Людмила Астахова - НЧЧК. Командировка

В общем-то, на этом удача меня покинула. Не успела я выскочить на улицу и направить стопы свои к остановке, как прямо передо мной какой-то таксист лихо, с разворотом, затормозил четко посреди огромной лужи. Из машины выбрался взъерошенный орк со здоровенным свертком и, озираясь, потопал к управлению. Но мне было не до орка. Я, раздраженно шипя себе под нос проклятия сразу на двух языках, пыталась отряхнуться. Лихач-водитель умудрился обрызгать меня с ног до головы. Балрог! Он за это заплатит!

Словно карающая эльфийская стрела, метнулась я к собравшейся отъезжать машине и заступила негодяю путь.

– Стоять! НЧЧК! – рявкнув прямо в приоткрывшуюся дверь, я сунула под нос таксисту грозную «корочку».

– Э… – пролепетал водитель – немного обрюзглый, грузный иномирянин средних лет с широким, довольно-таки располагающим лицом.

– Ново-Форменовка, – буркнула я, плюхаясь на переднее сидение. – Пулей!

И ведь и впрямь – пулей домчал. У меня еще даже с волос грязная вода стекать не перестала, когда на горизонте уже замаячили аккуратные домики Ново-Форменовки.

– И в следующий раз потрудитесь так не лихачить, – предупредила я, расплачиваясь. – Здесь вам не Иномирье.

Оставив таксиста с открытым ртом созерцать купюру, я почти рысцой устремилась к дому. Забавно, уж не тот ли факт, что сотрудница столь зловещего ведомства вообще расплатилась, его поразил, а? Впрочем, плевала я на водителя с его изумлением. Балрог! Мне из-за него теперь не только в душ лезть, но и… опять стирать! Как хорошо, что я догадалась развесить чистое белье с вечера… идиотка!!!

«Дождик был», – осознала я, связав, наконец, в сознании хмурое небо, свежие лужи и уныло обвисшие на веревках вещи, еще более мокрые, чем накануне. – «И переодеться мне теперь не во что».

Но это были еще не все сюрпризы. Войдя в парадную, я обнаружила, что в доме нет света. Зашипев еще злее, чем раньше, я полезла в щиток проверить пробки. Все в порядке. Значит, это авария на подстанции. Просто блеск! Я мокрая и грязная, словно только что… ну да, из лужи!.. переодеться мне не во что, а теперь еще и света нет!

И горячей воды – тоже. Это открытие я сделала, забравшись в ванную при одинокой, найденной в столе на ощупь свече. К счастью, эльфийскому здоровью холодная вода повредить не способна, да и не в том я была состоянии, чтоб обращать внимание на температуру. На меня напал истерический смех. Нервно хихикая, я, не сразу попав в рукава, набросила свой халатик и заметалась по квартире, развешивая мокрые вещи везде, где можно и нельзя. Помещение наполнилось влажными ароматами леса после дождя. Р-романтика, балрог ее раздери! Вот они, закономерные последствия моей любви к экстриму. Даже сухой пары белья не найти!

Я замерла в углу кухни с сигаретой и тихо выругалась, внезапно вспомнив прощальный совет моего похабника-братца. Ну, и как это все теперь выглядит, а? Простоволосая, запыхавшаяся, в одном коротком халатике, в полумраке… Сплошной интим, что ни говори. А вообще-то… плевать мне, как это выглядит. Просто мне действительно… очень нужно услышать, что же он мне все-таки скажет. И какое значение при этом имеет антураж?

Я вспомнила, что в суматохе забыла запереть входную дверь – и не тронулась с места. Пусть остается, как есть. В конце концов, это – тоже своего рода ответ, не так ли?

Он шел, легко перепрыгивая через лужи, оставшиеся после дождя, и нес в руках целую охапку сиреневых ирисов. Да! Самых настоящих и невероятно дефицитных в это время года, добытых в неравной битве с конъюнктурой цветочного рынка. Уцлатарг, по крайней мере, выглядел очень потрепанным, когда вручал энчечекисту ценный трофей.

И скажи кто Эрину еще девять дней назад, что он перевернет весь Распадок вверх дном, чтобы достойно поздравить любимую… хм… напарницу с прошедшим днем рождения, ни за что не поверил бы. Все-таки из любого путешествия, пусть даже очень короткого, мы возвращаемся немного другими, чем уезжали. Изменившимися, что ли? Может быть, привозим из чужих краев кусочек самого себя?

Света в квартире Нолвэндэ не было, но отчего-то Эрин абсолютно точно знал – она дома. Больше он не знал ничего. Захочет ли она открыть дверь, пожелает ли разговаривать или спрячется?

Эльфы очень любят символы, находя в их таинственности и недоговоренности некую прелесть и гармонию. Возможно, они и правы, эстеты остроухие. Во всяком случае, прикоснувшись к соседской двери и обнаружив, что она открыта, Эрин разгадал символику поступка, и она ему понравилась. «Незачем ломиться в открытую дверь», – сказала ему Нолвэндэ, не произнеся ни словечка.

