Ульяна Динова - Я беду от тебя отведу

В какой-то момент сквозь треск электрогитар и ударных установок до моего уха донёсся подозрительный шум снаружи: звон бьющегося стекла, грохот и топот ног, а ещё крики, словно кого-то там били.

Народ, находившийся в зале, по инерции продолжал слушать музыкантов, пока снизу не раздался противный оглушающий звук, перекинувшийся на микрофоны выступавших, усиливших его в десятки раз. Все, включая артистов на сцене, побросавших свои инструменты, зажали руками уши; по залу прокатилась волна возмущённого ропота. Что-то вызвало сбой в работе электронной аппаратуры, и в зале вырубило свет. Свет почти сразу же включился, — видимо, сработал резервный генератор.

Толпа нездорово любопытствующей молодёжи, и мы в том числе, дружно ринулась вниз к выходу, где нам предстало следующее зрелище не для слабонервных.

На первом этаже повсюду валялись осколки стекол и несколько разбитых бутылок; окно напрочь было вынесено вместе с рамой, а на полу расплылась огромная лужа крови. Кругом — многочисленные следы, будто кто-то недавно пробежал по коридору, наступив ногами в кровь. Упавший динамик возле входа зловеще вибрировал и ползал по полу как живой, — наверное, это из-за него и создались те чудовищные помехи в зале.

Словно в кошмарном сне, я увидела, как санитары скорой помощи укладывают на носилки чьё-то обмякшее тело, а именно — того самого парня, который ещё полчаса назад так некрасиво клеился к нашей девичьей компании. Но я скорее узнала его по красной куртке с белыми полосами, поскольку… лица у него не было. Трудно было назвать лицом кровавое месиво, на котором не осталось ни одного живого места. Беззубым ртом бедняга ещё что-то пытался произнести. Он находился в сознании, но, вероятно, пребывал в шоковом состоянии; его друг корчился от боли рядом на полу, хватаясь за живот, и плакал как ребёнок. Внезапно я почувствовала острую жалость к людям, испытывающим сильные физические страдания. От увиденной мной чужой боли у меня перехватило дыхание и на глазах выступили слёзы. На мгновение я сама ощутила разрывающую боль едва ли не каждой клеткой своего тела. Мне тогда ещё запоздало подумалось, что это, пожалуй, чересчур жестокое наказание этим дуракам за их примитивное хамство. Надо было представить что-нибудь другое, полегче. Например, расстройство желудка с последствиями. И чего, спрашивается, я так разозлилась из-за какой-то ерунды…

Но к чему эти безумные мысли? Я-то тут причем? Бред это всё! К случившемуся я не имею ровным счётом никакого отношения. Вот только то странное видение… Почему составляющие его образы казались такими похожими на ужасающие последствия того, что только что произошло? Может быть, это всего лишь чудовищное совпадение, чистой воды случайность? Скорее всего, так оно и есть. Я пыталась успокоить свою совесть этим непрочным объяснением, но на душе всё равно остался горький осадок, от которого мне было трудно избавиться.

Последние события того злополучного вечера я припоминаю довольно смутно, расплывчато. В ушах до сих пор стоит оглушительный вой милицейской сирены, я вижу слепящий свет каких-то прожекторов, бьющий прямо в глаза, и милиционеров, заталкивающих в машины всех подряд — возможно, среди них и участников драки. Видимо, подвыпившие ребята неосторожно «подкатили» к кому-то ещё, помимо нас, но не учли расстановку сил — и получили достойный отпор, призванный научить их хорошим манерам; а может, случилось что-нибудь похуже, но какая теперь разница…

«Братьев Грим» и других мы так и не дождались, и покинули ДК. Концерт ввиду непредвиденной чрезвычайной ситуации был экстренно свёрнут раньше времени. Устроители принесли посетителям свои извинения и убедительно попросили всех разойтись по домам.

Ночь прошла без сна, в тревожных, сумасшедших размышлениях, — как и следовало ожидать, не приведших ни к чему.

На самом деле одиночество не всегда выглядит таким ужасным, каким его рисуют пессимисты.

В одиночестве всегда можно найти много плюсов. Да, и минусов тоже, но плюсов всё-таки больше.

