Наталия Чернышова - Привидение-стажер

Неверный свет озарял комнату и заодно — парящую в метре над землей фигуру, укутанную в саван с кровавыми пятнами, зеленовато-белое лицо и синяки под глазами — в глубине души я боялась, что переборщила со спецэффектами, но оказалось, нет, в самый раз. После того как я, вспомнив незабвенного Карлсона, погрозила ему пальцем, он выронил пистолет, упал на кровать и попытался спрятаться за подушкой.

Я подлетела поближе, что бы свет от ночника упал на мое, точнее не мое лицо.

— Кто ты? — черт, выходит, зря билась над правдоподобием!

— Меня звали Евгений Кулагин — Монастырский сжался на кровати и просипел полузадушенным голосом

— Что тебе от меня надо? Сгинь, изыди! — и размашисто перекрестил меня. Странно, даже самые циничные негодяи и прожженные атеисты в таких случаях вспоминают о Боге и начинают тяготеть к устаревшей церковной лексике!

— Чаша грехов твоих переполнилась — сообщила я в тон ему скорбным голосом. Видимо, что-то подобное он и ожидал услышать в ответ, потому что он со стоном схватился за голову и запричитал что-то о семье и детях.

— Хочешь спастись — покайся! — прервала я его, грозившую перейти в затяжную, истерику. Он почти радостно закивал. Похоже, что нечистая совесть все-таки не давала ему покоя, а появление вестника с того света оказалось последней каплей.

— Я все сделаю. Подам в отставку. Признаюсь во всем.

— Признание должно быть в первом выпуске новостей сегодня утром. Иначе… — тут нашу содержательную беседу прервал звонок, потом стук в дверь, в сопровождении крика «Откройте — милиция!». Видимо, все-таки я переоценила изоляцию в элитных домах и недооценила гражданскую совесть соседей.

Со словами «Вот твой последний шанс облегчить душу!» — я дематериализовалась как раз за секунду до того момента, как выломавшие дверь милиционеры ввалились в комнату. Их глазам открылось неутешительное зрелище — забившийся в угол Викентий Андреевич, тихо бормочущий «Отче наш». При появлении стражей порядка он ликующе бросился к ним навстречу и потребовал срочно его арестовать за….Далее следовал полный, но немного сбивчивый список его прегрешений. Милиционеры перепугались и вызвали скорую. Но он настоял на том, что бы они начали вести протокол его признаний. И требовал, что бы срочно оповестили прессу.

Испугавшись, что переусердствовала, и помешанному господину не поверят, а просто запрут в санаторий, я решила дождаться окончания этой истории. Было уже 6 утра, когда Монастырский подписал протокол допроса, пресс-служба отправила сообщение для новостей, а я с чувством выполненного долга отправилась навестить Че Гевару.

Он, конечно же, спал. Женя, разумеется, да и кактус, наверное, тоже. Хотя мог бы нервничать и пить на кухне черный чай.

Но, увы. Чувствительность никогда не была отличительной Жениной чертой. А я не славилась терпеливостью. Но делать было нечего, приходилось ждать. Прошло минут 20. Меня распирало от гордости, и я чувствовала, что если в ближайшие пять минут не поделюсь ею, то меня может просто разорвать на части. Подождала еще немного. Опять заглянула в спальню. Женя спал и, вот не пробиваемый, улыбался во сне. Минут пять я пыталась гипнотизировать его взглядом — бесполезно. С магнетизмом у меня всегда дела обстояли неважно. Потом попробовала аккуратно пошуметь — опять не вышло. И только когда я в очередной раз в полный голос попыталась изобразить звонок будильника, он, все-таки, открыл глаза, блаженно улыбнулся: «Так ты еще и суккуб?» — и, повернувшись на другой бок, опять заснул.

В конце концов, я перешла к активным действиям и проорала ему на ухо

— Подъем! Горим! — он подскочил не хуже Монастырского, глядя сквозь меня стеклянными глазами

— Что за шум?

— Шум? Не знаю, ничего не слышала. Я пролетала мимо, а ты вдруг как закричишь. Приснилось что-нибудь?

Женя долго подозрительно смотрел на меня, потом вздохнул и сказал:

— Ладно, поверю. Сколько хоть времени сейчас?

— Почти восемь.

— Могла бы и дать поспать. После вчерашнего краха, сон — единственная радость. И той ты меня лишила. Обещала вернуться, я тебя как дурак до 12 ждал. Потом через окно буфета выбирался. А где ты пропадала всю ночь?

— Ты что волновался за меня?

— Что с тобой сделается? Просто любопытно было.

