Стивен Кинг - Долгая прогулка

В одиннадцать часов несколько вещей произошли практически одновременно. Прошел слух, что дощатый мостик впереди был смыт сильным дневным штормом. Если моста действительно нет, Прогулку придется временно остановить. По неровным рядам Идущих пробежал радостный ропот, Олсон очень тихо пробормотал:

- Слава богу.

В ту же секунду Баркович вдруг начал громко материть Идущего рядом с ним — приземистого, некрасивого парня с неудачным именем Рынк. Рынк попытался его ударить — действие однозначно запретное — и получил предупреждение за это. Баркович даже с шага не сбился, он просто пригнул голову, поднырнул под удар и продолжил орать:

— Ну же, мудак недоебанный! Я спляшу на твоей могиле! Ну давай, дебил, двигайся живее! Усложни мне задачу!

Рынк снова замахнулся на него, Баркович легко уклонился, но напоролся на парня, идущего рядом. Они оба получили предупреждения; солдаты теперь следили за развитием событий очень внимательно, хотя и не проявляли никаких эмоций — как люди, наблюдающие попытки двух муравьев взобраться на краюху хлеба, подумалось Гэррети.

Рынк пошел быстрее, не глядя на Барковича. Баркович, злой из-за полученного предупреждения (парень которого он толкнул, был Гриббл, — он еще хотел крикнуть Мейджору в лицо, что тот убийца), заорал ему вслед:

— Твоя мать сосет хуи на 42-й улице[15], Рынк!

Услышав это, Рынк внезапно развернулся и бросился на Барковича.

Воздух наполнили крики "Да кончайте уже!" и "Харэ херней страдать!", но Рынк не обратил на них внимания. Он с ревом шел на Барковича, опустив голову.

Баркович ловко обошел его. Рынк споткнулся, разворачиваясь на мягкой, грунтовой обочине, его нога заскользила, и он сел прямо в песок, вывернув колено наружу. Ему объявили третье предупреждение.

— Ну же, дебил! — подгонял его Баркович. — Давай вставай!

И Рынк поднялся. Потом почему-то подскользнулся и упал на спину. Лицо у него было ошеломленное, ничего не понимающее.

Третьей вещью, которая случилась около 11-ти, была смерть Рынка. Перед тем как винтовки выстрелили, случилась секунда совершенной тишины, в которой громко и ясно прозвучал голос Бейкера:

— Теперь, Баркович, ты не просто мелкий паразит. Теперь ты убийца.

Прогремели выстрелы. Пули подбросили тело Рынка в воздух, а потом оно упало и замерло неподвижно на дороге, и одна рука была неуклюже откинута в сторону.

— Да он же сам виноват! — кричал Баркович. — Вы же видели, он первый замахнулся! Правило 8! Правило 8!

Никто ничего не ответил.

— Да идите вы все нахер! Все вы!

МакФриз спокойно сказал:

— Вернись назад и станцуй на нем, Баркович. Давай, развлеки нас. Спляши на нем буги, Баркович.

— Твоя мать тоже сосет на 42-й улице, лицо со шрамом, — грубо сказал Баркович.

— Жду не дождусь, когда твои мозги окажутся размазанными по дороге, — тихо ответил МакФриз. Его рука потянулась к лицу и стала тереть, тереть, тереть шрам. — Я возрадуюсь, когда это случится, ты, мелкий поганый ублюдок.

Баркович неслышно пробормотал что-то в ответ. Другие Идущие отошли от него, словно он распространял вокруг себя чумные бактерии, и теперь он шел в одиночестве.

Где-то в 11:10 они прошли шестидесятую милю, но никаких признаков моста видно не было. Гэррети подумал уже было, что на этот раз слух оказался ложным, но тут Идущие поднялись на вершину небольшого холма и в залитой светом низине впереди увидели группу суетящихся, работающих в спешке людей.

Свет исторгали из себя фары нескольких грузовиков, направленные на перекинутый через быстрый ручей дощатый мост.

- Я реально люблю этот мост, — сказал Олсон, зажигая одну из сигарет МакФриза. — Нет, серьезно.

Но когда они подошли чуть ближе, Олсон тихо издал какой-то неприятный звук и выбросил сигарету в придорожные кусты. Одна из опор моста и несколько смежных досок были смыты потоком, но Отряд прилежно трудился над неисправностью. Вместо опоры был установлен обрубленный телеграфный столб, усиленный снизу чем-то, напоминающем гигантскую бетонную пробку. Доски им заменить было нечем, поэтому они просто положили на их место заднюю дверь одного из грузовиков. Мера временная, но много времени и не требуется.

— Мост короля Людовика Святого[16], — сказал Абрахам, — Может, если парни там впереди притопнут чуток, он снова обрушится.

— Вряд ли, — ответил Пирсон, а потом добавил слабым, срывающимся голосом: — Вот дерьмо!

Авангард, сократившийся к этому моменту до трех-четырех парней, вступил на мост. Настил громыхал под их ногами. И вот они уже на той стороне, идут не оглядываясь. Вездеход остановился, двое солдат спрыгнули и пошли шагом рядом с Идущими. На противоположном берегу еще двое сопровождали авангард. Доски заходили ходуном.

Два мужика в вельветовых куртках стояли, прислонившись к асфальтному катку с надписью "РЕМОНТ ДОРОГ", и курили. На ногах у обоих были зеленые резиновые сапоги.

Они смотрели как парни идут мимо. Когда Дэвидсон, МакФриз, Олсон, Пирсон, Харкнесс, Бейкер и Гэррети прошли нестройной группой, один из них щелчком отправил недокуренную сигарету прямо в реку и сказал:

— Вот он. Это Гэррети.

— Так держать, парень! — крикнул второй. — Я на тебя десять баксов поставил, а ты идешь 12 к 1.

Гэррети заметил несколько обрубков телеграфного столба на земле рядом с катком. Именно эти ребята позаботились о том, чтобы он продолжал идти, нравится ему это или нет. Он приветствовал их поднятой рукой и вступил на мост. Задняя дверца грузовика, уложенная на место досок, громыхнула у него под ногами, и вот мост уже позади. Дорога резко изогнулась, и последним напоминанием о так и не состоявшемся отдыхе стал клиновидный просвет среди деревьев. Впрочем, и он вскоре остался позади.

— А Долгую Прогулку хоть раз останавливали? — спросил Харкнесс.

— Не думаю, — ответил Гэррети. — Что, материал для книги собираешь?

— Нет, — сказал Харкнесс. Голос его прозвучал устало. — Просто интересно.

— Ее каждый раз останавливают, — сказал Стеббинс позади них. — Один раз.

На это никто не ответил.

Примерно полчаса спустя МакФриз подошел к Гэррети и некоторое время молча шел рядом. Потом спросил очень тихо:

— Думаешь, ты победишь, Рей?

Гэррети очень долго обдумывал ответ.

— Нет, — наконец, сказал он. — Нет, я... нет.

Эта простая констатация напугала его. Он снова подумал о билете, который получит, нет — о пуле, которую получит, о последнем мгновении абсолютного знания, о бездонных винтовочных стволах, поворачивающихся в его сторону. О застывших ногах. О внутренностях, сжимающихся в комок. О мышцах, гениталиях, мозге, которые пытаются в последний момент избежать бездны, лежащей всего в одном ударе сердца от них.