, дворецкий принес гостю шляпу и трость.

– Это будет мило с вашей стороны. - Врач стоял с отсутствующим видом, глядя на лорда Уимзи, потом откланялся. - Что ж, доброй ночи, и благодарю вас за то, что так терпеливо выслушали меня. Кстати - как вы собираетесь связаться со мной, если не знаете моего имени и адреса?

Питер рассмеялся.

– Я же Хоукшоу, детектив, - ответил он, - так что вы получите от меня весточку еще в конце этой недели.

– А что вы на самом деле думаете об этой истории? - поинтересовался Чарльз Паркер. Разговор состоялся на следующее утро; он зашел к Уимзи позавтракать, прежде чем отбыть в направлении Ноттинг-Дейла на поиски неуловимого автора анонимных писем. - На мой взгляд, наш друг просто слегка переоценил свои врачебные способности. В конце концов, бабуля вполне могла скончаться от какого-нибудь сердечного приступа. Она же была совсем старая и больная.

– Могла, конечно, но, судя по моему опыту, раковые больные очень редко отбрасывают коньки таким вот неожиданным образом. Как правило, они поражают всех своей живучестью. А вообще, я не стал бы задумываться над этим делом, если бы не племянница. Она прямо-таки призывала смерть на ее голову, рассказывая направо и налево, что тетке гораздо хуже, чем было на самом деле.

– Я подумал то же самое, когда слушал этого врача. Но что, собственно, сделала племянница? Она не отравила тетку и не задушила ее, иначе на теле обнаружили бы следы, к тому же тетка и вправду умерла - так что, может, племянница и была права, а наш самоуверенный юный Гиппократ ошибался?

– Вполне вероятно. И, конечно, у нас есть только его версия описаний племянницы и второй сиделки - а ее он, как говорят шотландцы, невзлюбил с первого взгляда.

Кстати, не следует упускать ее из виду. Она была последней, кто видел больную перед смертью, и именно она сделала тот укол.

– Да-да, но укол морфина к смерти не имеет никакого отношения. В этом смысле все чисто. А вы не думаете, что сиделка могла сказать старушке что-нибудь, что ее взволновало, даже вызвало потрясение? Пациентка, конечно, была малость не в себе, однако не исключено, что она смогла бы понять, если бы ей медсестра сообщила нечто ошеломляющее. Может, что-нибудь про смерть - кажется, это было ее больное место.

– Ах, - воскликнул лорд Питер, - я ждал, пока вы дойдете до этого места! Вы не забыли, что в нашей истории есть еще одна зловещая фигура - семейный нотариус?

– Который пришел поговорить о завещании и был так грубо отправлен восвояси?

– Да. Предположим, он хотел, чтобы больная написала завещание в пользу кого-то другого - кого-то, нам пока не известного. А когда он понял, что так ему ничего не добиться, то отправил новую сиделку в качестве своего представителя.

– Какой-то слишком запутанный заговор, - с сомнением в голосе вымолвил Паркер. - Откуда он мог знать, что невесту доктора уволят? Если, конечно, он не был в сговоре с племянницей и не заставил ее обстряпать перемену медсестер.

– От этой курицы нам яиц не дождаться, Чарльз. Племянница не станет вступать в сговор с нотариусом, чтобы лишить себя же наследства.

– Пожалуй, что нет. И все-таки, мне кажется, есть здравое зерно в предположении, что старушку, умышленно или нет, напугали до смерти.

– Да, но, как бы это ни случилось, с точки зрения закона убийства не было. Тем не менее, я думаю, стоит поближе изучить этот случай. Это напомнило мне…

Он позвонил в колокольчик.

– Бантер, вы не отнесете на почту мое письмо?

– Безусловно, милорд.

Лорд Питер придвинул к себе бювар.

– А что вы собираетесь писать? - спросил Паркер, слегка удивленный, заглядывая ему через плечо.

Лорд Питер написал: «Разве цивилизация не прекрасна?»

Под этим простым сообщением он поставил свою подпись и затолкал его в конверт.

– Если вы хотите оградить себя от дурацких писем, Чарльз, - улыбнулся он, - не ставьте свою монограмму на подкладку шляпы.

– А что вы предполагаете сделать дальше? - спросил Паркер. - Надеюсь, вы не отправите меня в «Мономарк-хаус» с целью узнать имя клиента? Я не могу сделать этого без официального ордера, они и так всегда поднимают страшный скандал.

– Нет, - ответил его друг, - я не предлагаю вам нарушить «тайну исповеди». По крайней мере не сейчас. Что, если вы ненадолго отвлечетесь от поисков вашего загадочного корреспондента, который явно не стремится быть обнаруженным, и поедете со мной? Мы нанесем визит одной моей знакомой. Я… собственно говоря, вы будете первым, кого я с ней познакомлю. Она будет весьма тронута и польщена.

Он засмеялся, словно скрывая неловкость.

– О… - Паркер был явно смущен. Хотя они и были хорошими друзьями, в разговорах Уимзи никогда не касался своих сердечных дел - не то чтобы он что-то скрывал, просто проявлял сдержанность. Такая откровенность, похоже, означала переход на новый уровень доверительности, и Паркер не был уверен, что ему это нравится.

В собственной жизни он руководствовался правилами морали, свойственными среднему классу, которые усвоил рождения, и, хотя теоретически признавал, что мир, в котором вращается лорд Питер, живет по другим стандартам, он никогда не стремился познакомиться с результатом их приложения на практике.

– Скорее в порядке эксперимента, - говорил Уимзи легкомысленным шутливым тоном, - я ее устроил в маленькой квартирке в Пимлико. Вы же можете пойти, да, Чарльз? Мне ужасно хочется вас познакомить.

– Нуда, ясно, - неловко промямлил Паркер, - буду очень рад. Только… как долго… в смысле…

– О, всего несколько месяцев, - сказал Уимзи, шагая впереди него к лифту, - но пока что все складывается к нашему вящему удовлетворению. Конечно, для меня это многое облегчает…

– Само собой, - кивнул Паркер.

– Ну да, и вы все поймете - я хочу сказать, что не буду сейчас вдаваться в детали, сами разберетесь по приезде, - продолжал разглагольствовать Уимзи, с излишним рвением захлопывая двери лифта, - но, как я уже говорил, вы увидите, что передо мной открываются новые возможности. И хотя Екклесиаст утверждал, что нет ничего нового под солнцем, я осмелюсь возразить, что эти вдовушки и дикобразы, как поется в детской песенке, могли бы подпортить его репутацию всезнайки, помяните мое слово.