Клайв Стейплз Льюис - Кружной путь, или Блуждания паломника

— Многие не слыхали о Нем.

— Нет, многие не хотят о Нем слышать. Однако для этого надо по меньшей мере слышать о Нем. А Языкам никто не сказал или сказал так давно, что они забыли. Понимаешь, враг Хозяина занял у них Его место и зорко следит, чтобы слухи не просочились к ним.

— Что ж, уследил он?

— Нет. Обычно считают, что уследил, но ошибаются. Обычно считают, что ему удалось обмануть тамошних жителей ложными слухами. Но я бывал в той стране, и не думаю, что это так просто. На самом деле Хозяин многое им сообщил.

— Что же именно?

— Понимаешь, Языки неграмотны, потому что враг Хозяина сразу закрыл там все школы, когда завоевал их страну. Но картинки у них были. Как только ты сказал про остров, я сразу понял, о чем идет речь; я много раз видел его на картинках.

— Что же делали эти Языки?

— Почти то же самое, что и ты. Картинка пробуждала в них мечту. Потом они совершали много ошибок, пытаясь поймать ее. Если это им не удавалось, они создавали ее подобие. Если удавалось, они тщились получить от нее наслаждение. Да ты и сам все это знаешь.

— Конечно!.. А что бывало дальше?

— Они выдумывали рассказы о картинках и старались в них поверить. Они кидались к темнолицым девушкам, убеждая себя, что только это им и нужно. Они уходили далеко на Юг, в Черномагию. Они совершали много нелепостей и непотребств; но, куда бы они ни зашли, Хозяин находил их. Когда Его картинки стирались и блекли, он посылал им новые, и прежние выдумки становились пресными. Когда им казалось, что с них достанет похоти и ведовства, возвращалась старая весть и с нею — старое томленье.

— Да, я знаю. А потом все сначала.

— Вот именно. Но были и грамотные. Ты слышал об овечьем стаде?

— Я надеялся, что ты не заговоришь о нем! Да, слышал от управителей. Наверное, это было неприятней всего. Сразу ясно, что Овцы — те же самые Языки, только похуже.

— Ты ошибся, — сказал Историй. — Вот и видно, что ты и те, кому ты веришь, мало путешествовали. Ты никогда не был ни в стране Языков, ни в стране Овец. Овцы умели читать, запомни это. И потому Хозяин дал им не картинки, а правила.

— Кому же нужны правила вместо острова?

— Спроси, кому нужна стряпня вместо обеда. Разве ты не видишь, что Языки начали не с того конца, как ленивые ученики, балующиеся риторикой раньше грамматики? У них были картинки для глаз, а не тропы для ног, и потому многие из них только и могли, что томиться, и развращать мечтой воображенье, и просыпаться в унынии. Ведь их землей правил враг. Овцами правил Хозяин. Он проложил тропы. Если ноги идут, куда надо, и руки, и голова движутся туда же. А руки и голова под ногами не властны.

— Ты так много знаешь, отец, — сказал Джон, — что я не стану спорить. Но сам я слышал другое. Я слышал, что многие Языки далеко зашли.

— Да, они пришли к Матушке. Я это не раз видел. Истинные Языки — это те, кто не собьется с дороги и придет к ней. Беда лишь в том, что истинных Языков очень мало. Как же иначе? Ты знаешь сам, сколько миражей на этом пути. Тысячи тропок ведут в тупик, и лишь одна — к дому.

— Разве Овцы не так же плохи на свой лад? Разве они не упрямы, не жестоки, не узки?

— Дорога всегда узка. Они нашли ее, огородили, они ее чинили и чистили. Но не думай, что я противопоставляю их Языкам. Истина в том, что и те, и эти — лишь половина человека, и они не могли исцелиться, пока Сын Хозяина не сочетал их навек. Не исцелишься и ты, пока не догонишь того, кто спал у меня прошлой ночью.

— Виртус был у тебя? — воскликнул Джон.

— Да. Он не назвался, но я узнал его. Мы дружили с его прадедом, тот был из Овец. Ты ничего не добьешься без него, он — без тебя.

