Татьяна Мудрая - Ангелоиды сумерек

С нее я и начал.

«Женщина в платье и ошейнике сомнамбулически гляделась в зеркальное стекло витрины, и он сразу понял, что из нее выйдет слишком лёгкая добыча. Шерстяной футляр до колен – без пятнадцати суток „маленькое черное платье“ имени Коко Шанель; мягкие туфли без каблука, обшитый стеклярусом ридикюль, колье-ошейник из ненатурального жемчуга с плоской стекляшкой посередине. И некрасива. Каштановые волосы, распущенные по спине широким опахалом, и ненатурально большие темные глаза – тот утешительный приз, который выдают признанным дурнушкам на день рождения вместо даров фей или там волхвов. Возможно, отыщется тип, что западёт на приплюснутый носик и широкоскулую маску, что у бабы вместо лица, но он, Фрэнк, не из таковских.

Вот подвести тачанку под самый поребрик и небрежно окликнуть – это он может.

– Эй, детка, сколько берёшь за ночь?

А глазки у нее не так уж плохи – ишь как заполыхали во всё личико!

– Кому даром, мистер, а кому и вовсе не по карману.

Ничего себе отбрила. Игра становится интересной…

…Экипаж марки „Паккард-1608“, с большой претензией, их любят все здешние парвеню. Однако для знающих – весьма недурной мотор, выносливый и скоростной. С гончаками не сравнить и большой вес не поднимет, но в остальном достоин своего шофёра. Лаконичный крылатый силуэт, плоское, как бы разломанное посередине лобовое стекло с металлическим средником, роскошные хромированные накладки на радиаторе и обводы круглых фар. Между передним и задним сиденьями – выдвижная перегородка со стеклом. Такие стали модны, когда в город хлынули потоки белых эмигрантов с одним умением – бойко крутить баранку. Бывших воинов отличал взрывчатый темперамент и способность чуть что хвататься за шпалер. По сей причине все безлошадные граждане вооружались кольтами, заточками и полной обоймой экзотических ругательств. Этот юнец – иного замеса. Холоден, нагл и преступно обаятелен. Арийская бестия.

Он открыл дверцу и стал ногой на тротуар.

– А я из каких, по-твоему? Из первых или из вторых? Как ты меня классифицируешь, красотка?

Поняла. Словцо заковыристое, типичная приманка для высоколобых.

– „Красивых девушек здесь нет! К себе одна дойти сумею“.

– Старик Фауст сказал бы на это, что все девицы одинаковы, им только уголок ларца покажи. Да откуда ты взяла, что мы вообще пойдем к тебе?

– Хочешь сказать, что драгоценная шкатулка с наследием предков у тебя в номере?

Мужчина улыбнулся, стараясь, чтобы получилось не совсем злорадно. Этим интелям только хорошую цитату подкинь, а дальше всё покатится как по маслу. Сливочному, высшего сорта.

– Желаешь полюбоваться? Открывай заднюю дверцу и садись.

…Классический уголовный бонтон. Мотор с правым рулём, если станешь переходить на другую сторону, минуя капот, легко сшибить, взяв сразу первую скорость. То же с тыловой частью, где прикреплено запасное колесо. Поэтому пассажирку чётко берут с панели. Но распахнуть перед ней заднюю дверцу не спешат.

Забавно – ручка без кнопки, поворачивается кверху. Крохотная проба на вшивость.

Машина буквально срывается с места: ну, разумеется, железная начинка в ней – далеко не антиквариат. И обтяжка сидений. Хотя – в самом деле натуральная кожа. „Нехилый закос под старину“, как сейчас говорят.

И нехилый закос под любовь, как пел классик. Ах, чего мне бояться и что искать? Потерять и найти – одно и то же.

– Как тебя зовут?

– Тебе не всё равно, детка? Допустим, Фрэнклин Блэк.

– Коллинз. Лунный камень. Понятно.

– Теперь ты. Я так понял, дама кипятком писает от желания представиться.

– Лемюэль.

– Ни фига себе. Это ведь мужское имя.

– Мои предки дружили со Свифтом.

– Настоящее?

– В той же мере, как и твоё. Крупица истины в куче вранья. Можешь звать Лэмми. Лэмми Гуль.

Нет, она в самом деле ничего – такая смачная полукровочка. С примесью вьетнамских или тайских генов. Прямо жаль ее.

– Ты обитаешь далеко за городом, – в это время говорит она.

– Моему худому карману не по душе столичные трущобы.

– Надеюсь, худой не значит тощий?

Умница, так иногда бывает у обезьянок. Бедняк неинтересен, сквозной карман и лёгкие на подъём купюры – самое то.

Девушка достаёт из сумочки овальную коробку – тяжёлую, с рассыпной рисовой пудрой. Начинает охаживать мордочку пуховкой. Самый кошачий рефлекс: погасить волнение. Только кисы умываются, а эта пачкает.

– Судя по времени и скорости, твоё наёмное дворянское гнездо обошлось в полном смысле даром.

Заподозрила неладное? Что ж. О неких особых функциях стеклянных перегородок она не подозревает.

Фрэнки жмёт на грушу рядом с рулём, однако раздается не гудок, а тихий вкрадчивый свист.

Усыпляющий газ.

За окошком Лэмми роняет пудреницу в сумку, сумочку – на сиденье, а сама смирно ложится на пол салона.

…Крошечная девочка в батистовой рубашке и шальварах с визгом бежит навстречу отцовским объятиям.

– Моё сокровище! Моя рани! Моя бегум!

– Со дня ухода мамы Калидэви он редко приходит на женскую половину, а проявлять слишком пылкие чувства не к лицу радже. Был бы это еще сын, как дети других жен, старших, а то всего-навсего дочь. Только зачем ей сравнивать то, что дано, с тем, чего не могло быть? Эта мудрость Учителей дана девочке с рождения. Отец любит, она любит – что может быть больше этого?

Тонкие пальчики обхватывают сильную шею, гладят смуглые щеки и бороду, касаются обруча на чёрных волосах.

– Какой красивый камень посерёдке. Это алмаз? Тот самый?

– Да. Видишь, как сверкает?

– Ночной огонь. Ты мне дашь самую чуточку покрасоваться?

– Пока нет. Мала ты для него. Это мама… мамин.

– Разве это причина?

– Конечно. Вот подрастёшь немного, выдам тебя замуж – получишь Багиру в приданое.

Он поднял девчонку на руки и понёс вверх по ступеням, дивясь, до чего ж она лёгкая. В своем кабинете уложил на диванчик, на всякий случай стянув руки и ноги шнуром от гардины. Липкая лента – штука весьма неделикатная.

Время ей проснуться, однако. Фрэнк достал из ящичка сигару, отрезал кончик небольшой гильотинкой, зажёг и сунул в рот. Уселся в кресло напротив.

Лэмми заморгала, пошевелилась, пытаясь вытащить руки. Открыла глаза.

– Как любезно с моей стороны – внёс в дом, уложил баиньки, да еще запеленал. Верно?

– Вроде бы да. И к чему были такие старания?

– Пустяки. Хотел рассказать тебе одну сказочку.

– Наверное, дикое занудство, если понадобилось меня дурманить и связывать.

– Не скажи. Как тебе – головка ясная? Регалию не желаешь?

– Спасибо, я привыкла к тростниковым пахитоскам.