Константин Лишний - Космиты навсегда

— Правильно сделал, следствию локализовать одиночку всегда труднее, чем группу…

— Да, но только отсутствие общения с другими криминальными элементами усложнило мне и без того нелегкий поиск твоего убийцы. С величайшим трудом я установил истинных новых владельцев твоих залов и сауны; среди них не было «капитана», а одному проследить связи этих людей было крайне тяжело, я потратил на это много лет. Наткнулся я на «капитана» лишь 28 сентября 2004 года, почти случайно. Я узнал его, он выходил из какого-то банка в сопровождении громил. Что самое обидное — у меня была отличная возможность пристрелить его прямо на ступенях! Но я смалодушничал, — возможность убить у меня была, возможности уйти с места происшествия не было. Я его «отпустил», но запомнил номер его машины. Дальше было просто: три месяца я бродил по престижным районам города, выискивая этот черный дорогущий автомобиль; нашел, отследил, выяснил — где паркинг, где живет шофер и откуда он забирает «капитана». Потом мне потребовалась винтовка. Пришлось озаботиться пополнением наличности. У меня есть законспирированный счет в банке, но это стратегический резерв, собранный за много лет, а ежемесячные выплаты по вкладу удовлетворяют мои непритязательные потребности… счет я не тронул… и — сгорел на работе! За винтовкой я планировал «перейти» в Россию или Польшу, произвести пристрелку намеревался тоже на чужой территории, в Киеве я собирался сделать один лишь выстрел… Вот такая история.

— У меня есть два вопроса, — сказал Пронин. — Раз ты промышляешь грабежом, то почему ты не попытался украсть сразу винтовку?

— Ты с ума сошел?! Опыт подсказывает, что у людей, которые торгуют оружием, лучше ничего не красть… дольше проживешь.

— Да? Странно, но это, видимо, особенность твоего мира… у нас винтовки в спорттоварах продаются. Второй вопрос: что это за месть такая — из укрытия в голову?

— Додика этот вопрос тоже озадачил, но я все предусмотрел. Помнишь о кассете? Я сделал копию, завернул ее в клеенку, из букв газетных заголовков сложил строки «Щенку-капитану лично в руки», наклеил на упаковку и подсунул кассету под дворник его автомобиля…

— Думаешь, он догадался?

— Как пить дать — охрану он увеличил сразу и теперь нервничает: может, ждет расправы, может, ждет, что кассета отравится в прокуратуру, может, еще чем-то терзается. Правильно, пускай потрепыхается, козел.

Мы потягивали коньяк. Я предложил Пронину составить на всякий случай фоторобот убийцы, и отец заявил, что мы этим займемся по завершении нынешнего кризиса. Я допил коньяк и плеснул еще…

— Ты слишком много пьешь. Тренировки забросил? — встревоженно спросил отец.

— Нет, тренируюсь в обычном ритме, через день по четыре часа, но с тех пор, как я попал в этот мир, я совсем забухал и режим тренировок сломал…

— Пить надо в меру! Судя по отчетам Похмелинского, ты заливался капитально, каким образом ты умудрился так красиво ликвидировать Шило, я не понимаю.

— Как говорит твой любимый Похмелинский: мастерство не пропьешь, если оно есть, конечно…

— Может быть… мои ребра ты тоже неплохо пересчитал. Мы проанализировали видеозапись твоей пристрелки в лесу, поняли ее значение, и я даже хотел отказаться от бронежилета, но Похмелинский настоял... и правильно сделал, между прочим.

— А пули в ребра — это тебе за тот инцидент со шлангом от стиральной машины, который вдоволь нагулялся по моей спине.

— А… это когда ты влез на школьный чердак, нашел драный пакет сухой краски и ничего умнее не придумал, как скинуть его вниз? Помню… облако краски поглотило ответственную комиссию из районо, и хай поднялся до небес. Шлангом ты получил, но ведь за дело!

— Я и не говорю, что был бит на шару, я говорю, что пули в ребра — это тебе запоздалый ответ за шланг…

Следующие полчаса мы сравнивали наши воспоминая в поисках соответствий. Таковых нашлось немало… по большей части веселых. Интересная особенность памяти: когда тебя, школьника, бьют увесистым резиновым шлангом по спине, тебе совсем не смешно; но проходят годы, и эти воспоминания вызывают улыбку, а не нервную дрожь… пройдет время, и историю с тисками я, возможно, тоже буду вспоминать улыбаясь…

Пронин радостно вспоминал, как они с матерью и братишкой вернулись с дачи раньше срока и застали в квартире пьяную девку, одетую в его парадный китель на голое тело и фуражку, он так возмутился, что не знал, смеяться ему или плакать…

— …а потом из сортира вывалился ты, — сквозь смех сказал отец, — я уж хотел вас, пьяную молодежь, расстрелять без суда и следствия, но мать вмешалась и вас отмазала…

— Было такое, — сказал я, — не слово в слово, но очень похоже…

***

«Вечер воспоминаний» нарушил вошедший в комнату Похмелинский. Он был бледен, словно Ленин в мавзолее, щедро забинтован, словно мумия египетская, и лишь в его глазах по-прежнему искрились чертики.

