Malakla - Один плюс три (СИ)

«Мда, Ясная станет морским портом и курортной зоной! Та что ж они так плачут?» Ляльки ревели белугами белыми, спелыми…

— Борн, ты возьмёшь нас к себе? — осведомился хмурый Борисов.

— Куда я денусь!..

И тут же, за моей спиной, раздался гудок поезда. Развернулся и увидел медленно ползущий вполне современный товарно-сборный поезд. Он двигался в километре от нас. Николаич, достав из «ЗиРа» бинокль, стал комментировать:

— Локомотив «десятка», почтовый вагон, спецвагон, шесть крытых, четыре с лесом, четыре с углём, две цистерны и две платформы с техникой. Борн, поехали отсюда! — Борисов был хмуро-озадаченный.

Лялек пришлось минут пять успокаивать и заталкивать в «ЗиР». И мы уехали…

Лейтенант внутренних войск Вениамин Чесноков, комсомолец, мастер спорта по боксу выполнял своё первое самостоятельное поручение. Он должен был вместе с «дедушками» — сержантом Рублёвым, ефрейтором Пивоваровым, рядовыми Фокиным, Сушковым и «духом» Холодовым — доставить партию зэка из Ростовской тюрьмы N 2 на станцию Ясная. Там должна была состояться передача конвоируемых для их перевозки на автозаке в зону N 24 в хутор Сухой. Зэков было тринадцать человек, и вели они себя всю дорогу очень тихо. А вот «деды» наглели. В Батайске «раздавили» бутылку самогонки, стали орать свои «дембельские» песни. Пивоваров, уже ночью, загонял бедного Холодова так, что тот к утру на ходу засыпал.

Чесноков, хотя и был старше «дедов» всего на два года, повёл себя по отношению к ним очень жёстко. Каждый получил тумаков таких, что мама не горюй. Получил и сержант Рублёв, звероватый крепыш, которого с начала его службы, боялись трогать даже кэмээсы по боксу, служившие в роте.

— Я этого, Веню, урою как назад поедем! — кипятился Рублёв, куря с Пивоваровым в тамбуре.

— Леха, не вздумай, он же нас застукал, — от ефрейтора. — А если он с Ясной позвонит в часть и заложит особисту.

— Обидно — да-а-а! — Рублёв, понимал земляка, но ему было обидно. — Меня ж никто не трогал. Помнишь начкара Мазниченко? Я ж его обламывал, да ещё как. А этот…

— Да, красиво он нас сделал, я даже не ожидал от него, — подвел черту кореш…

Затем сержанта позвали к лейтенанту, а Пивоваров пошёл прессовать «духа». Профилактически.

— Садись, сержант. Ты, как я понял, хочешь домой через дисбат поехать? — спросил Рублёва лейтенант, когда тот зашёл в узкое, как пенал, купе начкара. — Я могу это тебе организовать. По знакомству, через особый отдел. Сержант, хрил древесный… — Веня перешёл на такой командно-народный, что Рублёв даже дышать забыл.

«Да, красиво он меня сделал!» — сокрушился сержант в коридоре, куда его начкар выставил. Потом так рьяно взялся за службу, что «деды» летали, как «молодые».

Веня в это время стал готовить документы на передачу зэков, личные дела для «кума» зоны отложил в сторонку, а сам стал заполнять форму N 6. Он обдумывал: писать или нет о пьянке старослужащих и неуставных отношениях к рядовому Холодову, который был одногодком Вени, а его прессовали все кому не лень, даже с его призыва. «Нет, не буду, я же ещё крайним и окажусь. А ещё припишут, чего не было, и особист, капитан Чебанько, тогда возьмётся за меня всерьёз».

Три дня назад, в ходе приватного разговора, особист «попросил», как говорили солдаты «стучать» на сослуживцев.

— Сам ты дятел, Чебанько! — вслух сказал Веня и тут же испугался своих слов. Испуг усилила темнота, ударившая по глазам. — Что за муть?..

Поезд начал резко тормозить. Веню, вдавило в стенку, в купе потемнело, а за стеклом лейтенант увидал туманище. Состав ещё не остановился, а Веня был уже в общем коридоре спецвагона.

— Что вы как бараны в окна вылупились, смотреть за зэка! Рублёв, ко мне! — рявкнул. Сержант бегом бросился к начкару. — Осмотрись и доложишь, тебе три минуты, время пошло!

Веня из кобуры вытащил пистолет и дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель, сунул обратно. «Бережёного, бог бережёт». Видевший всё это Холодов, побледнел.

— Не очкуй, Гена. Прорвёмся! — ругнулся Чесноков; Холодова это не вдохновило.

Веня обошёл его, прошагал в тамбур, открыл дверь вагона. Поезд стоял. «Какой туман странный, у земли «кисель» а сверху солнце пытается проникнуть». Прибежал Рублёв, с докладом:

— Тащ лейтенант, разрешите доложить? — лейтенант разрешительно кивнул. — Тащ лейтенант, нашим по глазам проехалась чернота, зэка дрыхли, но уже просыпаются. У двоих идёт из носа кровь. И они просят «хозяйского» чая.

