Олег Князев - Глобальное отключение (СИ)

— А платья-то откуда?

— А, отвлеклась я. Платья нам жены и дочери человеков шьют.

— С чего это им таким заниматься?

— За простое платье, подходящее фейри по размеру и сшитое костяными иглами, мы не трогаем тот дом три месяца. За платье, сшитое под заказ с учетом пожеланий фейри по дизайну, мы не тираним то жилище целых три года. У Старшей для этого специальная карта есть, сделанная Владычицей, там все просто и понятно обозначено, где шкодить нужно, где можно, а где не следует.

— Эмм… «нужно»? Это где нужно-то?

— Там, где наших покарали с особой жестокостью, но не так сильно, чтобы Владычице идти на разборки.

Фея перевернулась обратно головой вверх и указала пальцем на что-то массивное, просвечивающееся в потихоньку сходящем на нет кровавом тумане.

— Вон там, на берегу, живет она. Владычица.

Путники пошли быстрее, и вскоре наткнулись на дом фейской королевы. Он не имел ни капли величественности, оказавшись заурядным эскимосским иглу.

Мария очнулась в небольшой светлой каморке, в которой из внутреннего убранства была одна лишь кровать. Бабка вскочила на ноги — тело слушалось великолепно, и это было хорошо — после инфаркта так резво обычно с постели не подняться. Но что-то в магическом фоне старушку глубоко обеспокоило. Беглый осмотр дал странный результат — более не действовал заговор против ревматизма, ранее отнимающий почти все, и без того небольшие, ведьмовские силы. Но суставы, тем не менее, не болели. Более того, чувствовала она себя отлично, словно в оба случая своей бытности пятидесятилетней «соплячкой». Внезапно кровь в жилах Марии похолодела, ведь стряслась страшная беда, гораздо хуже всяких инфарктов. Старомодный головной убор, подаренный уже умершей окончательной смертью матерью после встречи с ней в постмортеме, так хорошо подходивший к остальной одежде, не обнаружился ни на голове старушки, ни на кровати, ни даже под ней. Беда была нешуточной — старость нанесла Марии подлый удар в спину, сделав некогда светлые, а ныне седые, волосы чересчур редкими, чего она со страшной силой стыдилась и без шляпы на люди не выходила, намертво сросшись с головным убором психологически в своеобразном симбиозе. Черная шляпа скрывала от чужих глаз печальную правду, взамен старинный головной убор получил возможность красоваться перед людьми в век, в котором он являлся вещью безнадежно устаревшей. И вот теперь ее не стало…

Ведьма с некоторым трудом прошла через раздвигающиеся двери непривычной конструкции и попала в коридор с настроем бежать, бежать как можно дальше от людей, видевших ее позор. Но в конце коридора висело большое, в человеческий рост зеркало. Старушка машинально заглянула в него и вышла за порог. Затем вернулась. Отражение было привычным и непривычным одновременно — да, она когда-то была именно такой дамой лет пятидесяти, но это было давно. Когда-то, не сейчас. Прорехи в светлых локонах, к счастью, не обнаруживались. После небольшой проверки не нашлись и старческая дряблость тела, и отвислость груди — они куда-то пропали, составив компанию большинству морщин, совсем недавно густо усеивавших лицо ведьмы.

Из двери поблизости вышла девушка среднего роста. Возможно, ее можно было назвать красавицей, но ее кожу везде, куда не кинь взгляд, усеивали темные кровоподтеки, а одна из рук безжизненно висела на привязи и была загипсована.

— О, очнулась наконец. Как самочувствие? Кстати, это именно я тебя умыкнула из-под носа этих мерзких тварей.

— Нормально я себя чувствую. Каких таких мерзких тварей?

— У тебя что-то с памятью? Я тебя вытащила прямо с крыши особняка, где жили вампиры. Я двоих из них проучила… хотя если бы они использовали когти, мне бы с ними не сладить. Особенно со второй, в нее словно архидемон вселился. Но ни одна, ни вторая, не хотели меня убивать. Странно.

— Чего тут странного? Они ж мухи не обидят. А что кровь пьют, так это у всех у нас свои недостатки. Питие крови Библия запрещает, но оно в число смертных грехов не входит. Мне кажется, старшая даже сможет попасть в Рай, если у нее душа есть, конечно.

— А ты идеалистка до мозга костей. Приживешься здесь хорошо — ишь сколько лет так быстро сбросила.

— Так это тут в порядке вещей? Я и дальше омолаживаться буду?

— Дойдешь ровно до того момента, в котором твоя красота в наибольшей степени проявилась. Но младенцем не станешь, не бойся. Так я что, зря так на вампирш вызверилась, что-ли? Почему ж там все было в кровище?

— Вампиршечек зря обидела. Они ж милахи, как у тебя только рука поднялась…

— Тут все милахи, что ж мне теперь, в пацифисты записаться? Пацифистов тут нет, и тяжко мне придется.