Она и потом ничего говорить не стала, когда, застыв темным силуэтом в дальнем углу кухни, встретила его тревожным взглядом.

– Привет! – молвил Эрин и протянул цветы: – С днем рождения! Я ведь так и не поздравил тебя.

– Ирисы! – удивленно прошептала девушка.

– Сиреневые.

Чтобы не возникла неловкая пауза, которая может погубить любое свидание (а это было свидание, если вдруг кто еще не понял), пока напарница ставила цветы в воду, Эрин заговорил первым:

– А у меня есть новость. Из Колдубинска. Зарин звонил Ытхану. Сказал, что мы с тобой объявлены в городе… хм… персонами нон-грата. Городское собрание вынесло такое решение.

Нол коротко рассмеялась.

– Дриады обиделись?

– А так же сирены, наяды и гномы, – улыбнулся Эринрандир. – Но знаешь… я очень рад, что мы поехали туда в командировку. Если бы не эта поездка, то боюсь… боюсь, что мы с тобой так и не разобрались в себе. Продолжали прятаться каждый в своей скорлупе… И я не решился бы сказать, что… люблю тебя.

Сказал и застыл на месте, с колотящимся от волнения сердцем, не зная, куда девать руки.

– Почему же ты раньше молчал? – спокойно и отчасти суховато спросила Нолвэндэ.

Капитан ап-Телемнар немного смутился.

– Сам не знаю. Дурак, наверное, потому что. Есть разница между недосказанностью и недомолвками. Я думал, что недосказанность не повредит, а оказалось, что это была недомолвка, которая чуть все не разрушила.

Девушка слушала молча, не перебивая, наклонив голову к плечу. Пугающе внимательно и сосредоточенно, как ему показалось. Язык лип к нёбу.

– Я тебя люблю, Нолвэндэ, – сказал Эрин.

Было видно, что она растеряна. Но вовсе не испугана, нет.

– Знаешь, я так долго ждала, пока ты это скажешь, что теперь совершенно не представляю себе, что отвечать… – Нол с трудом перевела дыхание. – Я даже не знаю… Может быть, так? И я тебя люблю, Эрин. Годится? – и улыбнулась.

Той самой замечательной, трогательной улыбкой, от которой у ап-Телемнара першило в горле.

– Вполне. Во всяком случае, я очень надеялся, что ты так ответишь, – ответил он, чувствуя что тоже улыбается. Глупо и счастливо.

– Ну вот, а я уже думала, что мне придется тебя пытать, – в сердцах заметила девушка.

– Пытки – это неприемлемый метод, миледи, – промурлыкал Эрин, осторожно придвигаясь поближе. – Стыдись! Мы же с тобой правоохранители, – и многозначительно подмигнул: – Но хороший допрос еще никому не повредил.

А потом положил руки ей на плечи и сказал тихо и совершенно серьезно, глядя прямо в глаза:

– Нол, я не хочу, чтобы в самом начале отношений между нами были недомолвки и тайны, поэтому я тебе кое-что расскажу. А ты постараешься меня понять. И простить. Хорошо?

Девушка кивнула.

– После ссоры в «Ёлочках» я решил, что ты меня не любишь…

И поведал ей про отворотное зелье Эфы, на одном дыхании, свистящим прерывающимся шепотом. Глаза в глаза, зрачок в зрачок, и никаких скидок, никакой оправдательной лжи.

Дослушав до конца, Нолвэндэ нахмурилась:

– Балрог! Извини… Мне тогда действительно хотелось переломать тебе все кости. Это из-за дриад, понимаешь… А зелье? Ну и Моргот с ним, с зельем. Не подействовало – и хорошо. И вообще…

Но Эрин так и не узнал, что там «вообще». Поцелуи и разговоры – вещи совершенно несовместимые, знаете ли. Тем более, такие долгожданные поцелуи.

Вот совершенно напрасно считается, что влюбленные теряют голову и перестают обращать внимание на все на свете! Или, может быть, я одна такая…предусмотрительная?

– Эрин! – сурово сказала я, отстраняясь.

– Что?

– Это неприлично. – Я поджала губы и мотнула головой в сторону кресла, где лежал плюшевый хранитель моего ложа, названный в честь маминого любимого грифона. – Он же смотрит!

– Кто?

– Да Мурзик же! – я все-таки не выдержала и хихикнула, уткнувшись в плечо моего… ха!.. возлюбленного.

– А! – он сдвинул брови, размышляя. Но вот высокое чело просветлело – видимо, решение было найдено: – Надо его… прикрыть.

– Чем?

– А почему не этим?

– Неплохое решение, – одобрительно кивнула я, проследив взглядом за полетом моего халатика. Шелк надежно укрыл от взора крылатого хранителя творящееся непотребство: – Вот так – гораздо лучше.