Глеб Исаев - Классик (Городское фэнтези)

— Только… — Мария вновь вспыхнула.

— Вы там это, сами разбирайтесь. — Дед дернул плохо выбритой пегой щекой. — А у меня не гостиница. Кровать, да вот тут на печке. Ну, на печку вас загнать не могу, чай гости, а кровать одна.

— Ладно, спасибо, разберемся. — Леха покосился на окно. — А что, телефона у вас в поселке нет?

Дед провел ладонью по вспотевшим от выпитого чая, редким волосам. — Почему нет. Есть в поссовете. Только там Степка моргун караулит. А он уже свой литр выпил, так, что не откроет.

— Да, — только и смог пробормотать Леха. — Придется до утра ждать.

— Очень нужно? — Поинтересовался старик.

Как сказать. — Леха пожевал губу. — Терпит, но если бы возможность была, не отказался.

— Вот. — Дед поднял палец с крепким пожелтевшим ногтем. — Я точно сказал. Это, Машка, не тот шалопут, который тебе только дочку сумел изготовить, да сбег. — Понял он, что есть у меня, да просить не стал. Уважаю.

— На. — Вынул старик из буфета старый, обшарпанный телефон. — Я еще летом провод в сельсовет протянул. Мне Степка за бутыль его и приделал. — Звони. Он выбрался из-за стола и поманил за собой гостью.

Набрав длинный номер межгорода, Алексей приготовился к ожиданию.

Однако абонент отозвался, прервав первый-же гудок вызова.

— Слушаю. — Голос генерала прозвучал так ясно, словно он сидел рядом. — Бессонов. — Коротко обозначил себя Леха. — Мозер сдал меня Молдавану и помер.

— Лаконично. — Хмыкнул куратор. — Ну да это и впрямь детали. — Что с делом? Есть подвижки?

— Какие подвижки? — В свою очередь удивился Леха. Четыре ноль двадцать первых, и подорванный особняк. Там, кстати и документы остались.

Да, незадача. — Пробормотал Павел Андреевич после недолгого размышления. — Ну что могу сказать, придется тебе назад возвращаться. — Не по зубам нам пока этот фрукт.

Значит, завтра позвони вот по этому номеру. — Он продиктовал пять цифр городской АТС. — Тебя вытащат. Армейским бортом.

— Все. До связи. Давай, не пропадай там. — Закончил инструктаж генерал.

Алексей опустил потрескавшуюся трубку на аппарат.

— Эй, хозяин. — Позвал он.

— Чего? — Выглянула из-за дверей Мария. — Дед в сенки вышел. За одеялом.

— Вот и хорошо. — Алексей поставил аппарат на стол. — Все отменяется. Завтра выберемся в город, я заплачу тебе твои деньги, и распрощаемся. Назад вернусь.

Тебе виднее. — Отозвалась несостоявшаяся подельница. Может, показалось, но в голосе мелькнуло не то чтобы сожаление, нотка его.

— Спать придется на одной кровати. — Строго проинструктировала его спутница. — Но сразу предупреждаю. Без глупостей. Иначе на печь лягу, а тебе с дедом придется…

— А я и не собирался… — Леха оборвал оправдания. — Ладно, проехали. Обещаю.

— Обещает он. — Услыхал последние слова вошедший в кухню дедок. — Куме солдат тоже обещал. Теперь с тройней…

Старик протянул Марии холодное даже на вид, лоскутное одеяло, и опустился на низенький табурет. Открыл поддувало и вытянул из кармана матерую мельхиоровую сигаретницу. Щелкнул замочком и протянул гостю. — Покурим, да на боковую.

Алексей глянул в набитый беломоринами портсигар. — Извини, Иван Митрофанович, я свои.

— Как желаешь. — Дед согнул мундштук папиросы и выловил из золы раскаленный огонек.

— Случаем здесь? — Поинтересовался он, как бы, между прочим. — Теперь, слышь-ка, выходит, назад уедешь?

— Вот женщины, ни чего не могут в тайне сохранить. — Вздохнул Алексей, поняв, что его спутница успела рассказать деду про взорванный коттедж.

Интересно, а дорожную эпопею, неужели тоже рассказала?

И словно отвечая на вопрос, старик выдул едкий дым и произнес. — Молодец, что девку уберег. За то тебе от господа триста грехов спишется. Хорошая она, только неудачливая.

Старик помолчал. — Адвоката кто прихлопнул, не ведаешь? — Просто, как о чем то малозначащем, спросил он.

— Не знаю. — Честно признался Алексей. — Но думаю, что это ваши, местные дело. Молдавана, к примеру.

— Эк, ты хватил. — Старик глянул на искрящиеся капли золы. — На что ему? У него денег мильен. Он бы купил Абрамку с потрохами, и всех делов. Не дорог золотник то был. Хоть и грех про покойника, да еще к ночи.

"Интересное кино. — Леха затянулся слабеньким Винстоном. — А и, правда, к чему столько шума? Неужели олигарх не мог все провернуть, без этих ковбоев, и уж во всяком случае, без взрывов.

— Да ладно, мое дело теперь десятое. — Леха выбросил окурок в печь. — Завтра кого ни будь уговорю отвезти в город, и прости — прощай, забытый богом угол.

Он потянулся в карман. — Тут за ночлег с нас… — Вытянул из бумажника рыжую купюру.

— Спрячь. — Не повернув головы, отозвался старик. — Чтоб я с дочкиной подружки денег брал. — Иди, поздно уже. Он прижал тяжелую чугунную дверцу серой от золы кочергой.

Алексей прошел по крашеному полу и оказался в маленькой, неожиданно уютной спаленке. Явно не старика. — Глянул Алексей на кружевные занавески и вышитые крестиком салфетки.

— Свет выключай. — Произнесла из-за перегораживающей комнату занавески Мария.

— Леха поискал глазами выключатель, и потянулся к нему, и замер. Насторожил стук в кухне.

— Кто там? — Повернул голову на звук. Прозвучал негромкий голос старика, а следом, почти без паузы раздался грохот.

— Что? — Высунулась из закутка симпатичное лицо, которое не портил даже фиолетовый бланш. — Дядь Вань? Тебе плохо?

Алексей уже не заморачиваясь правилами приличия, выдернул спутницу из-за ширмы. Не раздевалась еще, ну и хорошо. Он накинул на крашеную дверь приличных размеров крючок, и врезал кулаком по заклеенному на зиму окну. Хрустнуло дерево, звякнуло треснувшее стекло.

— Уходи. — Толкнул он Марию к холодному провалу.

— К-куда? — Не поняла его спутница?

— Наружу. Быстро. — Всем весом уперся в дрогнувшую от неслабого удара дверь.

— Живо, сказал. Уходи. К тетке. Куда угодно. Вот. — Он сунул за ворот ее платья бумажник, и толкнул к окну.

Наконец и до Марии дошло, что все идет не правильно. Она неловко выбралась на засыпанный землей подоконник и спрыгнула в темноту.

Новый, акцентированный удар едва не снес дверь с петель.

— Врешь, не возьмешь. — Леха уперся, концентрируясь, словно стоящий на мосту борец, которого ломает превосходящий по весу противник.

Но последний удар оказался вовсе неудержим. Видимо били в унисон минимум двое.

Створка хрустнула, и развалилась напополам, а в лицо Алексею уперся ствол табельного милицейского АКМа.