Терри Пратчетт - Последний герой. Сказание о Плоском мире

— Хорошо, — с важным видом произнёс Коэн. — Напиши, что он сражался, аки тигр разъярённый.

Гарри смахнул слезинку с глаза.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил он. — Не знаю, что и сказать. Никогда этого не забуду. После такого моя карьера может пойти круто в гору.

— Тогда окажи нам услугу. Позаботься о том, чтобы бард вернулся домой целым и невредимым, — ответил Коэн.

— Конечно, — пообещал Злобный Гарри.

— Гм… Но я… Я не собираюсь возвращаться, — вдруг заявил менестрель.

Эти слова поразили всех. И его самого в том числе. Перед ним внезапно открылось два пути. Один из них возвращал его к жизни с песенками про любовь и цветочки. А второй мог завести вообще куда угодно. Однако в этих стариках было что-то такое, что делало первый выбор совершенно невозможным. И бард не мог объяснить что. Просто это было, и всё.

— Но ты должен вернуться, — сказал Коэн.

— Нет, я должен увидеть, чем всё закончится, — ответил менестрель. — Наверное, я сошел с ума, но я хочу именно этого.

— Ты вполне можешь придумать завершающую часть, — предложила Вена.

— Нет, мадам, — возразил менестрель. — Не могу. Вряд ли я сумею придумать всё так, как закончится на самом деле. Да стоит только посмотреть на господина Коэна в этой его рыбьей шляпе, на господина Вилли в облике бога фиговосебячувствия… Нет, я хочу пойти с вами. А господин Гарри может подождать меня здесь. И мне ничегошеньки не грозит. Что бы ни случилось. Потому что я абсолютно уверен: увидев, что их атакуют человек с помидором на голове и старик, нарядившийся музой сквернословия, боги обязательно, всенепременно захотят, чтобы весь мир узнал, чем всё закончилось.

Леонард по-прежнему пребывал без сознания, никак не реагируя на мокрое полотенце, которое водрузил ему на лоб Ринсвинд.

— Разумеется, я наблюдал за ним, — сказал Моркоу, бросив взгляд на плавно перемещающиеся рычаги. — Но он построил корабль и потому всё тут знал. Гм-м, сэр… На твоём месте я бы это не трогал…

Устроившись в кресле рулевого, библиотекарь обнюхивал рычаги. Где-то под корабельным полом тихо щелкал и жужжал автоматический руль.

— Нужно что-то придумать. Причём срочно, — заявил Ринсвинд. — Корабль не может управлять собой вечно.

— Но что, если мы осторожненько… А вот этого совсем не стоит делать, сэр…

Библиотекарь с любопытством исследовал педали. Потом одной рукой он оттолкнул Моркоу, а второй снял с крючка лётные очки Леонарда. Его ступни цепко обвили педали. Он толкнул вперёд рычаг, который выключал руль принца Гарана, и что-то под ногами глухо стукнуло.

Когда корабль затрясло, библиотекарь вытянул руки, размял кисти, громко хрустнул суставами пальцев и ухватился за рулевые рычаги.

Моркоу и Ринсвинд бросились к своим креслам.

Ворота Дунманифестана распахнулись как будто сами собой. Сбившись в кучку и подозрительно озираясь по сторонам, Серебряная Орда проникла в царство богов.

— Ты, парень, гляди в оба, — шёпотом посоветовал Коэн, изучая оживлённые улицы. — Чего-чего, а такого я не ожидал.

— Какого? — не понял менестрель.

— Ну, мы ожидали увидеть что-нибудь навроде большой пирушки, — сказал Малыш Вилли. — А не… не какие-то лавки. Причём торгующие одеждой разных размеров!

— Что ж, похоже, боги бывают всякой величины, — сказал Коэн, разглядывая спешивших им навстречу богов.

— А может… зайдём в другой раз? — предложил Калеб.

Ворота за их спинами с треском захлопнулись.

— Нет, — сказал Коэн.

Они вдруг оказались в центре настоящей толпы.

— Вы, вероятно, новые боги, — донёсся голос с небес. — Добро пожаловать в Дунманифестин! Следуйте за нами!

— А, бог рыбы, — понимающе кивнул один из богов, пристраиваясь рядом с Коэном. — Ну и как поживают рыбки, ваша всемогущественность?

— Э-э… что? — переспросил Коэн. — О… Э-э… Всё ещё мокрые… Да, весьма мокрые твари.

— А вещи? — поинтересовалась какая-то богиня у Хэмиша. — Как дела у вещей?

— Всё по-прежнему! Всё валяются!

— А как у вас с омнипатентностью?

— Увы, барышня. Но я принимаю пилюли!

— А ты, видимо, муза сквернословия? — обратился какой-то бог к Маздаму.

— А кто ж, на хрен, ещё! — отчаянным голосом откликнулся Маздам.

