Лякмунт - Основание

У меня всегда была слабость к всякого рода кухонным аксессуарам. Даже в не слишком обильные времена медведковской коммуналки я был владельцем двух дорогих тяжелых сковородок и набора отличных поварских ножей. Оказалось, что моя новая кухня под завязку нафарширована не только всяческой посудой и бесконечным числом ножей и ножичков разного назначения, но массой кухонных электроприборов. Я узнал хлеборезку, кофеварку со встроенной кофемолкой, мясорубку и посудомоечную машину. Последней мне не приходилось никогда в жизни пользоваться, но я утешил себя тем, что домашние хозяйки как-то с этим справляются.

Я выгрузил все приобретенные продукты за исключением мяса, которое собрался готовить, в огромный холодильник. Одну из двух бутылок красного вина засунул в морозилку, чтобы поскорее охладить до вожделенных пятнадцати градусов (то, что этих градусов должно быть именно пятнадцать, я не поленился прочитать на контрэтикетке бутылки). Оглядев кухню хозяйским взором, я обнаружил еще одну дверцу, в которую прежде не заглядывал. Я открыл ее и увидел десятки винных бутылок, разложенных по полочкам в горизонтальном положении. В шкафу было ощутимо прохладнее, чем на кухне. Оказывается, ко всему прочему я еще и владелец винного погреба. Вытащив из морозилки только что помещенную туда бутылку, я поместил ее в винный шкаф на место пыльного сосуда, который бережно достал и поставил на стол. При ближайшем рассмотрении оказалось, что я достал бутылку темного стекла, покрытую не только пылью, но и известковыми разводами и, кажется, даже плесенью. Я как-то раз наблюдал, как ловко с похожей бутылкой расправлялся официант. Пыль и всё прочее положено удалять большой полотняной салфеткой. Салфетку, к слову сказать, мне в тот раз предложили забрать из ресторана с собой.

Я был уверен, что на моей замечательной кухне есть нужные салфетки, но совершенно не представлял, где их искать. Поэтому, чувствуя себя не изысканным гурмэ, а обжорой-гурманом, я не только вымыл пыльную бутылку, но и вытер ее полотенцем. После этого открыл пробку, чтобы соблюсти классические традиции и дать вину «подышать». Я ничего не могу сказать про профессиональных дегустаторов, отличат ли они надышавшееся вино от только что открытого. Зато в себе я полностью уверен — вероятность того, что я правильно укажу на насыщенное кислородом вино, составляет ровно пятьдесят процентов. Спросите, почему я, тем не менее, стараюсь соблюдать этот и некоторые другие ритуалы? Ответ прост: мне это просто нравится, и не вызывает затруднений, а главное, я получаю от этого удовольствие. Почему бы не побаловать хорошего человека, согласны?

Мясо, охлажденную свиную вырезку, я решил просто отбить и пожарить. Единственной пряностью, которую я использовал, стал молотый черный перец — чем проще, тем лучше. Когда через десять минут мясо уже было готово, я бросился искать бокал для вина. На кухне мне его отыскать не удалось, и передо мной встала дилемма — пить вино из правильного бокала, который я найду неизвестно когда, или вкушать шипящее мясо, которое только что выложено со сковородки. Я предпочел второе и налил коллекционное вино в высокий стеклянный стакан, обнаруженный на кухне, и приступил к трапезе. После ужина я решил прилечь, добрался до спальни и плюхнулся на широченную кровать. С удивлением обнаружил у себя в ногах огромный телеэкран, примерно как у Петрова в кабинете; странно, что в прошлый раз я его не заметил. Я не поленился и встал, чтобы отыскать пульт, включил телевизор и пощелкал каналами. С недоумением обнаружил, что доступны только стандартные программы, которые и в Медведкове ловились на домовую антенну. Такой скудный набор явно не вписывался в прочую обстановку шикарной квартиры. Я остановил свой выбор на биржевом канале. Там ведущий небольшого роста, бритый наголо мужчина в очках, задорно наскакивал на двух, не то бизнес-аналитиков, не то на политтехнологов, сидевших по обе руки от него. Те очень вяло отбивались, но под напором очкарика уже были склонны признать, что чему-то там присущи не только отдельные недочеты, но и системные недостатки. Я доброжелательно подумал, что ведущий похож на небольшой, но весьма дееспособный мужской орган. Потом я начал размышлять, на кого в таком случае похожи аналитики, и неожиданно для себя заснул.

Когда я проснулся, то понял, что мне приснился необычный сон, который мне бы не хотелось забыть. Я знаю, что сон, который хочешь запомнить, нужно пересказать себе сразу после пробуждения, и, не открывая глаз, начал вспоминать. Последняя картина сна была такая: я плаваю внутри снежного шара. Знаете такую детскую игрушку? Стеклянный шар с жидкостью; если его потрясти, внутри начинают летать тысячи снежинок, настоящая метель. И вот я плаваю внутри такого шара, а вокруг меня вместо снежинок плавно движется огромное количество сияющих разноцветных кристаллов. Каждый из кристаллов испускает пучок тонких лучиков. Я прослеживаю направление пучков, смотрю себе под ноги и вижу, что лучи сформировали изображение синего неба с быстро несущимися белыми облаками. Я поднимаю голову наверх и вижу там картину красного неба. Мне ясно, что и эта картина также нарисована пучками лучей. Спереди и сзади, справа и слева тоже облака, несущиеся по разноцветным небесам. Всего шесть цветов. Я осознаю, что это сон, и говорю себе, что необходимо не забыть о количестве цветов. Ровно шесть разноцветных небес.

