Авиатор: назад в СССР 8 (СИ) - Дорин Михаил

— Почему бы и нет? КГБшник разве не человек?

— Ладно… тут вам передали посылку небольшую, — сказал Никитин и поставил передо мной на стол ту самую коробку.

На том самом лейкопластыре было написано «Серёже Родину». И почему-то я был уверен, что эта посылка именно от бабы Нади. Как только она умудрилась припрячь для доставки целого полковника, мне не известно. Может, Аня Краснова тут постаралась?

— Не хотите открыть? — спросил у меня Никитин.

— Вам так интересно посмотреть, какие мне носки прислали? — улыбнулся я.

— Ерунды не говорите! Какие ещё носки? Открывайте посылку здесь, — сказал оперуполномоченный.

Молча распаковал коробку, чтобы Никитин убедился в правдивости моих догадок.

— Теперь мне можно идти? — спросил я и взял коробку в руки.

— Идите, Сергей, — ответил Никитин, скорчив кислое лицо. — С наступающим вас, — протянул он мне руку.

Отказывать не было смысла. Пожав руку, Никитин слегка притянул меня к себе.

— Это не всё. Вам просили передать спасибо за содействие. Вы нам очень помогли, — сказал особист и отпустил руку.

Похоже, что Толкачёва и, правда, взяли контрразведчики. А инженеров, которые в Афганистане обслуживали МиГ-29, начали гонять на предмет близких связей с этим предателем.

Ну а бабушка действительно прислала мне вязанные носки и свитер с каким-то лопоухим животным. Вроде и не медведь, но и не заяц. В будущем такой вариант одежды будет в тренде.

— Серый, ты на утренник собрался? — попробовал меня подколоть Марик, когда я начал надевать свой новогодний подарок.

— Просто меня очень сильно любит бабушка. Я у неё один, — сказал я, раскрывая пакет с конфетами и протягивая «Мишку на севере» Барсову.

— О! Мои любимые! — обрадовался наш блондинчик такой сладости, будто получил новогодний подарок.

В письме бабушка пишет, что очень сильно ждёт, когда приеду. К ней заходила Аня Краснова, и они с ней попили чай. Потом баб Надя описала, что ей рассказала Аня, как она меня видела «в командировке» и что у меня всё хорошо. Хоть в этом плане бабулю успокоили.

А вот подобный визит и помощь в отправке посылки мне со стороны Красновой, опять наводят на мысли. Она не теряет надежды на наши близкие с ней отношения.

К 31 декабря почти вся база покинула Шинданд. Основная масса народу перебазировалась на транспортных самолётах домой. Желания отмечать наступление 1982 года в Афганистане ни у кого из нас не было.

А тем временем, никто не снимал с нас задач боевого дежурства. Липчане же продолжали своё опытное дежурство на МиГ-29. Даже в Новогоднюю ночь пришлось заступать и нести службу в дежурном звене.

Всё этим декабрьским утром было, как и всегда. Прошли ритуал заступления, пришли в домик и улеглись на кровати. Компанию мне сегодня составили Марик, Гнётов и Валера. С ними мне придётся провести и следующие три месяца, оставшиеся по службе в Афганистане.

Ткачев и его вечный ведомый Санёк — в соседней комнате. Их пара МиГ-29 тоже заступила на дежурство. Самолёты были завешаны ракетами, готовые взлетать по команде «Воздух».

— Так, 31 декабря! — воскликнул Марк, вскочив с кровати. — А чего мы лежим и не соображаем горячительных напитков на шестерых?

— Барсов, уймись! Моча в голову ударила? — сонно пробубнил Валера, перевернувшись набок.

— Вечером со столовой принесут праздничный ужин. А сейчас давай в горизонт и не шуметь, — кряхтел Гнётов, который даже не открыл глаз, останавливая Марка от намерений залить за воротник.

— Блин, Григорий Максимович, ну не будет ничего. Война закончилась. Всего три базы в Афгане оставили, — заныл Марик.

— И будешь ты сюда ездить в командировку постоянно, — сказал я, читая поэмы Пушкина.

— Серый, ты читай! Умнее будешь, — воскликнул Марк. — Хотя, куда тебе ещё больше умнеть⁈

— Действительно. Не как ты. Про тебя так сказать нельзя, — ответил я, перелистнув страницу.

— И какой же я?

