Кир Булычев - Осечка-67

— Ах ты, господи! — с отвращением произнес Керенский, когда они вернулись в зал заседаний. Министры, люди штатские и не терпящие кровопролития, окружили вернувшихся из карательной экспедиции и засыпали их пустыми и нервными вопросами.

— Вот что, — сказал Колобок, — совет министров попрошу следовать за мной. Можете считать себя мобилизованными в ополчение. Оружие возьмем у раненых. Будете защищать фасад.

— Это нарушение демократии, — сказал Милюков.

— Без разговорчиков! — вспылил Керенский. — Я, председатель совета министров, не гнушаюсь носить в руках оружие. Граждане свободной России…

Зосе показалось, что из глаз Саши вылетели две молнии и поразили на месте министров.

— Граждане свободной России! Революция в опасности!

Пораженные силой, изливавшейся от Керенского, Милюков и Гучков бросились к двери. Они спешили получить оружие.

Вернулся Извицкий.

— Несладко там, на площади. По-моему, они откуда-то откопали «катюшу»,

— Давай быстро, ищи Царское Село.

Колобок подошел к окну. В самом деле, от Невского медленно ехала, окруженная солдатами и матросами, старая «катюша». Видно, осаждающие взяли ее в Артиллерийском музее.

— Всем уйти с верхних этажей, — приказал Колобок. — Укрыться за мешками и ящиками. Приготовить огнетушители.

Дежурный юнкер побежал выполнять приказание, а Колобок остался стоять у окна, одним ухом прислушиваясь к настойчивым призывам Извицкого о помощи. Вокруг «катюши» между тем разворачивалась какая-то свалка. Сначала Колобок подумал, что откуда-то пришла помощь Зимнему, но тут же понял, в чем дело: это были кинооператоры. «Катюша» нарушала им весь антураж. Операторы требовали убрать «катюшу» с площади и продолжать штурм средствами семнадцатого года.

Колобок не видел деталей и подробностей — только мелькали руки, и даже девятикратный морской бинокль, случайно оказавшийся в зале заседаний, не мог помочь. И Колобок только угадал, что свалка закончилась тем, что «катюша», поврежденная, но еще боеспособная, снова двинулась вперед.

Защитники дворца не знали, что в свалке у «катюши» полегли основные кадры кино и телевидения. С этого момента репортаж с Дворцовой прекратился.

В 13.30 Зимний установил связь с батальонами генерала Краснова. Это случилось через несколько минут после того, как ударный батальон Зоси в неполном составе отчаянным броском прорвался к «катюше» и вывел ее из строя. Батальон потерял тридцать четыре человека убитыми, ранеными и уведенными путиловцами в плен на поругание. Зося, раненная в руку и голову, лежала на раскладушке в переполненном лазарете. Рядом, закрыв глаза, потихоньку стонал министр Милюков. Он проявил храбрость, туша пожар на третьем этаже от попадания снаряда «катюши».

Зимний держался…

— Зимний? — удивился генерал Краснов. — Вы еще держитесь? До меня дошли слухи, что штурм начался на рассвете. Я уж думал сворачивать наступление. А то трудно удержать моих мальчиков. Они вошли в раж и еще немного — в самом деле прорвутся к Ленинграду.

— Планы изменились, — сказал Керенский. — Властью Временного правительства приказываю немедленно двинуть вперед все ваши части. Революция в опасности!

— Да, но у меня нет указаний из обкома.

— Дело сейчас не только в указаниях. У нас половина личного состава — раненые и убитые. Патроны кончаются. И без шуток! Если вы генерал Краснов, то выполняйте

свой долг. Вы должны сделать все от вас зависящее, чтобы прорваться к нам.

— Да я не Краснов, — сказал генерал. —Моя настоящая фамилия Перепелкин. Я преподаю химию и обществоведение.

— Тем более. Тогда я повторяю: товарищ Перепелкин, забудьте о том, что вы Перепелкин. Вы сейчас — Краснов, и от вас зависит судьба революции.

— Ничего не понимаю, — сказал Краснов.

— И нечего понимать. Подчиняйтесь.

— Слушаюсь, — сказал Краснов.

— Проверю через час. В случае чего будем судить по законам военного времени.

Керенский бросил трубку и уже привычно отер париком пот со лба. Зазвонил телефон.

— Говорит Викжель. Мы еще держим Московский вокзал.

— А мы держим Зимний, — ответил Колобок.

— Нам бы подкинуть подкрепление.

— Не можем. Защищайтесь сами.

Керенский потуже натянул парик и спросил у Колобка:

— Интересно, как там Государственная Дума?

— Никаких сведений.

— Не послать ли нам разведку? — спросил Керенский. — Мы же не знаем, что творится в Петрограде. Может быть, положение еще не плохо. Может быть, где-нибудь еще есть порядок?