Коэн посмотрел вперёд и увидел Бога-Крокодила Оффлера. Его трудно было не узнать; кроме того, Коэн не раз видел его прежде. Вернее, его статуи, которые стояли в храмах по всему миру. И многие из этих храмов в результате бурной деятельности Коэна стали значительно беднее. Впрочем, об этом Коэн даже не вспомнил — просто потому, что никогда не вспоминал о подобных вещах. Однако у него сложилось явное впечатление, что Орду куда-то заманивают.

— Кстати, приятель, а куда мы идём? — спросил Коэн.

— Наблюдать за игрой, ваше рыбство, — ответил Оффлер.

— Ах, да. Вы же… то есть мы же тут любим играть с на… то есть со смертными во всякие интересные игры.

— Именно так, — подтвердил шагавший по другую сторону от Коэна бог. — И совсем недавно мы узнали, что группа смертных пытается проникнуть в Дунманифестин.

— Вот ведь негодяи, — сочувственно произнёс Коэн. — А вы их молнией, молнией! От души советую. Другого языка они не понимают.

— На каком языке говоришь, такой и понимаешь, — пробормотал менестрель, разглядывая окружавших их богов.

— Ага, мы тоже об этом думали, — кивнул бог. — Кстати, меня зовут Рок.

— Так ты тот самый Рок? — изумился Коэн, когда они уже подходили к игровому столу. — Всегда хотел с тобой познакомиться. Но разве ты не должен быть слепым?

— Нет.

— А если два пальца в глаза?

— Прошу прощения?

— Шутка.

— Ха. Ха, — откликнулся Рок. — Но мне не терпится узнать, о рыбий бог, хорошо ли ты играешь.

— Никогда не увлекался азартными играми, — сказал Коэн, провожая глазами мелькающие между пальцев Рока игральные кости. — Сплошное жульничество.

— Может, рискнешь попробовать?

Толпа разом замолкла. Менестрель заглянул в бездонные глаза Рока и понял: в игре с судьбой результат всегда предрешён.

В воцарившейся тишине даже малая птаха не упала бы незамеченной.

— Конечно, почему бы нет? — сказал наконец Коэн.

Рок бросил игральную кость на стол.

— Шесть, — сказал он, глядя Коэну прямо в глаза.

— Ага, — откликнулся Коэн. — Стало быть, я тоже должен выбросить шестерку?

Рок улыбнулся.

— О нет. Ты ведь бог. А боги играют только на победу. Ты, о всемогущий, должен выбросить семь.

— Семь? — переспросил менестрель.

— Лично я не вижу никаких проблем, — пожал плечами Рок. — Для того, кто действительно имеет право здесь находиться.

Коэн покрутил кость. У неё, как и положено, было шесть граней.

— А вот лично я вижу некоторые проблемы, — сказал он. — Но только для смертных, разумеется. — Коэн пару раз подбросил кость в воздух. — Значит, стало быть, семь?

— Семь, — подтвердил Рок.

— Прямо-таки узловая проблема, — пробормотал Коэн.

Менестрель посмотрел на него, и странный холодок пробежал по его спине.

— Запомни эти слова, паренек, — сказал Коэн.

«Сокол», заложив крутой вираж, нырнул в густое облако.

— У-ук! — весело воскликнул библиотекарь.

— Да он летает лучше, чем Леонард! — покачал головой Ринсвинд.

— Ему, вероятно, даётся это легче, — прошептал Моркоу. — Он же… это, как его… ходячий атавизм.

— Правда? А я всегда считал его довольно добродушным. За исключением тех случаев, разумеется, когда его называют обезьяной.

«Сокол» заложил очередной вираж, прошивая небо, словно маятник.

— У-ук!

— «Из левого иллюминатора почти весь Диск виден», — перевел Ринсвинд.

— У-ук!

— «А из правого иллюминатора…» О, боги!

Это была Гора. А на самой её вершине сверкала на солнце обитель богов. А ещё выше, едва видимое даже в кристально чистом воздухе, расходилось воронкой магическое поле Плоского мира, заземляясь в самом его центре.

— Слушай, а ты… ты вот религиозный человек? — спросил Ринсвинд, глядя на проносившиеся мимо облака.

— Я верю в то, что каждая религия отражает определённый аспект вечной истины, — ответил Моркоу.

— Ловко, — признал Ринсвинд. — И всегда сходит с рук.

— А ты? — спросил Моркоу.

— Ну, есть одна вера, в которой вращение является формой молитвы. Знаешь такую?

— Да, конечно. Клатчские Крутилы-Вращалы.

— Так вот, моя вера очень похожа на эту. Только мы предпочитаем… движение по прямой. Именно. По прямой. И скорость для нас священна.

— То есть ты веришь, что благодаря ей достигнешь вечной жизни?