Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

Мир рушится, подумал я зло, Маркус вот-вот придавит нас к земле, а тут Ромео и Джульетта, кипят страсти и стычки, Монтекки и Капулетти воюют за власть в муравейничке!

Хотя чего это я, весь мир такой, это я один весь в белом, пора в самом деле обзаводиться крыльями и петь на клиросе.

– Благородный жест, – произнес я с чувством. – Весьма, сэр, весьма!

– А кто вы, сэр? – спросил он подозрительно. – И почему…

– Поручение архиепископа Дитриха, – сказал я. – Верховного инквизитора.

Он чуть осел, но сказал заносчиво:

– Все равно это я ее освобожу!

– Она будет доставлена в собор, – сказал я, – под покровительство святых отцов. Выцарапывайте ее уже оттуда. Если попробуете отнять у меня… я не стану вас приковывать к стене…

Он проговорил с настороженностью:

– Это разумно…

– Все равно не убежите, – закончил я, – когда голова откатится на десять ярдов от туловища. Успеха в личной жизни!

Повернувшись, я вышел к лестнице, быстро понесся наверх, уже не стараясь скрадывать каждый шорох.

Еще на ступеньках прислушался, кто-то поет, и, судя по нежнейшему голосу, это и есть та самая, похищенная, хотя поет, как мне кажется, вовсе не из-под палки, с чувством, с удовольствием, вкладывая всю душу, как говорят, а еще чувства, эмоции, феромоны…

Обнаженный меч наготове, я снова стал переставлять ноги со ступеньки на ступеньку медленнее и тише, наконец открылся просторный зал, уже не пещера, в стенах вырублены декоративные колонны, пилястры и прочие буржуазные излишества архитектуры, а на той половине одна из стен закрыта толстыми коврами и гобеленами.

Слева исполинский камин, огонь полыхает в нем такой, что можно жарить слона, багровые угли крупные, с кулак, я ощутил от них жар, начал обходить по дуге, вздрогнул.

Среди пляшущих языков огня проступило нечто вроде чудовищного лица, почти человеческого, хотя громадного и с неестественно широким ртом. Оранжевые глаза время от времени исчезают под багровостью, но появляются снова на том же месте.

Сердце мое заколотилось чаще, я спросил шепотом:

– Ты видел, куда увели пленницу?

Шипящий голос, похожий на треск рассыпающихся от жара углей, ответил тихо, но разборчиво:

– Да, господин…

– Где она?

– На самом верху, – ответил он послушно.

– Ты можешь туда?

– Там нет огня, – ответил голос.

– Ладно, – сказал я, – наводка есть, это уже что-то. Спасибо.

– Готов служить, господин…

Я неслышно побежал к лестнице, вообще-то непонятное существо и почему оно готово служить, но с этим разберусь, если разберусь, потом, а сейчас надо…

Сверху донеслись далекие голоса, я проверил и усилил до предела незримность, она уже как панцирь, но все равно амулетчики меня видят, пусть и смутно, это только добавляет тревоги, побежал вверх, прыгая через ступеньку и стараясь двигаться как можно тише.

Небольшой зал, даже не зал, а скорее что-то вроде помещения казармы, так мне показалось, и не зря: прямо с пола поднялись люди в кожаных доспехах и молча бросились на меня, кто вытаскивая меч из ножен, кто поднимая над головой топор, булаву или палицу.

Лучше бы орали, мелькнуло у меня пугливое. Молчаливые собаки кусают больнее…

Я ускорился и торопливо рассыпал короткие быстрые удары, стараясь поразить как можно больше целей, пока не догадались ринуться все разом и смять количеством.

От лестницы донесся тонкий вскрик:

– Держитесь, сэр!

Ага, мелькнуло у меня раздраженное, сейчас вот перестану дергаться, лягу и позволю им меня бить долго, больно и с удовольствием.

За их спинами с разбегу появился барон Стронгфильд, который Уоллес Стронгфильд из древнейшего рода Эбергардов, уже с мечом в обеих руках.

Когда он с боевым кличем начал рубить врага, трое развернулись к нему, что позволило мне быстрее справиться со своими и помочь благородному лорду.

– Ну вот, – крикнул я, – вы и показали себя, как истинный рыцарь и великий боец! Возвращайтесь к выходу. Если, конечно, не боитесь моей собачки.

Захэканный, он посмотрел на меня с подозрением.

– Чего бы я испугался собачки? А вы куда?

– Все выше и выше, – ответил я, – стремим мы полет наших птиц. У человека дорога должна быть бесконечной, не слыхали?

– Я с вами, – сказал он твердо. – Вернее, вы при мне. Все-таки это моя невеста!

– Почти, – поправил я и сказал наставительно: – Родителей надо чтить! Они вам как бы добра желают.

Он огрызнулся:

– Я им тоже!

