Клайв Стейплз Льюис - Кружной путь, или Блуждания паломника

И почти сразу краски и звуки оглушили и ослепили меня. Запели птицы, зашумели листья, Джон и его друг оказались в зеленом лесу. Много паломников поджидало их, и все они пошли на Запад, по берегу светлой реки. И сколько они шли вдоль нее, с ними ехал рыцарь, и беседовал, и не исчезал.

Долго снилось мне шествие, неспешно идущее по долине. Наконец они пришли к белому берегу моря, на западный край света, который лежит за древними лесами. Было утро, и я услышал пение волн. Завидев море, паломники остановились. Я не знаю, что видели другие, но Джон видел остров.

Утренний ветер принес знакомое благоухание, особенно чистое в чистом воздухе и горьковатое от моря. Джон глядел теперь не один. Чувства его стали иными, ибо их пропитало смирение, и красота явилась ему не в одиноком мечтаньи, как является она поэтам, и не в гордыне тайны, но в простоте сказки, в светлой печали виноградных гроздьев, в свежести утреннего поля. А с нею пришли и страх, и надежда, и радость от того, что остров так не похож на прежний мираж, что знай он это, он не стал бы его искать.

Что было с другими, я не видел, но к Джону и Виртусу подошел Житель Гор и сказал, что теперь он поведет их.

— Спасибо, — сказал Джон. — Мы поплывем на лодке?

Житель Гор покачал головой.

— Приглядись к острову, — сказал он. — Что ты видишь?

— Скалы там такие же, как Замок Хозяина.

— Они не такие же. Это Замок и есть.

— Как же так? — сказал Джон, и сердце у него упало. — Те были на Восточном краю света, а мы все время шли на Запад.

— Земля круглая, и ты ее обошел, — сказал Житель Гор. — Твой остров это горы, только ты видишь их сзади. Никакого острова и нет, с той стороны идет суша.

— Как же мы туда попадем?

Житель Гор посмотрел на него, как смотрит добрый человек на собаку, которую он сейчас насильно поведет домой.

— Придется идти назад, — сказал он. — Кораблей тут нет, нужно прийти на Восток и пересечь ручей.

— Что ж, — сказал Джон. — Лучшего я не заслужил. Значит, я обошел свет, чтобы проделать путь, который дядя проделал в полчаса.

— Кто знает, где твой дядя, кроме Хозяина? Кто знает, где был бы ты сам, если бы пересек ручей прямо у дома? Поверь, Хозяин привел тебя сюда самым коротким путем.

— Ничего не поделаешь, — сказал Виртус. — А я-то думал, что там, под землею, мы пересекли ручей.

— Ты много раз будешь так думать, — сказал Житель Гор. — Ручей не пересечешь с одного раза. Они помолчали.

— Если вы решились, идемте, — сказал Житель Гор. — Страна покажется вам не такой, как прежде.

И мне приснилось, что Житель Гор повел их в ту страну, где они жили прежде. Не ныряя и не проплывая сквозь скалы, они перешли Ущелье и оказались в том самом месте, где повстречали впервые Матушку. Я взглянул туда же, куда и они, ожидая увидеть немного к Северу домик мистера Трутни, а к Югу — домик отца Плюша, но увидел лишь длинную, узкую, прямую дорогу, и скалы к Северу от нее, и черную тучу за ними, а к Югу — топи, и заросли, и тоже черную тучу. Однако я твердо знал, что край — тот же самый. Джон и Виртус остановились в удивлении.

— Не бойтесь, — сквазал Житель Гор. — Теперь вы видите этот край таким, каков он есть. Полоска земли здесь очень узка. На Севере, прямо за горами, Холодное море, а за ним — страна, где царствует враг Хозяина. Однако из его страны идет сюда перешеек, на котором сидит дракон в твердом панцире. Когда мы дойдем до перешейка, ты, Джон, пойдешь туда, к дракону, и сразишься с ним, дабы укрепить свой дух. На Юге, за топью, лежить Горячее море, и через него тоже тянется перешеек, по которому ползает дракон, чье дыханье обращает все в гниль. С ним сразишься ты, Виртус, дабы смягчить свое сердце.

— Честное слово, — сказал Джон, — Матушка к нам немилостива. Дорога стала много уже и опасней.

— Ты знаешь, — сказал Житель Гор, — что без опасности люди гибнут.

— Что ж, — сказал Виртус, — идем. И они пошли, и Виртус запел песню.

Пропев свою песню, Виртус посмотрел туда, где некогда стоял дом мистера Трутни.

— Все осталось прежним, — сказал Житель Гор, — но глаза ваши изменились. Теперь вы видите лишь то, что есть, а его почти не было.

— Как странно, — сказал Виртус. — Я думал, что человек он плохой, хотя вполне весомый.

— Весомость эта, — сказал Житель Гор, — принадлежала не ему, а прежним жильцам. Он казался умеренным, но это досталось ему от Эпикура. Он вроде бы любил стихи, но их оставил ему Гораций. Дух достоинства оставил Монтень, личину добродушия — Рабле. Он весь из кусочков и, если забрать чужое, будет пустота.

— Разве он не вправе учиться у других? — спросил Виртус.

— Он ничему не учился, он брал у них слова. Как Эпикур, он говорил об умеренности, но обжирался. Как Монтень, говорил о дружбе, но ни с кем не дружил. Он даже не знал толком, чему учили прежние обитатели дома. Скажем, он ссылался на «Делай, что хочешь», данные Телемской обители, не зная, что телемиты получили такую свободу на одном условии: они связаны честью, и лишь потому избавлены от законов. Тем более не знает он, что Рабле следовал великому управителю, сказавшему: «Возлюби, и делай, что хочешь»,[20] и уж совсем неведомо ему, что управитель этот преобразил в афоризм слова своего Создателя: «На сих двух заповедях утверждаются весь закон и пророки».[21]

И Джон взглянул на Юг и увидел на болотах маленький заросший ивами остров, где сидели старики в черных одеждах и горестно вздыхали.

— Место это, — сказал Житель Гор, — вы называли прежде землей мистера Мудра. Сейчас зовите его Лимбом.

— Кто тут живет, — спросил Джон, — и почему они страдают?

— Живут здесь немногие — те, кто сохранил истинную и глубокую жажду истины, но по гордости ли, по робости или по чему иному упорно противятся единственному, что может ее утолить. Их очень мало, ибо дети старого Мудра чаще изменяют ему — одни пересекают Ущелье, другие тайком подкармливаются у других, гораздо худших, чем он. Чтобы остаться с ним, нужна большая сила и большая слабость. Что же до страданий, таков их удел — они живут в стремлении, но без надежды.