Одиночество — благо для того, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не будет чувствовать себя одиноким, страдая и страшась одного только этого состояния как самого ужасного из наказаний, даже если вдруг странною волею судьбы останется совершенно один на планете Земля. Есть в нашей жизни нечто такое, едва уловимое, по ту сторону привычной реальности, что незримо поддерживает нас, не позволяя до конца прийти к печальному убеждению, что мы никому не нужны и брошены в эту жизнь, словно в бушующую пучину водоворота без спасательного круга, чтобы один на один сражаться со смертью в каждом прожитом дне. Но для полного принятия и ощущения этой поддержки необходима колоссальная внутренняя сила, раскрытие которой зависит как от самого человека, так и от многих обстоятельств, влияющих на его жизнь. Вход в глубокий чудодейственный источник скрыт в нас под множеством лишних одежд, разнообразных чужих масок и общепринятых норм, навязанных социумом, а также наметённых барханов песка прошлого негативного опыта. На протяжении всей жизни эти вражеские барханы, не расчищаемые нами, постоянно растут, становясь всё плотнее и выше; и в конечном итоге бездействие с нашей стороны приводит к тому, что в какой-то момент мы лишаемся самого главного, для чего мы существуем в этом мире, — мы утрачиваем Безграничное Знание, заложенное в нас задолго до нашего рождения. Знание — это не столько результат работы мысли, сколько яркое, побуждающее к жизни и действию чувство, пробуждённое и ясное сознание, свободный полёт души, не скованной никакими отягощающими рамками. По сути, это Знание — вера в чистом виде, не имеющая ничего общего с религиями, какими бы то ни было. Если не отпускать этого знания и настойчиво верить в то, что именно твоя собственная и искренняя проекция на всё происходящее вокруг — и есть та самая, настоящая истинная жизнь, наполненная смыслом и судьбоносными событиями, то ощущение самодостаточности, освежающей свободы и полноты жизни не покинет тебя и поддержит в минуту, когда вдруг покажется, что так никогда и не найдётся тот, кто сумеет тебя понять и принять со всеми твоими тараканами в голове… Наверное, подобные размышления о жизни выглядят со стороны несколько странно, местами даже по-детски наивно, да и вообще совершенно ненадёжно, с точки зрения прагматиков, но в то же время они так умиротворяют, успокаивают… А прагматики, коих пруд пруди, естественно, тебе «доброжелательно» подскажут, что это всего лишь твой детский максимализм в тебе говорит, который с годами пройдёт, рассеется как дым химеры: ведь все когда-то так думали и верили в нечто бесконечно доброе и сверхъестественное, с чем они некогда были связаны невидимой хрупкой нитью. Вот именно… Все знали и верили, но с годами почему-то позабыли о нём. Почему? Ведь это совсем не то, о чём следует забывать. Подлинное Знание действительно необходимо нам как воздух, без него теряется смысл всякой жизни. Но мы всё равно теряем его… Теряем и забываем… растрачиваем понапрасну, неосознанно отказываясь от другой, более яркой и счастливой жизни… Вот ещё, в чём польза одиночества: тебе «не помогут забыть», и у тебя появится гораздо больше шансов сохранить то, что как несгораемое топливо будет поддерживать исцеляющий огонь в твоей душе, не давая ей окончательно окаменеть и омертветь. Подобная позиция, как правило, влечёт за собой много трудностей в жизни. Но в этом-то и состоит суть главного испытания: устоять и не поддаться малодушному страху; а ведь ещё надо суметь с ума не сойти, что нередко случается с теми, кто на каком-то отрезке своего пути начинает метаться меж двух и более огней, подвергая сомнению все свои замечательные наработки. Немало людей угодило в эту ловушку под названием «принцип разумной реальности».

Вот и я, видимо, отношусь к этой самой категории вечно метущихся, обречённых на бесконечное внутреннее противостояние двух взаимоисключающих друг друга взглядов на жизнь. Одного — являющегося следствием принудительного воспитания на принципе разумной реальности, и второго — разрешающего открытие в себе иных возможностей, не имеющих ничего общего с привычным реальным, что в действительности может являться следствием серьёзного психического отклонения. Мои страхи и душевные мучения усиливались ещё и от того, что трансформация реальности для меня происходила слишком грубо, стремительно и независимо от моей воли. И наконец наступил момент, когда я уже не могла отличить настоящее от вымышленного, ибо я оказалась совершенно не готовой к тесному столкновению с такими силами, существование и проявление которых в нашем мире считается невозможным и, вероятно, очень вредным и опасным, с точки зрения проповедующих различные духовные теории.