Гоар Маркосян-Каспер - Вторая Гаммы

— Черт меня побери! — пробормотал Дан. — Что за напасть…

— Награда за примерное поведение? — услышал он чуть насмешливый голос Марана, о котором от потрясения забыл. — Надеюсь, не подарок.

— Подарок? Как так подарок? С ума сошел? Она что, вещь?

— Вещь не вещь, но у народа, который постоянно воюет, должен неизбежно быть дефицит мужчин и избыток женщин. Почему б не подарить? И тебе поощрение, и самим легче. Ладно, не пугайся, я шучу. Скорее, конечно, это разовая акция.

— И что мне делать? — спросил Дан.

Маран помолчал.

— Если я правильно оцениваю ситуацию, — сказал он наконец, — лучше было бы не отказываться. Но с другой стороны… Как ты знаешь, я, в отличие от… — он запнулся, сделал короткую паузу, и Дан понял, что он вспомнил Эдуру, — не считаю это частью работы. Решай сам.

— Но ты…

— Я отключусь.

— Но я… — Дан замолчал. Стоявшая до того без движения и напряженно вслушивавшаяся в его бормотание женщина вдруг сделала шаг вперед и тронула его за руку. Потом тихо заговорила. Дан опознал только несколько отдельных слов, общий смысл до него не дошел, но Маран сказал:

— Я так понимаю, что она предлагает уйти. Раз уж она тебе не нравится. Уйти и прислать другую.

— Другую? — Дан посмотрел на женщину более внимательно, она умолкла, стояла, опустив голову, вид у нее был, словно у побитой собаки, жалкий и покорный. Он смутился. — Другую не надо, — перешел он на язык кочевников. Ты… — он хотел сказать «милая» или «красивая», но понял, что таких понятий в его кратком словаре нет. — Ты хорошая, — произнес он торопливо, — хорошая.

— Свяжемся утром, — бросил Маран, и в эфире наступила тишина… Последнее, впрочем, было, скорее, психологическим эффектом, нежели физическим явлением, он ведь и так ничего постороннего не слышал, даже голоса Эвальда, что, если подумать, странно… И все равно ему стало неуютно, он на секунду забыл о женщине, однако та прижалась к нему, потом подняла руку и недоуменно подергала пуговицу, впервые, наверно, видела. От нее пахло травой, горьковато, но свежо. Дан вздохнул и стал расстегивать рубашку.

Он проснулся от скрежета, с которым отодвигалась обычно в сторону импровизированная дверь, и обнаружил, что лежит в своей пушистой постели один, огляделся, женщина… ночью он выяснил, что ее звали Гениса или Гениза… а может, Гелиса?.. уже поднялась и одетая в свой невыразительный балахон сидела в углу. Увидев вошедшего Паомеса, она торопливо вскочила, и Дан подумал, что сейчас она уйдет, не повернув головы, но она бросила украдкой в его сторону выразительный взгляд, благодарный и тоскливый одновременно. Дан почувствовал нечто вроде нежности, видимо, это отразилось на его лице, потому что Паомес едва заметно усмехнулся.