— «Он слеп, упрям, нетерпелив. И легкомыслен, и кичлив», — процитировал я Пушкина, проговорив отрывок из «Полтавы».

— Надоел ты мне Серый. На всё у тебя есть ответы, — махнул рукой Марк. — Григорий Максимович, ну на сухую Новый год неправильно встречать.

— Барсов, иди куда угодно, только не мешай мне спать, — рыкнул на него Гнётов и перевернулся на спину.

— Я с ним тогда схожу, — сказал Валера и подорвался с кровати, схватив со стула кожаную куртку. — Я дукан знаю, где кулинария отменная.

— Валера, закуску со столовой возьмите и назад, — сказал Гнётов

— Да понял я, Максимыч, — улыбнулся Валера и выбежал из комнаты.

Гнётов ещё пару минут поворочался в кровати и пошёл куда-то на улицу. Так вот, меня и оставили одного с Пушкиным на пару.

Вечером стол в нашей комнате ломился от кушаний. Картошка настоящая, а не консервированная, мясо сочное, а не с прослойками сала. Ну и какие-то соленья, а также компот.

— Вы откуда такие пироги взяли? — спросил Ткачёв, который уплетал кусок мясного деликатеса, приготовленный в столовой.

— Марик решил вопрос, — похлопал по плечу Барсова Валера.

Марк же был не так доволен тем, что его сейчас выделили как героя.

— Интересно, каким образом ты смог договориться со столовой? — спросил я.

— Пришлось продаться в рабство. Пару свиданий пообещал. Лёля правда твоя пыталась помешать, но когда услышала, что и ты здесь будешь, решила тебе личный пирог передать, — протянул Марк мне отдельную тарелку с ароматным яством.

— Ну, конечно! С общей тарелки мы не едим, — возмутился Гнётов.

— Да ладно вам, Григорий Максимович, — сказал Марк. — Пускай ест свой с картошкой, а у нас смотрите, какое разнообразие, — истекал он слюной.

Застолье сначала было ужином, а затем превратилось в подобие пьянки. Всех быстро заклонило в сон. Особенно резко стали отключаться Ткачёв и его ведомый. Пришлось им даже раньше уйти к себе.

Техники тоже отмечали. Дубок старался контролировать своих коллег. По моим скромным подсчётам, не больше двух-трёх нурсиков в одну глотку употребили в этот вечер, но вот спать все легли очень рано.

Даже меня слегка разморило, и я решил не дожидаться курантов. 31 декабря — просто ещё один день в году.

Наутро всё как и всегда — в комнате храп, букет мужских запахов и тишина на улице. Прямо так и вижу, что выйду сейчас на улицу, а на пороге сидит Дубок.

Солнце ещё полностью не встало, но Елисеевич снова на своём посту. Смотрит куда-то вдаль и не шевелится.

— Елисеевич, ты всю ночь тут просидел? — спросил я. — Решил вместо часовых сторожить?

— Неа. Немного поспал, а потом вот решил домой написать, — ответил Дубок, показывая фотографию своей семьи. — Написали мне с Осмона.

— Это ж хорошо, — порадовался я за своего техника.

— Ага. Я им и прислал фотокарточку с медалью. Сказал, что теперь на каждое 9 мая буду ходить с ней. Мой отец и дед воевали. И у каждого такая медаль есть, — показал мне Елисеевич свою «Медаль за отвагу», которую ему вручили на награждении.

Наверное, когда подавали, приняли во внимание действия техника при обстреле базы несколько месяцев назад.

— Обмыл? — спросил я улыбнувшись.

— На службе же, Сергеич! — погрозил мне своим большим пальцем он. — Тебе тоже не советую.

— Да я не пью, — ответил я и посмотрел на спящий аэродром.

Часовые, наверняка, приснули в своих будках. В воздухе тихо, безмятежно и только где-то на стоянке МиГ-29 слышна какая-то возня.

— Гражданские, чего с них взять, — сказал Дубок.

Работать первого января — кощунство высшей степени. Ещё и боец, охранявший стоянку МиГ-29 куда-то пропал.

Прошло несколько секунд, и ситуация поменялась кардинально. МиГ-29 стал запускаться.

— Что-то не то, Елисеевич. Почему самолёт запускается? Была команда «Воздух»? — спросил я, медленно поднимаясь на ноги.

Ещё пара минут и вот уже со стоянки по магистральной рулил новейший самолёт. Один и без команды. И его никто не остановил. Как будто вся база спит.