— О... Крестный отец? Ты не сдох еще?

— Проехали... — сказал полковник, сдвигая закуски и размещая на столике какие-то папки. — Твои яйца против моих, плюс моя разбитая голова и дырка в груди. Мы квиты…

— Сам виноват, — сказал Пронин, — бдительность утратил и поплатился.

— Да не был он таким психом никогда! — в сердцах воскликнул полковник и уселся в кресло.

— А нечего было лезть к нему до отчета колумбийцев!

— Кому нужен этот отчет? Тиски обмануть невозможно! Я понял, что он тот, за кого себя выдает, сразу же, как мы начали, но затянул процедуру, хотел перестраховаться, чуть его не угробил. Хорошо, что я Константина на тиски поставил, а он не усердствовал, халтурщик…

— Да здравствует халтура! — воскликнул я. — Ну что, полковник? Коньяк принес?

— Конечно, — Похмелинский выставил на столик бутылку. — Сегодня можно, а завтра нам всем будет не до пьянки.

— А что будет завтра?

— Или крах КГБ, или вторая гражданская война, — сказал полковник и разлил коньяк по бокалам, — но прежде надо выяснить несколько вопросов по текущему делу. Я слышал, что Константин вчера пьянствовал с Додиком здесь, а потом они догонялись у нас в буфете? Так?

— Да, — ответил Пронин, — майор решил, что пьянка с офицером СМЕРШа — это хорошая база для последующей перевербовки Додика, претензий нет.

— Хорошо, я уже подписал приказ о назначении майора куратором этого проекта…

— Я завизирую.

— А что делать с этими? — Похмелинский раскрыл папку, и я увидел фотографии перепуганных Светки и Антоши. — Исполнение приказа о ликвидации я временно заморозил…

— Совсем озверели?! Вы чего?! Они не опасны! — встрял я. — Отпустите их!

— Тебе жаль твою бывшую невесту? — спросил Пронин. — Насколько я помню, вы расстались не очень красиво.

— Мою невесту?! — Я аж поперхнулся от удивления.

— А кто, по-твоему, скакал по квартире в моей фуражке?

— Не она!

— Ну, не знаю… полковник, придержите их у нас, а там видно будет… в любом случае в ближайшие дни им у нас будет безопаснее, чем на улице.

— А это кто такие? — Я указал на снимок двух коротко стриженых девиц.

— Действительно! Кто же это такие? — глумливо произнес Пронин и вдруг разразился смехом. — Полковник, тут вот товарищ интересуется, кто эти дамы.

Похмелини заглянул в фотографию и тоже засмеялся.

— Весьма обоснованный интерес, — сквозь смех сказал док.

Странная картина: одни из самых страшных людей в СССР и вдруг ржут, как придурки.

— Эй, бармалеи, чего ржете?

— Надо же! — притворно изумился Пронин, продолжая смеяться. — Бармалеями нас назвал!

— Нет в нем никакой субординации.

— А я не уверен что ему вообще знакомо это слово. Далеко пойдет…

— Ну, чего смешного? Кто эти тетки?

— Тетки! — обрадовался Пронин. — Слышь, Петя, это тетки, оказывается.

— И в самом деле, не дядьки ведь, — подтвердил мою правоту Похмелинский и опять заржал.

— Это эстонки, сын…

— И что? Быть эстонцем — это весело?

— Это убийцы, легендарные Сцилла и Харибда, работают на синдикат «Vana Ahtme»…

— Ну и что, — какие-то эстонские убийцы, закосившие под античных чудищ, — где здесь элемент комизма? Никак не пойму.

— Ян, — сказал Похмелини, — помнишь, я предупреждал Иваныча, что его эстонцы замочат?

— Было…

— Это хорошо, что он проболтался про майонез и свару с «Vana Ahtme». Его жизнь мы спасли, этих вот посланных убийц взяли.

— Очень смешно…

— Да, собственно, ничего смешного и нет, интересен способ убийства, который эти эстонки практикуют.

— Что? Топят несчастных жертв в бадье с майонезом?

— Да ты можешь послушать?! Они б охмурили Иваныча — на это они большие мастера, — утащили бы в постель, а потом бы его в «момент истины» постиг сердечный приступ, обширный инфаркт миокарда. Так вот, убивают любовью.

— Затрахали б до смерти парня?

— Сын, не опошляй мероприятие, — засмеялся Пронин, — к слову, покончив с Сика-Пукой, они бы занялись и тобой тоже, и Гердой…