Джон Варли - Титан (другой перевод)

Хмурясь, Гея прикусила костяшку пальца.

— Но их было куда меньше, а кроме того, все они так натуралистичны. Кровавой мясорубки там больше, чем почти во всех тех фильмах, где война показывается в выгодном свете. Если ты говоришь, что войну вы не любите, почему она тогда вас так завораживает?

— Честно говоря, я не знаю, что на это ответить. Зато я точно знаю, что ненавижу войну, и титаниды тоже. Им очень хочется, чтобы она прекратилась. Об этом я и пришла вас просить.

— Значит, никакой войны? — Гея с подозрением глядела на Сирокко.

— Никакой.

— Даже никаких мелких стычек?

— Ни-ни.

Гея тяжко вздохнула. Плечи ее медленно поднялись и опустились.

— Ладно, — проговорила она. — Считай, уже сделано.

— Надеюсь, больших трудностей это вам не составит, — продолжала Сирокко. — Не знаю, правда, как вы собираетесь…

— Сказано — сделано! — Залу вдруг озарила вспышка молнии, а на голове у Геи засияла огненная корона. Могучий удар грома поверг Сирокко и Габи на колени. Вскочив, Габи мигом выхватила меч и встала между Геей и Сирокко.

Миновало несколько мучительных мгновений.

— Я не хотела, — нервно всплеснув руками, вдруг заявила Гея. — Это просто… ну, вроде досады. — Она вздохнула и снова предложила им сесть.

— Вернее было бы сказать, что это уже делается, — уточнила она, когда общее волнение улеглось. — Я перебираю всех ангелов и титанид. Перепрограммирование займет некоторое время.

— Перепрограммирование? — с подозрением спросила Габи.

— Нет-нет, милочка, больно никому не будет. Всех просто поглотит земля. А через некоторое время они вылезут обратно — свободные от вражды. Ну как, довольны?

Сирокко призадумалась, нельзя ли было как-нибудь по-другому, но все же кивнула.

— Вот и славно. Теперь второй пункт. Ваш корабль. Этого я не делала.

Опережая возражения Сирокко, Гея вытянула перед собой руку. Когда убедилась, что ее не перебьют, продолжила:

— Да, знаю, я уже сказала вам, что представляю собой целый мир, что я действительно вся Гея. Некогда это была истинная правда. Теперь же это не совсем так. Не забывайте, что мне 3 001 266 лет. — Она помедлила, выразительно подняв одну бровь.

— Три миллиона… — Сирокко прищурилась. — Но ведь вы сказали, что такова средняя продолжительность вашей жизни.

— Верно. Так что я стара и по собственным меркам — не только по вашим. Следы этого вы наверняка видели и на ободе, и в ступице. Сейчас мои пустыни суше, а степи более ледяные, чем когда-либо. И мне тут ничего не поделать. Вряд ли я проживу еще каких-нибудь 100 000 лет.

Сирокко вдруг расхохоталась. Габи встревожилась, а Гея так и сидела, склонив голову набок и вежливо ожидая, когда Сирокко возьмет себя в руки.

— Извините, — выговорила Сирокко, все еще чуть задыхаясь, — но мне отчего-то трудно до конца вам посочувствовать. Каких-нибудь 100 000 лет! — Она снова расхохоталась, и на сей раз Гея ее поддержала.

— Ты права, — сказала она. — Времени послать венки еще предостаточно. Я еще могу пережить всю вашу цивилизацию. — Богиня откашлялась. — Но вернемся к тому, о чем я говорила. Я умираю. И очень многое у меня отказывает. Пока еще держусь, уверяю вас, но я уже не та, что прежде.

Представьте себе динозавра. Один мозг в голове, другой в заднице. Децентрализованное управление по всей массивной туше.

Примерно так же и у меня. Когда я была моложе, мои вспомогательные мозги работали со мной заодно — как вам подчиняются ваши пальцы. За последние полмиллиона лет многое изменилось. Я потеряла значительную долю контроля над моими удаленными областями. На ободе существуют двенадцать независимых разумов, и даже в моем центральном нервном узле — в ступице — я поделена на две личности.

В определенной степени это соответствует древнегреческой теогонии, которая все больше становится мне по душе. Дети мои склонны проявлять злонравие, своеволие, враждебность. Я постоянно с ними борюсь. Есть там хорошие и плохие регионы. Гиперион — из самых лучших. Мы с ним прекрасно ладим.

Рея темпераментна и совершенно сумасбродна, но ее мне, по крайней мере, удается лестью и уговорами наставить на путь истинный.

Но Океан — хуже всех. Мы с ним больше не общаемся. Все, что я делаю в Океане, я делаю путем обмана, путем хитрости, путем дезориентации.

Океан и подманил ваш корабль.

Чувствуя, что хватка Геи слабеет, Океан выжидал 10 000 лет. Выжидал и прикидывал. Все еще была велика опасность того, что Гея разом лишит его той зарождающейся независимости, которую он так тщательно скрывал. Обида его росла.

Почему это именно он должен быть во тьме? Он, самый могучий из океанов, вечно покрыт льдом. Жизнь, что отчаянно цепляется за его бесплодные земли, жалка и ничтожна. Большинство его детей погибли бы в свете дня. Чем так хорош Гиперион, что ему такая красота и изобилие?

Тихонько-тихонько, по нескольку метров в день, Океан тянул под землей свой нерв, пока не смог напрямую связаться с Реей. Быстро распознав в ней семена безумия, он в поисках союзника начал поглядывать на запад.

От Мнемосины толку не было. Опустошенная морально и физически, она все оплакивала потерю своих изобильных лесов. Всеми силами стараясь взлелеять в Мнемосине возмущение Геей, Океан так и не сумел одолеть всей глубины ее депрессии. Тогда он двинулся дальше.

За Мнемосиной лежал ночной регион Кроноса. Хватка Геи здесь оказалась сильна; подчиненный мозг, что управлял той территорией, был простым орудием общего мозга и еще не развился в самостоятельную личность.

Океан двинулся дальше на запад. Сам того не сознавая, он тогда создавал коммуникационную сеть, что впоследствии объединила шесть бунтарских земель.

Преданнейшего союзника он нашел в Япете. Располагайся Япет поближе к Океану, вместе они смогли бы свергнуть Гею. Но тактика возможного переворота основывалась на тесном физическом взаимодействии, так что им оставалось лишь вместе составлять планы. Океану пришлось вернуться к союзу с Реей.

Свой выпад он сделал примерно тогда же, когда на Земле стали строить пирамиды. Без всякого предупреждения Океан остановил ток охладителей через все свое необъятное тело и через подвластные ему подвесные тросы. У восточного побережья моря, что составляло большую часть его ледяного ландшафта, под его контролем находились два речных насоса — две громадные трехкамерные мышцы, нагнетавшие воды Офиона в Западный Гиперион. Океан остановил их мощное биение. На востоке Рея проделала то же самое с пятью насосами, что перегоняли воду через ее восточные горные кряжи, одновременно усилив работу своих насосов у Гипериона. Запертый с запада и высасываемый с востока, Гиперион начал пересыхать.