Я пробежал через зальчик, дальше ярко освещенный зловеще-красным коридор с мрачно-угловатыми стенами. Барон побежал, слышу по топоту, следом, но вдруг вскрикнул, захрипел.

Обернувшись, я увидел, как сверху по стене метнулась темная фигура, ухватила барона за голову. Не успевая к ним, я ухватился за лук, однако существо одним движением взлетело по стене под самый потолок, но неимоверно длинные руки оставались еще внизу. Крючковатые пальцы повернули барону шею так, что даже я слышал, как в ней хрустнуло.

Стрела достала неизвестного в голову. Он разжал руки и шлепнулся, как огромная морская каракатица, у которой даже костей нет.

Я подбежал и на всякий случай потыкал мечом. Барон застонал и сел, держась за шею.

Я вскрикнул:

– Вы уцелели?

– Эта тварь, – прохрипел он, – мне чуть шею не свернула!

– Гибкий вы человек, – сказал я. – Пусть вам везет…

Он прервал меня гордо и надменно:

– Вы спасли мне жизнь дважды, сэр! Первый случай принимаю, как долг простого рыцаря, спасающего лорда, но дважды… ставит меня в неудобное положение должника. И я не вижу другого способа отблагодарить, как спасти вашу жизнь хотя бы однажды.

Я ответил учтиво:

– Сэр, забудьте о таких пустяках.

Он вскричал гневно:

– Вы меня оскорбляете? Моя жизнь не пустяк! Я – барон Стронгфильд, Уоллес Стронгфильд!

Я выставил перед собой ладони.

– Хорошо-хорошо. Могу заверить, при моей собачьей жизни вы недолго пробудете в должниках. Возможность спасти у вас будет уже сегодня.

Он воскликнул:

– Тем лучше! Ненавижу быть у кого-то в долгу. Меня это почему-то унижает.

– Как спасете, – добавил я, – бегите со всех ног прочь.

Он спросил оскорбленно:

– Почему?

– Потому что, – объяснил я, – спасать придется снова и снова. А теперь, сэр Уоллес, если вы уже в состоянии подняться в седло…

Он гордо выпрямился.

– Я? Да я родился на коне!

– Тогда идите к выходу, – сказал я. – Ваш конь с голоду уже начинает грызть камни.

Все-таки он побежал за мной, стараясь перегнать, но я постоянно сдвигался в сторону, загораживая дорогу, а пихаться интеллигентный человек не станет, неучтиво и весьма простолюдинно.

Пение становилось все громче, и, когда мы вбежали в очередной зал, я увидел у противоположной стены девушку в белом платье послушницы, она красиво вздымала руки, голос звучит потрясающе мощно, красиво и щемяще печально.

Спиной к нам в кресле развалился мужчина, вокруг розовой лысины седые волосы. Я надеялся, что он, как меломан, даже не услышит наш топот в четыре ноги, однако сволочь подхватилась, как подброшенная снизу пинком, глаза вытаращенные, губы затряслись в ужасе.

– На колени, – крикнул я, – руки за голову, лицом вниз, не дыши!..

Колдун дернулся, отшатнулся в безмерном удивлении. Но, обогнув меня, с мечом в руках выскочил взбешенный барон, и колдун крикнул:

– Откуда такие идиоты…

Он взмахнул руками и с натугой прокричал длинное слово, как мне показалось, с одной-единственной гласной, словно на праязыке. За нашей спиной раздался треск, грохот, тяжелый удар о землю.

Я оглянулся, сверху со стены опустились гладко отесанные глыбы и зарастили проход так, словно его никогда и не было.

Колдун вскрикнул торжествующе:

– Прощайте, два идиота!

Он отступил, а прямо перед нами возникла каменная стена. Верх уперся в свод, а справа и слева уперлась в камень, барон яростно вскрикнул:

– Он поймал нас!

– Еще нет, – прошипел я зло. – Побудьте здесь, барон…

Кольцо Хиксаны повернул так резко, что едва не оторвал палец, ринулся на стену, нагнув голову. В последний момент ощутил, что провернул слишком, успел дернуть назад в тот момент, когда лбом уже почти ударился в камень.

Отвратительное чувство, когда зависаешь в этой вязкой глине, где нет низа и верха. К счастью, глыбы не такие уж и массивные, высунулся на той стороне, еще не успев истратить и половину воздуха в легких, выдернул залипшую ногу и устремился за колдуном.

Певицы уже нет, унес красиво пищащую игрушку, но след еще горячий, ведет по лестнице наверх, и я пронесся через зал, сам чувствуя себя злобным вихрем, сметающим все на пути, хотя пока что смёл только вазу с лестничных перил, зацепив локтем.

Они устроились в соседней зале, послушница продолжает петь, словно в трансе, а может, в самом деле зачарована, колдун только-только придвинул кресло, как услышал мой топот, оглянулся в изумлении.