Андрей Белянин - Казак в Аду

– Ой, мама, и за что я так его люблю?! – в восьмой раз спрашивала себя терпеливая звезда седьмого колена Израиля. – Почему этот усатый шлимазл не увернулся от выстрела, а героически закрыл меня казачьей грудью? Ему оно что, он свершил подвиг и гордо ушёл в бессознанку, а я должна таки переть его на своём горбу, как пьяного мужа после праздника Пурим… Таки там мужчине положено напиваться так, шоб он не отличал слов «благословен Мордехай!» от «проклят Аман!», хотя чую, шо мой Ваня не выговорит это на иврите и на трезвую голову…

Как все догадались, проблема усугублялась тем, что в левом накрепко сжатом кулаке бывшего филолога находилась задняя лапка Ганса. Сам помощник Дока, как и его руководитель, пребывал в транквилизаторном сне. Они волочились по полу скреплённые пластиковыми наручниками, добавляя неудобств на поворотах, но юная еврейка несгибаемо шла вперёд, шестым чувством зная, где тут пахнет летающими тарелками.

Предчувствия её не обманули, ангар был открыт и даже неохраняем. То есть какой-то охране там, несомненно, следовало быть, но Рахиль сама слышала, как там кричали по громкоговорящей связи: «Бешеная самка! Спасайтесь кто может!», поэтому не очень удивилась, что её не встретили цветами и аплодисментами. В данном случае она скорее даже была этому рада, безапелляционно свалила мужчин рядком у знакомой потрёпанной «тарелки» Дока, перевела дух и занялась диверсиями. Как вы помните, с домом Рона Хаббарда у неё лихо получилось, здесь сработала та же схема. Хотя и более упрощенная по сути…

Иван пришёл в себя на пару минут позже, чем трудолюбивый Ганс. Тот, освобождённый от наручников, уже вовсю помогал «самке» выводить летающую тарелку на орбиту. Они стартовали почти в тот же миг, когда охрана, набравшись храбрости и воодушевившись по максимуму, решилась всё-таки заглянуть в ангар.

– Ушли, – задумчиво проворчал старший, глянув вслед уплывающему судну беглецов. – Эй, кто-нибудь объяснит мне, почему на остальных кораблях мигают лампочки запуска, там же никого нет?!

– Кроме автопилота, – с ужасом догадался кто-то из младшего состава. Военная косточка!

Все успели выместись вон за секунду до того, как восемь летающих тарелок на полную мощь запустили дюзы. Взрыв был компактным и красивым…

– Лихо их разнесло, – уважительно признал бывший подъесаул, сбивая фуражку на затылок, даже не спрашивая, чьих это рук дело. – Капремонта месяца на два, нанимать узбеков и молдаван не рекомендую, а так… И погони не будет, и хозяевам есть чем заняться!

Ганс уверенно вел летательный аппарат по бескрайнему космосу. Межпланетная база учёных бесов представляла собой круглый шар, полностью укомплектованный для житья и работы. Теперь эта совершенная конструкция походила на яблоко, добрый кусок которого отхряпала сытая казацкая лошадь. То есть кусанула и ушла. А могла бы и доесть на фиг, образно выражаясь…

– Рахиль, я…

– Тсс! – вовремя поднял пальчик к губам заботливый Ганс.

Молодой человек не сразу понял, что его любимая не просто развалилась в кресле второго пилота, а безмятежно спит от усталости, нервов, переживаний и осознания честно выполненного долга. Док, словивший в общем мордобое аж три шприца, дрых там же, где его бросили. Притихший подъесаул перебрался поближе к Гансу, шёпотом объясняя ему, куда и зачем они должны выбраться.

А нежно посапывающая представительница богоизбранного народа в это время вовсю смотрела красивый сон. Очень-очень похожий на тот, что видел её верный Ванечка, хотя так и не рассказывал ей об этом. Будто сидит она, девица, в самом обалденном свадебном белом платье на маленькой скамеечке посреди облаков, а сами облака словно горсть снежных хлопьев на огромной ладони Всевышнего. И он так внимательно её слушает…

– Таки я могу рассказывать долго, но кончилось всё тем, что я его полюбила. А он мне первый ответил тем же! И это при том, что я впечатлительная девушка, а у него такие глаза, настоящие усы, и ещё эта улыбка… Ой, вы бы его видели!

– Я ВИДЕЛ. ОН У ТЕБЯ… СМЕШНОЙ.

– Шо?! Я вас умоляю! Смешной… Где вы на него такого насмотрелись?! Это мы, евреи, смешные, а он сплошной казак, у него чувство юмора носит портянки и скрипит, как портупея. Зато он меня защищает, может носить на руках, мы даже целовались, правда!

– Я ЗНАЮ.