Уроку на сей раз был придан характер беседы, Паомес храбро разговаривал на интере, мальчики, появившиеся чуть позже с обычным завтраком (увидев мясо, Дан с ностальгической грустью подумал о концентратах из аварийного пайка), подсказывали те слова, которые он не мог вспомнить сам, и он составлял более или менее понятные фразы, правда, до склонений-спряжений дело, естественно, не дошло, глаголы употреблялись в неопределенной форме, а существительные в именительном падеже, но разобраться было можно. Дан отвечал ему, используя как интер, так и местный язык, что Паомеса почему-то удивляло, только потом Дан понял, что его собеседник — видимо, здешний спец по языкам, уверенный в своем превосходстве над прочими… собственно, основания для самодовольства у него бесспорно были, как-никак о гипнозе он понятия не имел, и даже письмена использовать не мог за их отсутствием, но вот говорил же… очевидно, Дана он учил скорее на всякий случай, чем всерьез надеясь, что тот усвоит его уроки. Вначале он, конечно, поинтересовался, откуда Дан родом, и тот долго объяснял, что приехал издалека, из-за гор. Пришлось рисовать горный хребет, который Паомес, кажется, принял за гряду холмов, затем добавлять новые, чтобы довести до сведения визави, что он не из-за ближних гор, а самых что ни на есть дальних. Потом Паомес решил выяснить, кто правит народом Дана, и велики ли сам этот народ и стада, которыми он владеет, Дан назвал первое пришедшее в голову имя, слегка стилизовав его под местное, а о количественной стороне они дискутировали чуть ли не до полудня, рисуя человечков и «лошадей». То есть каотов. Полностью разобраться, каков здешний счет, Дану так и не удалось, добрались только до пяти, дальше шли дополнительные взмахи растопыренной пятерней, однако числа, из этого размахивания складывавшиеся, остались неизвестными (если, конечно, существовали), в итоге обсуждение превратилось в род бахвальства, ибо Паомес, представлявший орду Бетлоана, все добавлял и добавлял человечков, пеших и верховых, к ранее нарисованным, и Дан, поразмыслив, решил от него не отставать, они освободили от шкур и исчеркали большую часть земляного пола, но так ни к чему и не пришли, в конце концов Паомес прекратил дискуссию, как всегда, похлопав Дана по плечу, и объявил, что после обеда его примет Бетлоан. Только когда он вместе со своими живыми записными книжками удалился, Дан получил наконец возможность поговорить с Мараном. О том, что произошло ночью, Маран не обмолвился ни словом, а сказал:

— Кажется, я начинаю понимать, зачем они тебя похитили.

— Зачем? — спросил Дан с любопытством, но Маран по своей вечной привычке предпочел уйти от прямого ответа:

— Сам поймешь. После сеанса. Ты ведь не успел еще усвоить последнюю порцию. Вчерашнюю, я имею в виду. Когда у тебя в голове будет полный словарь, до тебя сразу дойдет. А нет, обменяется мнениями.

Действительно! Дан вспомнил, что вечером они сеанса не провели, из-за Генисы… Скорее, Гелизы? Или Генизы? Он смущенно хмыкнул, но тут же отбросил все мысли, не имевшие прямого отношения к делу.

— Прочти мне весь словарь, хорошо? — попросил он. — Заполню пробелы.

Когда он вышел из гипноза и мысленно перебрал весь лексикон — не так уж мало, три с половиной сотни слов — он и вправду понял.

— А что мне этому Бетлоану отвечать? — спросил он Марана, и тот усмехнулся.

— Принцип прост: ни да, ни нет. Дипломатия.

— Какой из меня дипломат, — сказал Дан недовольно. — Я человек конкретный, ты же меня знаешь.

— Знаю. Если что, я подскажу. Не волнуйся. Я же с тобой, хоть и не во плоти.

— Плоть твоя мне ни к чему, — проворчал Дан. — Вряд ли меня вызовут на поединок, и понадобится секундант. Лучше держи эту плоть подальше. Для сохранности интеллекта.

В абсолютном несоответствии с собственными словами он представил себе очередной вариант спасения, вольно или невольно он прокручивал их в голове без передышки. Блок отремонтирован, астролет взлетает и садится… ведь один взлет у них в запасе все-таки остался, а с посадкой как-нибудь разберутся там, у Новой Глеллы… садится прямо перед «цирком шапито», перепуганные стражники разбегаются кто куда, народ и придворные подают ниц, и Маран вызволяет его из заточения… Ага! А если они не разбегутся и не попадают? Ну хорошо, есть еще станнеры, ну уложат Маран и Эвальд шестнадцать человек — по заряду, поменять обойму целых двадцать секунд, так что больше вряд ли — а дальше? Да и не может Эвальд никого укладывать, он пилот и по уставу не имеет права покидать корабль ни в какой ситуации, кроме гибели или угрозы гибели этого самого корабля, что в общем и целом правильно, да и заставлять его рисковать жизнью Маран не станет, собственно, и не может заставить, Эвальд же не разведчик, хоть и водит машину Разведки… Словом, чушь все это и ерунда. Не нужен ему тут Маран во плоти.