Михаил Успенский - Алхимистика Кости Жихарева

– Антонушко, за ногу тебя и об угол! Так ты не утоп! А я-то за твою душу пудовую свечку поставил Николе Морскому!

Филимонов оглянулся.

Васька Буслаев обнимался с таким же здоровенным парнем в кожаном камзоле и в бархатном берете.

– Ну, за встречу-то можно? – сказал Буслай, обращаясь к богатырю.

– А с каких это пор всякая пузатая… – начал Васькин знакомец, но подоспевший Джульверн его успокоил:

– Это наш известный новгородский лекарь – у Василия Буслаевича ведь печень больная, ему нельзя…

Рекомый Антонушко с подозрением посмотрел на Костю.

– Лекарь, говоришь? С такой-то рожей? И чем он лечит – деревянным клистиром на большой дороге?

Ботан не растерялся:

– Бывает и такое! Лекарю ведь часто приходится ночью к больному спешить! Он же давал клятву Гиппократа!

Антонушко расхохотался и представился:

– Антонио Челентано из Генуи, негоциант! Бывал в ваших краях, пивал ваш мёд. Как это… пил вместе с усами мёд, да не попало в рот… Забыл уже, клянусь Вакхом!

– То-то я смотрю – лицо знакомое, – сказал ботан.

– Мы уже виделись раньше? – спросил кондотьер.

– Челентано у нас всякий знает, – сказал Джульверн. – Меня зовут Нил, а моего друга – Константин.

– Постой, – сказал синьор Антонио из Генуи. – Это не тот ли оруженосец Константин, которого обвиняли в смерти моего несчастного родственника Черилло, предательски убитого в Киеве?

– Я самый, – угрюмо сказал Костя. – Только я не убивал…

Надо же, как тесен выдуманный мир! Как всё в нём связано со всем!

– Да я знаю, – добродушно сказал Челентано. Он и вправду походил на знаменитого певца и актёра, только был при усах и ленинской бородке. – Знаю и то, что юноша обличил настоящего злодея. Однако скор ваш князь на расправу! Но нашу встречу необходимо…

– Мы дали зарок перед иконой, – нашёлся Джульверн. Иначе Костя ему бы навешал финдюлей!

– Но мы-то с Базилетто не давали! – воскликнул Челентано. – А посему…

Кончилось тем, что Филимонов обучил повеселевшего генуэзца песне из репертуара его потомка.

– Лашьяте ми канта-аре! – старательно выводил синьор Антонио.

Вскоре песню подхватила вся таверна. Музыкальный народ эти итальянцы! Итальяно веро!

В промежутке между переменами блюд Челентано спросил:

– Так что же привело в Вечный город таких славных ребят?

– Так это… Им к Папе надо… – объяснил Буслай. – На эту… уединенцию…

– Клянусь Вакхом! – рявкнул синьор Антонио. – У меня совсем вылетело из головы! Вам нужен Папа, а Папе нужны вы!

– Мы-ы? – опешил ботан.

– Ну, не вы лично, – сказал Челентано. – А всякий пришелец из ваших краёв. Его Непогрешимое Святейшество распорядился, чтобы в любое время дня и ночи, немедленно, за весьма приличное вознаграждение…

– Вот это да, – сказал Костя. – А ты говорил – оставим его в Праге, сам доберётся…

– Проехали, – сказал ботан и наступил ему на ногу.

– Тогда и пошли прямо сейчас, – сказал генуэзец. – Двести золотых на дороге не валяются…

Все четверо вышли из таверны. Кузьма-Демьян летел над ними и осенял своими крылами. Только сизые голубиные перья он поменял на белоснежные – всё-таки к Папе идём, а не кули с углем ворочать!

По дороге богатырь не уставал восхищаться своей прозорливостью:

– Знал же я, что Буслай нам пригодится. И что своих сто пудов нельзя бросать! Вот удача!

– Погоди радоваться, – сказал ботан. – Может, Папа у нас какие-то секретные сведения хочет узнать. Сколько полков, сколько дивизий на Руси…

– Нет, – уверенно сказал Костя. – Никаких заморочек больше не будет. Потому что Куковяка у меня вот где!

И похлопал по тайному карману.

Папские гвардейцы-швейцарцы в нелепых пёстрых одеяниях (форму проектировал сам Леонардо да Винчи, вот уж повеселился!) сперва преградили им путь алебардами, но генуэзец объяснил им, что таких гостей Папа ждёт не дождётся.