А что было до этого? Что-то очень важное. Я вспоминаю, откуда взялись кристаллы — в них превратились разноцветные снежинки. Снежинки нежно звенели, каждая своим голосом. А Ира просила не разрушать монады.

Точно! Теперь я вспомнил, там была Ирина. Я ее не видел, но узнал голос. Я уверен, что это была именно она.

Я окончательно проснулся и открыл глаза. Телевизор озабоченным голосом сообщил, что сегодня торги на РТС завершились в красной зоне, и был безжалостно пристрелен из пульта. Я лежал на спине и думал о своем сне. Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, почему мне снится Ирина. Я вполне осознаю, что, говоря старорежимным языком, увлечен ею. Такое уже случалось, и, надеюсь, случится еще не раз. С монадами, которых Ира просит не обижать, тоже всё понятно. Секвенции уничтожают монады, девушка от этого испытывает боль, я увлечен девушкой и не хочу, чтобы она страдала, девушка в компании монад является мне во сне. Мое чувство вины привело ее в мой сон. Всё логично. Но сон продолжает меня беспокоить.

Я всегда довольно серьезно относился к своим снам. В этом моем отношении никогда не было ни тени мистицизма, или еще какой-нибудь другой потусторонней чуши. Я четко осознаю, что во сне мой единственный собеседник — я сам, и идеи общения с кем-то посторонним, будь то духи предков, ангелы, или Создатель лично, напрочь отвергаю. При этом я отчетливо понимаю, что во сне зачастую в довольно изощренной форме, я могу сказать себе что-то, что не смог бы или не осмелился сказать себе в обычном внутреннем диалоге наяву. Повторяю, я серьезно отношусь к своим снам и, когда мне удается их запомнить, стараюсь в меру сил получить от этого какую-то пользу.

Я чувствовал, что кристаллы появились неспроста. Более того, я был уверен, что когда-то видел эти кристаллы, испускающие лучи, которые формируют какое-то изображение. Правда, тогда эти кристаллы лежали насыпью, этакой кучкой. И вдруг я вспомнил. Я вскочил с кровати, домчался до компьютера и включил его. Компьютер начал неспешно загружаться. Я понял, что не могу бездействовать, сбегал на кухню и сделал себе еще чашку кофе. Когда я возвратился к компьютеру, он уже был вполне готов к общению со мной. Я зашел в свою почту, открыл папку «Отправленные», начал искать нужное письмо и вскоре нашел. Мой отчет для Роберта Карловича двухлетней давности. Письмо от 26 мая. Я открыл письмо, убедился, что это — то самое, что я искал, и отправил его на печать. Не люблю читать с экрана.

.

Здравствуйте, дорогой Роберт Карлович.

Ровно два часа назад я возвратился из поездки на Север. Уже переоделся, принял душ и с удовольствием приступаю к выполнению своих эпистолярных обязательств. Я помню, что задолжал за семь дней, но пером моим движет (точнее, пальцами, нетерпеливо колотящими по клавиатуре) не только чувство долга, но и желание упорядочить свои впечатления.

Начну с конца. Сидя сейчас в прохладном номере, я особое удовольствие получаю от работающего кондиционера. Дело в том, что позавчера у нас в машине аналогичное устройство перестало работать. Шофер этому, кажется, только обрадовался. Всю неделю он хлюпал носом из-за насморка, вызванного, по его словам, сильным перепадом температур — забортной и в салоне. За бортом после того, как мы спустились с гор, жара была градусов сорок. Точнее сказать не могу, поскольку в арендованном джипе (самом дорогом из предлагавшихся) термометр не работал изначально. Шофер мой оказался большим философом. После того, как отказал кондиционер, он заявил, что поездка в прохладной машине по Индии — профанация идеи. Именно так и сказал — профанация. В колледже, который он закончил пару лет назад, его научили разным мудреным английским словам. Своим образованием, включая знание английского, он очень горд и имеет к тому определенные основания. Может показаться странным, но именно из-за его образованности уверенно понимать его речь я начал не сразу, а только спустя примерно сутки после начала нашего общения. Поскольку говорит он с весьма специфическим акцентом, я подсознательно был уверен, что языка он толком не знает, и не слишком старался вникнуть в темные для себя моменты его речи. Впоследствии выяснилось, что шофер украшал свои тирады использованием сложнейших английских грамматических конструкций. В последний раз с этими всеми сложноподчинностями и согласованием времен я сталкивался при подготовке к зачету по английскому. Я был уверен, что все эти красоты и сложности существуют только в учебниках и ошибался. Добавлю, что простой индийский парень в качестве строительного материала для упомянутых конструкций часто использовал слова, значения которых мне неизвестны и в русском языке. Когда я, наконец, сообразил, что его английский существенно превосходит мой собственный, пришлось из вежливости поинтересоваться, все ли шоферы в Индии такие эрудированные. Он меня успокоил, что не все. Оказалось, что мой шофер один из совладельцев фирмы, в которой я взял напрокат джип, а обязанности возничего он принял на себя добровольно, стремясь отдохнуть от однообразия офисной жизни.