— А кого послать?

— Симеонов пойдет. Верный человек. Керенский нахмурился.

— Где-то здесь должен крутиться наш Розенталь.

— Какой еще Розенталь?

— Он отвечает за нас, за Временное правительство. Довольно деятельный мужичок.

— А где он прячется?

— Знаю, где, — сказал Гучков. — Он санитаром у нас в госпитале.

— А ну-ка, кликни его.

…Керенский проводил разведгруппу до самых боковых дверей, выходящих на Летнюю канавку. Розенталь и Симеонов, одетые солдатами, в высоких потрепанных папахах, неловко замялись перед дверью, пока пожилой юнкер из хозуправления перебирал ключи, отыскивая подходящий.

— Ну, во имя свободы! — сказал Керенский. — Попытайтесь пробраться в Смольный, может быть, в обком. Главное, это касается вас, Симеонов, побывайте в Государственной Думе.

— Ясно, — сказал Симеонов. Он почему-то завязал один глаз черной, сомнительной чистоты повязкой. — Постараемся.

— У меня большие связи в Думе и обкоме, — сказал Розенталь. — Все будет в порядке.

Розенталь первым проскользнул на улицу. Симеонов раздвинул створки двери объемистыми плечами, последовал за ним.

— Сбегут, — сказал юнкер с ключами. — Обязательно сбегут. Особенно этот шустренький.

— Мы вынуждены идти на риск. Людей мало. Керенский поднялся в госпиталь.

Зося не спала. Она узнала его по походке и сама удивилась, как много успела узнать об этом человеке за одни сутки.

— Как тебе? — спросил Керенский, присаживаясь на кончик раскладушки.

— Не опрокинь меня, — постаралась улыбнуться Зося. — А вдруг я останусь калекой?

— Не говори глупостей, — сказал Керенский. — В новой России будет много хороших врачей. И все они будут счастливы поставить тебя на ноги.

— Ради тебя?

— Ради тебя самой. Твое имя напишут золотыми буквами…

— Кончай, Саша, без громких слов. Все это кончится строгачом. Если не хуже.

В два часа Коган собрался было пойти пообедать, но Грот его отговорил.

— На улице все время скачут какие-то казаки и анархисты. Я пытался добежать до угла купить сигарет, но не смог. Они шли с черным знаменем.

— Казаки?

— Нет, анархисты. И еще они кричали: «Да здравствует Учредительное собрание!»

— М-да… Зимний еще держится?

— Стреляют.

— Стреляют-стреляют. Вы мне скажите, откуда не стреляют? Паплиян так и не вернулся.

И как бы в ответ на слова Когана кто-то постучал в дверь.

— Кто там?

— Свои, — ответил глухой голос.

Коган посмотрел на Грота. Грот — на Когана. Из соседней комнаты вышли остальные бундовцы.

— Что будем делать? — спросил Коган.

— Да это же я, Паплиян. И со мной еще один товарищ.

— Паплиян? А как мое имя-отчество?

— Да Коган, Аркадий Аркадьевич. Что еще за штучки-мучки?

— Отодвигай, — сказал Коган. — Если Паплияна не взяли в плен, то это он.

Бундовцы отодвинули шкафы, и в комнату вошел Паплиян. За ним робко скользнул и остановился в уголке небольшой человек, закутанный в башлык поверх солдатской папахи. Из-под башлыка выглядывали толстые запотевшие очки. Человек снял очки и протер их полой шинели.

— Познакомьтесь: товарищ Розенталь. Из Зимнего, — сказал Паплиян.

— Из Зимнего? Разве в Зимнем еще не большевики?

— Если помощь не придет вовремя, то будут большевики.

— Я был в обкоме, — вставил Паплиян. — Там товарищи держат связь с Москвой. Принято решение не завершать штурма, пока не начнется съезд Советов. То есть до ночи. И еще… — Паплиян оглянулся — вроде бы свои? — …и еще говорят: пропал Ленин.

— Что?

— Никто не знает, где Ленин. Юнкера его не задерживали. Больше того, «Аврора» на мели.

— Она же стреляла.

— Не туда. Она попала в Смольный.

— Вот дела, — сказал Коган.

— А пока, — вставил человек из Зимнего, который был Розенталем, — пока наш долг — удержать Зимний.

— Да, — подтвердил Паплиян. — В обкоме тоже так думают. По крайней мере пока не загримируют нового Ленина. Или не найдут старого.

— А если нет?

— Тогда… — Паплиян перешел на громкий шепот: — решено вызвать Кантемировскую дивизию и кончить дело.

— А что мы можем сделать? — удивился Коган. — Мы же маленькая партия и совсем не пользуемся влиянием в массах.

— Сколько у вас здесь людей?

— Меньше десяти, — ответил Коган. — И в большинстве своем освобожденных от воинской повинности.