И. Хо - 666. Рождение зверя

– Все возвращается на круги своя, сын. Нельзя уйти от самого себя.

– Я не хочу быть собой, отец.

– Это так по-человечески! – рассмеялось божество. – Желать быть тем, кем ты не являешься. Смертному этого не дано. Но ты – не человек. Поэтому у тебя был выбор. Ты использовал свой шанс, и теперь ничто не подлежит изменению.

– Но скажи, отец, если люди так хотят построить свой ад, почему не дать им такую возможность?

– Потому что мы должны отвечать за то, что породили. Чтобы понять, к чему могут привести игры их разума, ты должен все увидеть сам.

Шива застыл и начал каменеть, обернувшись в безмолвную статую. Мраморный пол под ней раздвинулся, и статуя стала уходить вниз. Когда она спустилась, пол сомкнулся. Потемкин стоял, вернее висел, посреди огромного зала. Тут он увидел, что каменные лепестки над ним сворачиваются. Он попытался отплыть к входу, но входа уже не было. Массивные плиты надвигались на него сверху, сбоку, со всех сторон. Кирилл закричал так отчаянно, как только можно кричать сквозь толщу воды на расстоянии нескольких километров от поверхности. Гигантский пресс продолжал сжиматься. Потемкин вдруг почувствовал пронзительную боль, и внешний мир погас. Он стал бесконечной точкой, черной дырой, висящей во мраке. Это была абсолютная пустота и в то же время субстанция беспредельной плотности. Она внимательно разглядывала его, будто принюхиваясь и пытаясь понять намерения. Это была податливая масса, готовая подчиняться его воле и принять любую форму. Внезапно прямо перед ним возникло серое полотно асфальта, на котором лежала та самая маленькая девочка, чудом не сбитая на Голубинской улице. В этой реальности все закончилось иначе: беспомощно раскинув ручки, она смотрела в небо уже выцветшими удивленными глазами. Кирилл увидел ее внутренний мир – такой маленький, хрупкий и трогательный. В нем была волшебная сладкая страна с шоколадными деревьями, карамельными цветами и полянами из фисташкового мороженого, ее любимая кукла Ляля, ее красивые лаковые туфельки, купленные вчера на вещевом рынке, и голубой шарик, который она выпросила у мамы около выхода из метро. Жуткая картина наполняла душу леденящим страхом и ощущением полной безысходности. Потемкин понял, где он находится. «Самое страшное наказание для человека – оставить его наедине с самим собой», – подумал он и почувствовал, что окружающее пространство враждебно ему, что оно отторгает незваного гостя. Масса начала сжиматься, стремясь превратить его в ничто. Но это давление вызвало в нем ответную реакцию. Кирилл осознал, что он и есть тот самый голубой шарик, который теперь распирает все больше и больше. В конце концов, он достиг равновесия с внешней силой и взорвался, как сверхновая звезда, захватывая все вокруг своим сиянием.

– Опаньки! А Потемкин-то наш, похоже, очухался! – Кирилл услышал бойкий голос, сильно отдающий суржиком.

Он почувствовал запах чеснока, масляной краски и раскрыл глаза. Потемкин лежал в узком помещении, стены и потолок которого были грубо выкрашены в отвратительный грязно-зеленый цвет. К правой руке подходил катетер, перекачивающий из стоявшей рядом капельницы какой-то раствор. Примяв одеяло, на его койке сидел худой загорелый паренек с соломенными волосами, одетый в застиранное до дыр подобие медицинского халата.

– Вы кто? – спросил Потемкин.

– Я? – икнул парень. – Меня Андрей зовут. Андрей Садко. Я тут вроде фельдшера.

Кирилл присел, оглядываясь:

– Где я?

– Греческий сухогруз «Арго». Идем с грузом кофе из Туамасины в Пирей.

– Кофе – хорошее прикрытие для наркотиков, Андрей. Собаки не чувствуют, – усмехнулся Потемкин. – А вы не очень-то на грека похожи.

Садко сначала насторожился, потом рассмеялся. Этот человек действительно попал в точку – с грузом было явно что-то не так: перед выходом из порта на судне побывали подозрительные качки бандитского типа, которые о чем-то говорили с капитаном. Но он нарочно не думал об этом, как и большинство членов экипажа, и постарался скрыть свое беспокойство от Потемкина:

– Да у нас вся команда – сплошное СНГ! Славяне, в общем.

– СНГ – это еще и киргизы, между прочим. И таджики.

– Серьезно? Да похуй. У нас чучмеков нет. Мы с братом вообще с самого Севера, из Мурманска. Раньше рыбу ловили, а потом норвеги русских оттуда выдавили, после демаркации. Куда нашим ржавым посудинам против их сейнеров-то… В общем, теперь на греков пашем.

Потемкин внимательно посмотрел на фельдшера:

– Как я сюда попал?

– Так это я вас заметил! – с гордостью отрапортовал Садко. – Дрейфовали по волнам без сознания. Вообще, странно, как вы выжили, – ни жилета спасательного, ни круга, ни плота. Только шарик голубой к руке привязан. Вчера и подобрали – вы же с того острова Бела, судя по браслету…

Потемкин недоверчиво посмотрел сначала на браслет, затем на часы Азамата. На них значилось 30 июня, то есть он проспал больше суток.

– Как вы узнали про остров?

Теперь удивился Андрей.

– Как же! Там сейчас международная спасательная операция… Правда, спасать особенно некого. Похоже, вы один остались в живых.

– Слушайте, а откуда вам известна моя фамилия? У меня что, на лбу написано?

Он вспомнил про Порохова, поцелуй Исиды и на всякий случай потрогал себе лоб.

– Двадцать первый век на дворе, Кирилл Ханович! Сфотографировали, послали в Москву, через пару часов – результат. Там вас очень ждут. В ФСБ.

– Да уж, догадываюсь, – пробормотал Потемкин.

Он вытащил из вены иглу катетера и встал с койки. Садко протянул ему смоченную спиртом ватку:

– Приложите к руке, а то синяк будет. Может, на воздух?

– Конечно.

Кирилл подошел к железной двери и раскрыл ее. Солнечный свет ударил ему в глаза. Груженное контейнерами судно рассекало синеву Индийского океана. Рядом со входом сидел небритый обгорелый мужик в просаленной тельняшке и посасывал бычок.

– Это наш боцман, – представил его Андрей, – Петр Ионович. Брат мой, кстати. Старший.

Петр Ионович приподнялся и молча протянул руку, обильно покрытую наколками. «Прямо Дэвид Бекхэм покойный», – подумал Потемкин и пожал клешню боцмана:

– Кирилл.

– Петр.

– Погода-то какая хорошая! – потянулся Андрей. – Ни облачка.

– Я бы не сказал. – Боцман ткнул пальцем в лазурно-синее небо.

Если бы не он, Потемкин и не заметил бы это странное жемчужное пятно, напоминающее бельмо на глазу. Они втроем принялись разглядывать необычный объект. Пятно росло, превращаясь в тучу, которая постепенно заволакивала весь небосвод.

– Твою мать, – прошептал младший Садко.

Внезапно все стихло. Не слышно было даже шума волн.