– Йа, мы понимать, – сказал стражник, и их пропустили в Ватиканский дворец.

Перед глазами друзей предстала лестница, уходящая вверх.

Они поднимались по бесконечным ступеням, пока не увидели фигурку Папы, сидевшего на своём святом престоле.

Голову Верховного Понтифика почему-то венчал турецкий тюрбан, украшенный страусиными перьями. Маленькое доброе личико напоминало печёное яблоко…

– Сказочная бабушка! – радостно воскликнул Костя. – Я тебя узнал! Ты-то нам и нужна!

Легенда о женщине, занявшей престол верховного римского первосвященника, родилась примерно в середине XIII века.

Одни историки говорят, что в основе её лежит религиозная ненависть к грешному прекрасному полу и придумана она для того, чтобы ни в коем случае и близко не подпускать дам к церковной службе – им даже в алтарь запрещено входить…

Жанну д’Арк отправили на костёр ещё и за то, что она ходила в мужской одежде. Внушить такое мог только дьявол!

Другие медиевисты (спецы по Средневековью) считают, что в легенде о папессе Иоанне отражены реальные исторические события и персонажи.

В X веке всеми делами Вечного Города заправляли две лихие бабёнки – Феодора и Мароция, мать и дочь. Обе выдающиеся красотки. Мужчин укладывали штабелями. Три века спустя инквизиция живо бы с ними разобралась, а пока…

Три десятка лет эти особы определяли, кому быть Папой, кому – королём, а кому даже императором Священной Римской и т. д. Времена были совершенно продажные и позорные. Рыцарством и не пахло. Брат убивал брата. Шли постоянные войны, затевались мятежи, плелись заговоры. И всё это – результаты непредсказуемой дамской политики. Вечный Город «завис» в критической ситуации…

Как должен был сицилийский, к примеру, крестьянин воспринимать вести из далёкого Рима? Коли там всеми делами заправляет баба, то она и есть самая главная. А кто может быть главнее Папы? Вот так и создалось мнение народное.

Имена сиятельных профурсеток забылись, а история о женщине на папском престоле накрепко застряла в заскорузлых мозгах и обросла подробностями.

Как могла самозванка стать Верховным Понтификом? Переоделась в мужскую одежду и пошла продвигаться по духовной стезе. Стала отличницей (отличником), заткнула за пояс лучших богословов, прославилась праведной жизнью – вот её и выбрали на конклаве кардиналов. Имя себе она выбрала простое и скромное – Иоанн.

Финал у легенды тоже был страшен и позорен: папесса Иоанна во время крестного хода вздумала рожать и тем себя разоблачила.

Указывали даже точное место, где произошло сие прискорбное событие: между Колизеем и церковью Святого Климента. Такие детали вставляют нарочно, чтобы рассказ казался подлинным.

Вновь воскресла римская легенда уже в XIX веке, когда женщины стали играть ведущие роли в искустве и политике и начали добиваться мужских привилегий. Самая известная из первых феминисток – писательница Аврора Дюдеван, печатавшаяся под мужским псевдонимом Жорж Санд. Она носила брюки, дымила сигарой и, закончив написание одного романа, немедленно начинала строчить следующий.

А в России к тому времени уже появилась героиня Отечественной войны 1812 года – кавалерист-девица Надежда Дурова!

Тема стала актуальной.

Душераздирающая история женщины в папской тиаре достигла и модных салонов Петербурга, быстро перенимавших всё парижское. Тут же за неё ухватился великий пересмешник – Александр Сергеевич Пушкин. Он в ту пору сочинял известную ныне всем «Сказку о рыбаке и рыбке».

Сказка с этим сюжетом в прозаической форме была напечатана в известном сборнике братьев Гримм. Но не тех бесшабашных проходимцев из одноимённого фильма Терри Гиллиама, а настоящих – кропотливых собирателей фольклора. Правда, в их сказке желания сварливой жены рыбака выполняла не сверкающая золотая рыбка, а унылая плоская камбала. Одно слово – немец-перец-колбаса! А ведь братцы считались романтиками!

Это именно в их пересказе рыбачиха пожелала стать Римским Папой!

Ну, наш поэт сперва и пошёл по этому пути.

Вот отрывок из черновика:

Добро, будет она римскою папой.

Кажется, так и слышишь голос Арины Родионовны!