Александр Сапаров - Прыжок в прошлое

Я быстро посмотрел воеводу, действительно веки подживали, в перевязке больше надобности не было. Мы договорились о дальнейших делах и распрощались. Только сейчас я смог уделить внимание своей жене, а она была по-моему, на грани нервного срыва. Все таки беременность почти восемь месяцев, а она также, как и я не спала всю ночь, и командовала своим женским "батальоном". Я как мог, успокоил ее, сказал, что у нас все в порядке наши недоброжелатели или погибли или находятся в темнице. На что мне Ирина со вздохом ответила:

– Ох, Сергий, в этой жизни у тебя эти враги никогда не кончатся.

Но все-таки она успокоилась и даже смеялась, когда Тихо Браге что-то смешное сказал за ужином, а Борис перевел. Я тоже улыбался, думая, что наши бояре, к сожалению, куртуазности не обучены.

Когда я на следующий день прибыл в Кремль государя на месте не было, а мне сообщили, что он всю ночь провел в допросной и сейчас еще оттуда не вышел. Я не стал его ожидать, а ушел в приказ, благо он было практически рядом, с наказом вызвать меня, когда государь появится.

Просидел там почти два часа, разбираясь с кучей документов, наваленных мне на стол дьяком, когда меня, наконец, вызвали.

Вид царя был страшен. Осунувшийся, пропахший дымом, он, как будто сам подвергал себя пыткам. Я с собой принес успокаивающие настои, которые мы с Арендтом тут же при всех присутствующих поочередно отпили, и предложил выпить государю. Он твердой рукой взял стаканчик с темной жидкостью, пахнущей валерианой и спиртом и выпил, не говоря ни слова. Потом повелительно махнул рукой:

– Пошли все вон, Сергий останься с тобой хочу поговорить.

Когда мы остались одни, царь устало откинулся на резную спинку стула.

– Не хочу сейчас про ночь эту вспоминать, тяжело мне. Сергий, ты мне всегда правду говоришь, и ум у тебя острый, хоть и не знаешь многого, но суть вещей видишь. Вот скажи, как мне дальше быть, со всех сторон держава врагами окружена. Литва вроде, как отпала, да и то не знаю, как там Ванька со шляхтой управится, хоть и советники опытные у него имеются, но все же пока не очень понятно, как дело пойдет. Так еще и внутри покоя нет от предателей.

– Государь, я ведь не воин, не полководец, не могу я тебе советовать по войне ничего. А, как просто человек тоже нового не скажу, повторю только, что и сам ты наверняка знаешь, что чем богаче государство, тем сильнее, и войско может содержать, и соседние державы в страхе держать. У немцев, голландцев, англичан цеха есть ремесленные, гильдии мануфактуры успешные, множество людей торговых, у нас же этого почти, что и нет. Вот пенька например, мы этой пеньки англичанам очень много продаем, а они у нас канатные фабрики построили и к себе уже канаты везут. А ежели бы ты запретил простую пеньку им продавать, а только канаты готовые, купцов и заставлять не надо, сами бы мануфактуры построили, и сколько бы в казну денег пришло. Да так по всему можно пройтись. Да надо с Иоанном Иоанновичем решить, как Ругодив оборонять будем, не будет там покоя от шведов, у них этот порт, как бельмо на глазу. И у меня есть мысли, вот недалеко от завода медеплавильного, что я замыслил, есть место удобное, где можно пушечный завод поставить, там на железе болотном можно будет пушек больше, чем в Москве лить. И сразу ежели, что к Ругодиву их по воде доставить легче будет. Далее вот слышал я Строгановы купцы просили у тебя защиты от царства Сибирского, так за Окой в Диком поле казаки озоруют, их бы на это царство направить, пусть воюют, а не купцов твоих грабят. А земли где они хотят заводы ставить, на горах Уральских железом богаты, и прочими рудами.

Если держава богата, можно и войска завести не поместное ополчение, как сейчас, и не стрельцов, которым много времени надо у себя в огородах копаться, семью кормить, а регулярные войска, которые только войной живут. Да вот еще государь, говорил я тебе про давнюю задумку мою университет Московский, выстроить, чтобы не хуже, чем у схизматиков папистов был. Так в этом университете можно было бы и обучение военное для детей боярских и бояр устроить, чтобы они военную науку превзощли и тогда с ляхами и шведами проще будет ратиться.

– Складно-складно говоришь, Сергий, вижу, думал ты над этим. Хотя никто не заставлял. Сам я про все это размышлял, но только, как не начнешь, все что-нибудь не так поворачивается. Нет помощников у меня! Видишь сам, только приближу кого, как змеи шкуру меняют.

– Так Иоанн Васильевич, приближай к себе не по словам, а по делам их. Вот Дмитрий Иванович Хворостинин, ты же сам его наилучшим воеводой назвал. А если в бой идти ему по местничеству даже и слова никому сказать нельзя, так и будут между собой разбираться, пока неприятель в полон не возьмет. Надо, чтобы в войсках порядок был десятник-сотник, тысячник или полковник, а не у кого род старше.

Царь усмехнулся:

– Так ты это моему ополчению растолкуй, я вот толкую, митрополит Макарий, когда-то толковал, а дело не идет, сколько раз лично приходилось указывать, кому по какую руку стоять.

– Иоанн Васильевич, вот опять пришли к тому, чтобы регулярные войска нужны, а на них деньги, а деньги только в богатой державе есть.

Мы еще долго говорили с государем, наверняка в это время бояре, ждавшие за плотно закрытыми дверями, умирали от любопытства. Но когда я, наконец, вышел, желающих спрашивать меня, о чем мы так долго говорили, не нашлось.

После этой беседы, я отправился в свою школу, хотелось после разговора с Иоанном Васильевичем, требовавшим полного напряжения, хотя бы немного расслабиться. В школе была суета, в большую палату, предназначенную для общих занятий, затаскивали огромный щит из сухих, плотно сбитых досок, окрашенный в черный цвет. Сзади один из учеников тащил корзину с мелко наломанными кусочками мела. Ну, вот, наконец, у нас появилась настоящая школьная доска, без которой я не мог представить себе настоящую учебу. Ее в момент повесили на стену и вскоре, рассевшиеся за столы ученики с удивлением наблюдали за тем, как я рисую мелом на черной поверхности человеческий скелет.

На дворе стояла настоящая русская зима, за окном серебром блестели огромные сугробы, в которых раздавался визг детворы, катающихся на ледянках, досках обмазанных для начала навозом, а потом облитых водой. По всей Москве поднимались в небо тысячи дымных струек. Шел конец новембрия 7087 года по сентябрьскому стилю, или декабрь 1578 года по европейскому календарю. Прошел почти месяц с того момента, как попал в опалу род Захарьиных Юрьевых. Но следствие по этому делу все еще не заканчивалось. Ждали выздоровления Федора Никитича, которого пришлось оперировать, чтобы он выжил. Мне было не по себе, когда я проводил эту операцию, прекрасно понимал, что после того, как он поправится, его будут пытать, и в итоге, скорее всего он закончит свою жизнь на колу, или если царь будет милостив, просто отрубят голову. В такой ситуации, мне еще не приходилось бывать. Но делать ничего не оставалось. И я лечил, так и несостоявшегося в этом мире патриарха Филарета, стараясь как можно меньше с ним говорить.