Сергей Шведов - Подкаменная Тунгуска

— Чаво-чаво?

— Если ты у какого-то паршивого пса денежки дюбнул, то я по меньшей мере у медведя.

— Это надо понимать — увёл у маосталинистов?

— У маосталинистов бумажки не ходят. У них электронная валюта.

— Мог проплатить хакерам, а в банке конвертировать электронные деньги в иностранную валюту.

— Банков у них нет, чурбан! У них расчётно-кассовые центры. Безналичное денежное обращение.

— Я не чурбан, а чалдон. А если мне надо штраф оплатить?

— Расчётно-кассовые автоматы в каждом магазине.

— Они выдают наличку?

— Наличные деньги стали достоянием нумизматов.

— Магнатов?

— Коллекционеров дензнаков, дубина.

— А как же они расплачиваются?

— Кассовый аппарат считывает нужную сумму с твоего счёта на подкожном чипе, вот как. Или с карточки.

— Тю, я дурак! Не понял твою шутку про медведя. Ты медвежатников почистил, которые чуток облегчили сейфы Внешторгбанк.

Гость пнул ногой свой багаж на полу.

— Вот эти две сумки нужно спрятать так, чтобы сам тунгусский божок Етагыр не смог их высмотреть своим единственным оком.

— Это можно, — хлюпнул носом Ерофеич. — Только что мне за то будет?

— Хороший раб ни о чём не просит хозяина, как и добрый пёс сам себя прокормит.

— Чо ты всё заладил — раб да раб!

— А кто ты теперь? Вот поможешь мне перекинуть мою наличку через перевал в Китай, тогда я тебе вольную выпишу.

— В Китай — это слишком просто. А мне в Китае куда деваться?

— У тебя есть золото, есть валюта, снайперский глаз и звериное чутьё на опасность. Дальше сам крутись, как знаешь.

— Фигу тебе с маслом, паря! То ись док… Ты меня при себе определи. Даже рабски прислуживать тебя я согласный, лишь бы ты меня прикрывал там, у чертей семь раз ненашенских. А чо? Языкам я не обучен, компьютеру тожить. У меня даже счёта в банке никогда не было. Мне всё только наличкой платили. А если меня кидалы за бугром обдерут до костей, как ты рассказывал? Нет уж, я лучше при тебе в прислужниках буду, так-то надёжней. Свой всё-таки.

— У меня под Ниеншанцем такие «свои» двор коттеджа подметали.

— Ниеншанц теперь снова Питер?

— Размечтался! Ленинград.

— Может, и я в подметайлы при тебе сгожусь. Я чалдон из кержаков, охотник с детства. Я снайперов мерикосских из простого карабина, как белок, щёлкал. А у тех винтовка с лазерным прицелом и тепловизор. Это тебе как?

— Серьёзно, — дурашливо кивнул гость, поджав губы, чтобы не рассмеяться. — На сто юаней с каждого наверняка разжился?

— А то и больше… Я два месяца прожил в тайге без ружья, еды и огня, когда от своих же ментов прятался.

— Внушает.

— Так что бери меня с собой за кордон в верные прислужники, Шманец. Я тебе везде пригожусь.

— Ладно… Мы что-нибудь до лета придумаем, как тебя определить.

— Ты учёный, ты и выдумывай, — шмыгнул ещё раз носом Ерофеич, всё ещё отвернувшись от гостя, чтобы тот не видел предательских слёз его обиды на судьбу.

— Возможно, мне и понадобится садовник, шофёр и привратник.

— А ещё телохранитель. Причём в одном лице.

— Ты только к лету обучись кое-каким манерам, чтоб за тебя не стыдно было.

— Чаво?

— Дезодорантами и гигиенической косметикой научись пользоваться, а то от тебя русским духом за версту разит.

— Я тебе не гомик, — буркнул Ерофеич. — Может, и губы красить заставишь?

— Кстати, когда у вас лето приходит?

— Перевалы в горах открываются обычно в конце мая.

— О-о-о! У нас впереди целая вечность, тебе для обучения культурным манерам, а мне для зимнего отдыха в горах… И ещё — не хочу быть нахлебником. Вот тебе привет из Якутска.

Гость и снял с шеи замшевый мешочек на шёлковом шнурке. На чисто вытертый стол посыпались искристые камушки. Были среди них даже прозрачные, но в большинстве своём мутноватые, желтоватые и даже чёрные.

— Ты такого богатства ещё не видел.

— А чо там смотреть? Кварцу да щебня будто мало на скалах.

— Разбирался бы — алмазы чистой воды.

— Гля! Я бы таких камушков даже и ногой не пнул.

— Необработанные алмазы, знаток! Забирай себе в оплату за мой постой. Мне от твоего нищенства щедрот не надо. Могу потом навести и на сбытчиков алмазного сырья.

— Благодарствую, — сгрёб Ерофеич камушки в замшевый мешочек. — Только вот что, паря… то ись док. Золотишко — игра простая и несмертельная. Я договорился по-пацански с бурятами, хоть и скользкие они, как налимы. А тут по алмазам с якутами придётся схлестнуться, а за ними — всё ихнее трижды независимое ханство Саха под лапой горнодобывающих корпораций с частными военными компаниями. Ихние теплосканеры на дронах в тайге самую самомелкую блоху высветят.

— А ты им под прицел не попадайся… И незачем с незалежными якутами связываться — объегорят обязательно. Хотя, мужик, сейчас и в развитых странах необработанные алмазы как таковые никому не впаришь.

— Чо так-то?

— Перенасыщение рынка. Бриллианты внесены в международные каталоги — родословную любого огранённого камешка проследишь до ювелирной конторы какого-нибудь Хаима Минскера, Абрама Глускера, Фимы Докшицера, Моти Слуцкера или Смоленской госфабрики по огранке бриллиантов. Остаются только страны третьего мира. Там доходы от незаконной торговли алмазами умные люди используют для обострения гуманитарных кризисов, особенно в Африке. Горнодобывающие корпорации в тех местах тоже как у себя дома распоряжаются не слабее, чем в у вас в Сибири. Правда, их Интерпол пасёт ради обеспечения транспарентности.

— Чаво?

— Ну, прозрачности и подотчётности в торговле алмазами, но, если найти общий язык с чинушами-международниками, то можно эти камушки продать так, что в Сибири и цены такой не бывает.

— А сколько там за них можно снять?

— Немного. Чуть больше того, что ты у Габыра дюбнул.

— Да ты чо! Для кого немного, а для кого — в самый раз.

— Ну и продашь — всё равно это не деньги.

— А чо?

— Деньги это те, что в заморских банках на чистых счетах лежат. Остальное — грязные бумажки.