— Так я не поняла… тут что, вечная молодость на халяву всем дается? Можно, я тогда тут останусь?

— Можно. Только жизнь тут опасная. За себя постоять можешь? Магию знаешь?

— Магию знаю, а вот постоять за себя… ты, я думаю, не имеешь в виду стукнуть обидчика ладонью по мордасам.

— Ладно, твои проблемы. Я к себе полетела. Бывай.

Девушка вышла за крыльцо, но взлетать не спешила. Наконец, она решилась и снова зашла под крышу.

— Пропадешь ты, живьем съедят. А я не для того тебя спасала. Познакомимся? Меня зовут Дри.

— Мария. Где шляпа моя? Я без нее словно голой себя чувствую.

— Наверное, там осталась. В особняке. Мне не до шляп было совсем.

— Надо вернуться. Проводишь? Или мне самой?

— Если по дороге расскажешь мне все. Если вампирши тебе вреда не причинили, то мне надо понять, хочу ли я перед ними извиниться.

— Вот и хорошо. Пойдем.

— Пешком, что-ли?

— Ну можно и на такси.

— Не выйдет. Летать умеешь?

— Я знаю теорию.

— А практику?

— Не умею. Но сила у меня теперь должна быть. Когда тебя подпитывает другой маг, он оказывает тем самым огромную услугу. Которую обычно оплачиваешь деньгами или услужением, ведь часть тех сил навсегда у тебя остается.

— Учиться летать придется долго. По себе знаю.

— Я не собираюсь учиться летать. Я хочу заговорить себе на полет удобное кресло. У меня выйдет, я это чувствую.

— Нельзя.

— Почему?

— Это не мой храм, а хозяева ушли по своим делам. Нельзя воровать чужие кресла. И табуретки тоже нельзя.

— Хм… жаль. Ладно. Кресло без спросу одолжить тебе совесть не позволяет. А как насчет вон той метлы?..

— Эй, отпусти меня!

— Погоди немного.

Вошедшая в веселый кураж Медведица, держа Атамору одной рукой на весу, облапала ее с ног до головы, не допустив, впрочем, в этом деле и малейшей примеси сексуальности — так щупают котят, а не девушек. Пощупав небольшой, но каменный бицепс и подергав напоследок за один из рожек, она отпустила на пол давно ожидаемую гостью и отечески потрепала ее за макушку.

— Какая же ты маленькая. Наверное, сложно было меня рожать.

— Насчет этого… ты, наверное, все не так…

— Давай пить чай. Я всегда представляла, как наконец тебя встречу, и мы будем пить чай.

— Я просто хотела тебя забрать отсюда. Но я не знаю, куда бы тебя…

— Не хочешь чая? Совсем-совсем? — не на шутку огорчилась Беркур.

— Ладно, чай так чай. Но…

— С лимоном? У меня, представляешь, есть свежий лимон. Даже не спрашивай, как он мне достался. Не поверишь.

— С лимоном. — сдалась Атамора.

— Садись за стол. Какую музыку ты любишь? У меня и электричество есть, и все, что бы душа ни пожелала. Все, кроме тебя.

С каждой минутой Атаморе становилось все сложнее сказать правду.

— Прекрати перебивать меня. Я хочу тебе сказать одну вещь.

— Да, мам? — Беркур отвернулась от чайника, и с обожанием уставилась на рогатую.

— Я… мне страшно неловко такое говорить. Ты приготовься, это будут неприятные слова. Дело в том… дело в том, что я не твоя мама.

Беркур несколько раз моргнула, переваривая услышанное.

— Ты точь в точь походишь на описание, которое дала та женщина. Она сказала, что ты — моя мать. Ты ведь принесла меня в Империю, чтобы меня здесь вылечили, так?

— Да, но я тебя не рожала.

— Ты мой родственник?

— В нас ни грана общих генов. Мне так жаль. Ты была так рада…

— Ты — друг семьи?

— Я вообще посторонний человек. Совсем посторонний.

— Ты отдала за мое лечение целое состояние по меркам нищих королевств Сферы. Как же так?

— Мне было тебя жалко.

— Не люблю слово жалость, особенно примененное ко мне. — холодно сказала Беркур.

— Извини. Но ты была младенцем, а младенцев жалеть можно, так?

— Наверное, так. А моя настоящая мать? Где она?

— Сеет, веет и песни поет.

— Но почему она не пришла? Тебя могли задержать непредвиденные обстоятельства, ты большой человек…

— Не большой я человек, во всех смыслах. Я даже не человек, наверное.

— Мне тоже такое говорят, кто с уважением, кто со страхом. Расскажешь мне все по порядку? Пожалуйста! Вот черт, мои детские мечты напоить тебя чаем столкнулись с жестокой реальностью. Ты вообще чай любишь?