— Я рад бы, — сказал Джон, — но он очень сердится, и я боюсь к нему подойти. Если он и помирится со мной, мы снова повздорим, так у нас бывало много раз.

— Самим вам не помириться, вас помирит лишь третий.

— Кто же?

— Тот, Кто помирил Языков и Овец. Чтобы найти Его, надо довериться Матушке.

— Дождь стал еще сильнее, — сказал Джон, выглянув из пещеры.

— Он будет лить до утра, — сказал отец Историй. — Останься до утра и ты.

— Я вижу, — сказал Джон, — что это сложней, чем думают и Снобы, и Бледные Братья. Но насчет острова они правы. Судя по тому, что ты сказал мне, мечтать о нем очень опасно.

— Все опасно для нас, арендаторов, — сказал Историй.

— Знаешь, что случается с теми, кто учится бегать на коньках и решает никогда не падать? Падают они ровно столько же, сколько другие, а кататься никогда не научатся.

— Ты же сам говорил, что Языки начали не с того конца!

— Да, говорил. Но если ты принадлежишь к ним от рожденья, по природе, выбора у тебя нет. Лучше начать с другого конца, чем не начинать никак. Языков гораздо больше, чем Овец. Ко многим первой приходит картинка; и те, кто пытаются ее не видеть — стоики, ригористы, люди без дураков — просто подыгрывают врагу, сами того не зная.

— Какие еще бывают картинки?

— Самые разные. Некоторые видят прекрасные существа, некоторые — дивные пейзажи. Самое удивительное было в краю, который зовется Средневековия. Поистине, Хозяин превзошел Самого Себя! И Ему приходится хитрить, иначе врага не обманешь. Край этот заселили колонисты из Языков, когда у них на родине враг обратил все стремленья в плотскую похоть. Бедные колонисты до того дошли, что, помечтав с минуту, видели самых мерзких темнолицых девиц. И Хозяин решился на великий риск — Он послал им картинку, на которой была прекрасная дама. Никто не знал до этого никаких дам, но ведь дама — это женщина, и враг не заметил подвоха. Тут его и подстерегал поистине мастерский выпад: люди просто с ума посходили по этой картинке, и стали слагать дивные песни, и увидели прекрасных дам, которые жили среди них, и любовь к женщине стала на время мечтанием из мечтаний, а не грубым наслаждением. Конечно, игра была опасна — Хозяин почти всегда играет в опасные игры! — и врагу удалось подпортить эту картинку, но не так сильно, как он хотел бы, и не так сильно, как говорят теперь. И раньше, чем враг немного оправился, один из арендаторов сумел, гонясь за этой картинкой, прийти, куда надо. Он написал об этом Комедию, то есть повесть с хорошим концом, и она была так прекрасна, что ее прозвали Божественной.

— А как же лорд Блазн? — спросил Джон. — Когда и почему начал он слагать свои песни?

— Незадолго до того, как я ушел в пещеру, — отвечал Историй. — Тогда он был иным, он очень поглупел с годами. Шумигам еще не построили. У врага были верные арендаторы в том краю, но сам он являлся редко. Мистер Маммон прикупал земли, строил фабрики, лесов и полей становилось все меньше, народ страдал малокровием и сильно горевал. Тогда Хозяин сделал занятнейший ход: послал им картинки тех мест, где они и жили, как бы набор зеркал. Люди заметили красоту пейзажа, как жители Средневековии заметили женщин, и красота эта стала для них тем, чем стал для тебя остров. Они припомнили басни Языков и придали им новый смысл; а поскольку на картинках были и женщины, к ним вернулся и культ влюбленности. Хозяин часто это делает когда старая весть угаснет, он воскрешает ее в самом сердце новой. Гонясь за новой мечтой, сложили столько песен, что я не все помню, и совершали подвиги, и ошибались, и сбивались с пути, и все-таки нередко приходили домой. Лорд Блазн — один из последних и самых жалких рыцарей этой дамы.