— Будет им кофей в постелю. Позже…

Топот. Из сумрака выскочил человек, помощник машиниста. Лейтенант и сержант даже не успели напугаться, а на них хлынул поток информации. Вене пришлось спрашивать и переспрашивать, тараторящего как пулемёт, Федю Донскова о текущем вопросе:

— Куды бечь, тащ лейтенант. Бо связи со станцией Ясная нет, с Торговой тоже нет. У нас полчаса до скорого «Адлер — Пермь», — Федя шмыгнул носом. — А до Ясной рукой подать, где-то с километр осталось».

— Скажи машинисту, пусть медленно трогает, — приказал Веня. — О, и туман расходится!

Федя убежал, поезд тронулся. А потом туман резко, как рукой сдёрнуло, исчез.

— Мамочки, мы где? — вытаращил глаза Рублёв. Веня не понял, Ясную он ещё не посещал. Сержант начал объяснять: — Там холмы, какие то, там речки этой не было (это он морской залив за речку принял), машины какие-то странные и дома другие, древние. Солнце высоко!

И зеленоватый Рублёв замолчал до самой остановки поезда. И лейтенант, бездумно, рассматривал окрестности.

Затем состав медленно, оставив справа водокачку, подъехал к вокзалу, яркому как пасхальное яичко, на котором была вывеска — «Станцiя Ясная». Поезд остановился. Спецвагон оказался между зданием вокзала и «Транспортной».

Стоявшие в тамбуре лейтенант и сержант, изумленно разглядывали всё, что находилось вокруг. Брусчатку перрона, чисто выметенную, привокзальную площадь и казачьи курени за ней. Лейтенант, держась правой рукой за расстёгнутую кобуру, спустился на перрон. Через площадь проехала похожая на буханку хлеба машина с надписью на дверце — «Почта ЕК»; вторая — похожая на американский джип — приостановилась, а потом поехала догонять первую…

Прибежали перепуганные машинисты, и Веня пропустил их в спецвагон. Затем из вокзала вышел служащий в дореволюционной форме. Стоял и таращился на поезд. И на площадь выскочили два конных, глянули на поезд и ускакали.

— Это же казаки! Белые! — пискнул машинист из-за двери.

Царский служащий, пятясь как рак, скрылся. Веня забрался назад в вагон и закрыл дверь…

— Что делать? — в тамбуре совещались. — И кто виноват, что они так круто влипли в ситуэйшн.

— Командир, давай дёргать отсюда!

— Куда дёргать? Как это кто нам поможет? Местное начальство тут обязоно быть! Элитное, блин! — отчеканил лейтенант.

Вслед за тем зэки стали требовать чай, а солдаты — завтрак. И не пришедший ни к какому решению, Чесноков, стал управляющим «буфета»; два с половиной часа пролетели незаметно и в хлопотах. Зэкам опосля чаю стало жарко и они стали роптать, солдаты стали звереть, казаки появились и стали накапливаться на площади. Веня, плюнул, достал ПП из оружейного сейфа, вышел на перрон и выкрикнул несуразные фразы:

— Позовите советское руководство! — из ПП выпустил очередь в воздух. — Кышь, ястреб белый!..

«Казаки, понимаешь, зэки эти. А нервы, как и челюсть, надо беречь смолоду!» Казаков с площади как рукой сдуло.

Когда лейтенант вернулся в вагон, там всё было чинно и благородно. Веня успокоился и стал ждать. Толи помощи, толи чуда.

Николаич поехал первым, я, приноровившись к «Ниссану», сам, ехал за ним, отстав метров на сто. Расстояние от перекрёска до станицы было с километр, и эту дистанцию я преодолел впитывая, как губка, виды за стеклом. Хотя и вспомянул, что в году так 1915 в станице насчитывалось до тысячи дворов, больше тридцати тысяч десятин земельного довольствия, проживало тысяч десять мужчин и женщин. Здесь располагались управление окружного атамана, управление окружного воинского начальника, окружной земельный совет, окружное казначейство, окружная земская больница. Были — бактериологическая станция, станичное правление, ветеринарная лечебница, 2 церкви на пригорках. Реальное училище, высшее начальное женское 4-х классное училище, 2 приходских училища, ремесленная школа. Заводики: 2 маслобойных, известковый, черепичный, горшечный, кирпичный; 3 паровых и 9 ветряных мукомольных мельниц, Ежегодно 30 января, в пятницу недели святой пасхи, 29 августа и 1 октября проводились ярмарки.

Речка явила кустики камыша по берегам, мостки и штук семь лодчонок. Слева, у водокачки, шапки вишен и абрикос, по-местному — жердёл. Справа домики, увитые хмелем; в огородах — прополотые грядки с огурцами-томатами, и стройные шеренги культурного винограда, на невысоких шпалерах.