– Таки я тоже догадывалась, шо вы по идее всегда в курсе. А он из-за этого так переживал, так переживал… Вы знаете, ему кто-то прямо сказал, что казакам с еврейками нельзя, потому что я иудейка, а он православный! Я буквально вся плакала, буквально вся…

– А ОНО ТЕБЕ НАДО?

– Ха, я о том же! Оно мне… надо. Я таки об этом, собственно, и хотела попросить. Потому как если мы оба всё равно уже «за», так, может, мы все найдём разумный компромисс и вы тоже не будете против? Элоэйну, Мелех Аолам, не оставляйте нас, пожалуйста…

– Ты кричишь во сне. – Мягкий голос Ивана Кочуева тихо раздался над самым её ухом. – Не волнуйся, любимая, Док и Ганс давно на ногах и разруливают ситуацию. Они нас не оставят…

Рахиль скорбно вздохнула и, не открывая глаз, обняла ничего не понимающего подъесаула. Да и как объяснить ему сейчас, что ей снился просто дивный, чудесный сон о таком высоком и сокровенном, что казалось святотатством даже поверить в это, а уж пересказывать кому-то…

– Ша, Ваня, сейчас я окончательно проснусь и вы мне скажете, куда мы прилетели. Но для начала тут таки есть что-нибудь на предмет покушать? Я голодная как никто!

Всё ещё заторможенный после тройной дозы транквилизаторов Док всё-таки дал приказ, и его подручный умчался готовить бутерброды. Мигом вскочившая на ножки израильтянка также резво отгребла следом, ей давно не терпелось проинспектировать здешний продуктовый склад. Старший бес, задумчиво пошарив под креслом главного пилота, извлёк небольшую ёмкость с прозрачной жидкостью и достал две пробирки.

– Отметим ваше освобождение?

– Наше что? – в привычной еврейской манере сощурился Док. И было в этом прищуре что-то болезненно недовысказанное…

– Ну, я имел в виду, выпьем за ваше избавление от этих пушистых короедов с ненаучным складом ума. Вам ведь светило пожизненное или даже «вышка»? А вы нам даже спасибо не сказали…

Долгую минуту маленький инопланетник что-то сопоставлял в уме, находил аналогии, проникался смыслом, потом молча отхлебнул прямо из бутылочки, занюхал в подмышку и только тогда поднял на честного подъесаула абсолютно кристальный взгляд.

– Дорогой мой Иван Степанович, давайте говорить откровенно. То, что вы видели, было всего лишь заседание нашего научного совета, ежегодный сбор-отчёт лучших специалистов области, а никакой не суд. Разумеется, у нас были дебаты, острые вопросы, могло иметь место даже повышение голоса и критика оппонента, но…

Но! Подчёркиваю, максимум, что нам с Гансом светило, учитывая некоторую справедливость претензий (взять хоть тот же спирт), – это служебное взыскание и урезание исследовательских фондов примерно на неделю. Потом пришли вы и нас спасли… Спасибо! Теперь мы чёрт-те где, База совета разгромлена, мои коллеги-учёные избиты лишь за попытку отбить нас от вас (спасателей!), и мой отпуск накрылся медным автоклавом с прощальным «дзынь». и похоронной мелодией… Вы довольны?

– А… э… но ведь… – не сразу опомнился казак. – А они посадили нас в какой-то аппарат, мы вылезли, так он взорвался через пять минут!

– Это межгалактическая капсула, последняя модель. Она бы доставила вас на место со скоростью звука и, выгрузив, самоуничтожилась. Вам налить?

– Давайте.

– За что пьём?

– Издеваетесь?!

Опрокинули молча, не чокаясь. Вздохнули каждый о своём.

– А как же наручники? – после второй припомнил молодой человек.

– Традиция, – пожал плечиком бес– Также, как паричок судьи на главе совета, чтоб помнили об ответственности перед НАУКОЙ! Они пластиковые, снимаются поворотом лапки.

– Тогда ещё налейте. Мои извинения, Док…

– Принимаются, Иван…

Появилась счастливая Рахиль с подносом. Молчаливым перемигиванием была достигнута договорённость ничего ей не сообщать – от греха подальше и лень объяснять очевидное по второму разу. Док так же ничего не ответил на укоризненный взгляд Ганса, цапнул себе сосиску и наполнил уже три пробирки. Третью протянул младшему сотруднику, опять же молча. Тот взял…

Бывший подъесаул уселся прямо на пол, откинулся к стене, а мысли его были уже далеко, совсем не в контексте происходящего. Они нырнули в иные глубины. А глубина мысли, как известно, имеет тенденцию увеличиваться по мере погружения.

Ведь если вдуматься, то все мировые религии построены на временном дисбалансе «добра» и «зла». Заранее ставим эти понятия в кавычки как условные для подавляющего большинства. Безусловным добром может быть только Господь Бог, но мы-то люди… И прекрасно понимая, что именно «добро» и победит, в конце концов установив некую разумную гармонию всего сущего, мы всё равно зачем-то воюем на стороне этого же «добра»?!