— Да так, я немножко полетала. Раз уж ты все равно проснулся, то, может, включишь телевизор?

— Ты для этого меня разбудила? Что бы посмотреть свой любимый сериал?

— Угу, там последняя серия.

Женя, ворча, что его превратили в пульт дистанционного управления, поплелся к телевизору.

— Какой канал?

— 14 по-моему. Садись, раз уж ты проснулся, составишь мне компанию — решительно пресекла я попытки зевающего Жени улизнуть обратно под одеяло.

— Монастырский Викентий Андреевич, зам. министра по энергетике подал в отставку. Против него возбуждено уголовное дело. В данный момент он находится в следственном изоляторе в состоянии нервного стресса, как показала психиатрическая экспертиза.

— Ты что научилась еще и новости изображать?

— Нет. Это правда. Пока некоторые спали, я трудилась, не покладая рук. Поговорила по душам с Монастырским, воззвала к его совести и прочему, и вот результат. Возможно, конечно, что и кровавый саван сыграл в этом не последнюю роль, но я не склонна все сводить к внешним причинам. Забавно, правда?

Вместо ожидаемого восхищения и бездны восторга моей предприимчивостью я увидела довольно кислое выражение лица. Это мне основательно испортило настроение.

— Что случилось, ты, что не рад? Теперь ему точно конец.

— Вот уж не ожидал от тебя такого. А обязательно было делать это за моей спиной? Или ты мне не доверяешь, и поэтому решила держать все в секрете?

— Что за чушь! Мне это внезапно пришло в голову. И ничего такого я заранее не готовила.

— Но ты могла бы хотя бы сообщить мне о своих намерениях! Или не сочла нужным беспокоиться о таких мелочах?

— Почему я должна перед тобой отчитываться? А может, ты обижаешься за то, что финал обошелся без твоего участия? — я уже начинала потихоньку закипать.

— Нет, как подумаю, что все это время ты делала вид, что на полном серьезе участвуешь в наших общих планах. — Женька меня даже не слышал и продолжал возмущаться — А как правдоподобно расстроилась вчера! Вот уж, наверное, развлеклась, подыгрывая мне? Это для тебя игрушки — так забава от нечего делать, было бы, чем занять пару лет из твоей необозримой биографии, а для других это не эпизод, а жизнь, между прочим.

— А может не жизнь, а карьера, если уж называть вещи своими именами?

— Ты произносишь слово «карьера» как ругательство, но я ничего не вижу в этом аморального. И никогда не скрывал что для меня это важно.

Неужели для него действительно это было самым важным? Похоже, что так. А тот файл про призраков и четвертое измерение? Тогда я решила, что совпадение, но сейчас подумала, что писал это Женя. Видимо, прикидывал новую статью?

— И ты готов ради этого на все? Даже из меня сделать сначала средство достать Монастырского, а потом и горячую новость? А как ты потом поступаешь с отработанными темами? Ты у меня даже не поинтересовался, что я об этом думаю

— Это не правда

— Я видела файл

— Ты что за мной шпионишь?

— А, теперь это так называется? Значит, это было действительно про меня? — то, что он не стал ничего отрицать, больно задело меня.

— Это было до того как я… — он замялся, мне показалось, что он сочиняет на ходу и окончательно разозлившись, я ляпнула

— Аня была права, для тебя существуют не люди, а только темы — перспективные и не очень.

После этих слов Женя застыл наподобие скульптурной композиции. Я даже порадовалась, что сумела его хоть чем-то достать. А дальше меня понесло уже по инерции:

— Или скажешь, что все это не правда, и придумаешь подходящее объяснение? Для тебя ведь не проблема сочинить очередную байку — как там, «это было до того, как…» Ну же, изобрети важную причину, или подсказать что-нибудь правдоподобное?

— До того — взорвался он, — как я понял, какая ты… бесперспективная тема. Мне эта история уже тоже порядком надоела. Так что можешь не беспокоиться. Ничего я писать не собираюсь. Было бы о чем!

— Действительно не о чем, сенсация не получится, а ради сенсации ты готов на все. Тебе ведь и на свалку, наверное, наплевать. Хотелось просто громкого дела или имя себе сделать. Извини, что помешала. Странно, почему ты так не любишь своего шефа? Ведь вы с ним стоите друг друга.

— Я все думал, что это у тебя посмертно характер испортился, но, судя по всему, ошибался. Теперь я не удивляюсь, тому, что твои родные были рады от тебя избавиться. И я тоже, жду не дождусь, когда эта история, наконец, закончится и я смогу зажить спокойной жизнью без компании истеричных привидений. — он говорил, словно бил наотмашь.