И. Хо - 666. Рождение зверя

– Смотри вперед и не оборачивайся, а то все тут же взорвется!

Химера поскакала туда, откуда явилась, разрывая гробовую тишину грохотом копыт. Когда она запрыгнула на последнюю ступень, Беатриче повернула голову и посмотрела вниз – туда, где, победно подняв над головой пульт, стояла Озкан. В глазах феи были ярость и желание отомстить – Потемкин почувствовал ее боль, понял, зачем она это сделала, и тоже развернулся. Чаша амфитеатра тут же вспыхнула. Клубясь и свистя, огненный смерч охватил все пространство, заглушая хор человеческих существ. Корчась от боли, они бултыхались в языках пламени и обращались в пепел. Столб пламени поднялся к небу, а потом обрушился на окрестности, сметая все вокруг. Единорог мчался галопом, унося своих наездников от обжигающей стихии. Он остановился около самого леса, и Кирилл посмотрел назад. В амфитеатре еще полыхало пожарище, превращая его в подобие жерла огнедышащего вулкана. Над ним стоял циклопических размеров багряный Молох, который держал на вытянутых руках обуглившиеся тела людей. Это были моджахеды, находившиеся во время взрыва в других частях острова. Они вопили в огороженном железной изгородью боксе, напоминающем загон для скота. Молох доставал их попарно, поджаривал, как на гриле, и отправлял себе в пасть. Он улыбнулся Кириллу, выражая признательность за гекатомбы. Неожиданно Потемкин почувствовал вспышку нечеловеческой боли рядом с собой.

– Смотри! Смотри! – Беатриче кричала ему, показывая куда-то в сторону.

Кирилл посмотрел и увидел, что пожар охватил окраину райских кущ. Поднявшийся ветер гнал пламя на север, и Потемкин отчетливо расслышал тысячеголосый стон леса.

– Надо потушить это, – сказал он. – Нужна вода. Много-много воды!

Земля под их ногами опять подпрыгнула. В той стороне, где возвышалось обгоревшее здание отеля, раздался нарастающий грохот. Огромная масса океана вздыбилась и подмяла под себя бетонную дугу, переваливая через нее, как через плотину. Это была волна невероятных размеров. Она обрушилась на Эдемский сад, сметая все на своем пути. Кирилл ощутил океан, увидел мощь надвигающегося потока и улыбнулся:

– Уходим!

Деревья, кусты, трава перед ними раздвинулись, выкладывая прямую светящуюся дорожку к гигантской пальме. Кирилл пришпорил единорога и погнал его к кротовой норе, чувствуя за собой дыхание приближающегося цунами. Наконец впереди показалась таксофонная будка. Они соскочили с химеры и влетели в нее. Потемкин быстро набрал номер.

– Только она, – раздался в трубке голос матери.

На этот раз мать была непривычно суровой, как если бы Кирилл прогулял уроки в школе и явился домой за полночь, обкуренный и пьяный.

– Как это! – нервно крикнул Кирилл. – Ты с ума сошла?

– Она одна или никто.

Кирилл понял, что спорить и уговаривать бессмысленно, да и времени на это не было никакого. Он в сердцах швырнул трубку на аппарат, прижал к себе фею и прошептал:

– Ты едешь, я остаюсь.

Беатриче вздрогнула:

– Я без тебя никуда не поеду!

Потемкин судорожно схватил ее за руки:

– Со мной ничего не случится, а ты умрешь, если сейчас не уйдешь! Давай, милая. Мы обязательно встретимся. Книгу не потеряй. – Он провел рукой по ее голове. – Я люблю тебя!

– Я не смогу жить без тебя!

Кирилл нежно обнял ее и поцеловал в губы. Беатриче подчинилась. Он выскочил из будки и захлопнул дверь. Будка задребезжала и начала уходить под землю. Он увидел прильнувшую к стеклу Беатриче и прикоснулся к ее руке – через стекло, пальцами. Спустя мгновение челнок опустился, и земля над ним сомкнулась, будто здесь ничего и не было. Содрогающий землю вал цунами был уже рядом. Сверху раздался голос Солженицына:

– Залезайте, что ли, сударь!

Потемкин посмотрел на крону пальмы, сияющую как рождественская елка, и начал карабкаться. Обычному человеку это было бы не под силу, но он вдруг ощутил в себе способности покорителя небоскребов, человека-паука Алена Робера. Как выяснилось, это было не так уж трудно – естественные выступы и наросты помогали ему набирать высоту. Когда он преодолел половину пути, первая волна ударила о дерево и согнула его. Потемкин стал двигаться быстрее. Достигнув кроны, он перевел дух.

– Ну как? – поинтересовался нобелевский лауреат. – Впечатляет?

Кирилл оглянулся. Вокруг бурлил безбрежный огненный океан. Те странные хвостатые существа, тритоны и нереиды, все так же резвились в волнах. Но океан не обжигал, а ласкал их. Пальма оказалась единственной возвышенностью над водой.

– Класс! – крикнул Потемкин.

– Посидите тут немного, и вода сойдет.

Посмотрев вдаль, Кирилл понял, что Александр Исаевич несколько поторопился. От горизонта на них надвигалась вторая волна, еще мощнее первой. Солженицын, кажется, тоже осознал свою оплошность:

– Прошу прощения… Тут уж я ничем помочь не смогу.

Стена воды с востока неумолимо надвигалась на них. Под пальмой обмелело – волна будто затягивала, вбирала в себя все, чтобы обрушиться с новой силой. Но Потемкин не испытывал перед ней страха. Наоборот, он будто манил к себе эту стихию, играл с нею. Через мгновение океан смыл его с пальмы и начал затягивать в пучину. Кирилла понесло ко дну, он хлебнул воды и неожиданно понял, что может дышать, словно человек-амфибия Ихтиандр. Прекрасные нереиды увлекали его в бездну, в глубь океана, открывая удивительной красоты виды: Кирилл плыл к огромному дворцу, сияющему так, будто его покрывали бриллианты. Очертаниями дворец напоминал Храм Лотоса бахаев в Нью-Дели. Величественное сооружение из свернутых лепестков раскинулось на девять оконечностей по дну океанской впадины. «И приснилось мне, что камень за камнем я воздвиг священный храм. Не пагоду и не мечеть, и не церковь, но возвышенное и проще, с вратами, открытыми для дыхания небес, и истина, и мир, и любовь, и справедливость нашли и поселились в нем», – вспомнил Потемкин пророчество Шах Акбара из династии великих моголов. У входа в храм сидели двадцать четыре старца с длинными, до земли, белыми бородами. Они увидели Кирилла и пали ниц. Врата раскрылись, и Потемкин медленно заплыл внутрь. Посреди огромного зала стоял сапфировый престол. Двенадцать золотых львов и золотых орлов сидели напротив друг друга на ступенях лестницы, которая вела к лучезарному трону. На престоле в позе лотоса сидел улыбающийся Шива – такой, каким его обычно изображают: четыре руки, аквамариновый цвет тела. Хотя это был не совсем Шива. Две руки его были сложены в индусское приветствие анджали, две другие держали загнутый жезл-посох и тройную плеть египетского фараона. Волосы на голове, пробивающиеся из-под вытянутой кверху шапки Амона, слегка пошевеливались, как будто жили собственной жизнью. Во лбу Шивы сияла изумрудная звезда, а подбородок его украшала длинная, заплетенная в косичку борода. Приглядевшись, Потемкин узнал в лице божества черты своего отца. Шива-Осирис медленно заговорил с ним, не открывая рта: