Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

Из всех присутствующих наш домовой меньше всех смахивал на чудище. Пушистый, с кошачьими ушами и усищами, он выглядел скорее экстравагантно, чем пугающе.

— Кто-кто? — поинтересовался я, с трудом удерживая серьезную мину. — До чертей допился? Забирай и проваливай.

— Не надо… я лучше пойду прилягу, — отсутствующе промямлил Шурик и попытался выйти сквозь закрытую дверь.

Наша дверь стойко выдержала лобовое столкновение, чего нельзя сказать о соседе, получившем нокаут и рухнувшем на ни в чем не повинного гоблина. Следующие пять минут я пытался извлечь вопящую жертву из-под тела соседа. Никодим наотрез отказался мне помочь, мотивируя это горячим желанием посмотреть на агонию «клыкастого безобразия». Пострадавший орал так громко, словно ему в глотку вставили мегафон. Вежливые просьбы заткнуться не возымели должного эффекта. Мои барабанные перепонки тихо гибли под напором нечленораздельных звуков. Не найдя лучшего аргумента, я схватил первое, что попалось под руку (гоблинский шлем), со всего маха врезал им по ушастой зеленой тыкве и удалился в ванную под бурные и продолжительные аплодисменты домового. М-да, похоже, и новый денек будет что надо.

Осторожно прошмыгнув мимо зеркала, я залез под живительный прохладный душ, который прояснил мое сознание. Никодим же не терял времени даром. Каким-то образом ему удалось высвободить пострадавшего. Гоблин забился в угол и обиженно косился на меня. Его пуленепробиваемую голову венчала пунцовая шишка приличных размеров, к которой он попеременно прикладывал то половник, то ложку.

Соседу дали понюхать водки, и он очнулся. Шурик блаженно улыбнулся и потянулся к бутылке, но где-то на середине пути к заветной цели заметил домового, вскочил и пулей вылетел через предусмотрительно открытую входную дверь.

— Даже не попрощался, — возмутился Никодим и махнул рукой в сторону кухни. — Пойдемте завтракать.

Но столь заманчивому продолжению не суждено было сбыться. Стоило мне переступить порог кухни, как навязчиво затрезвонил звонок. Кто-то решил, что у нас в квартире сегодня день открытых дверей. Причем он начинается с восходом солнца. Я взвыл. Хотелось сбежать на необитаемый остров или, на худой конец, извести навязчивых гостей самым жестоким образом. Оставить их наедине с похмеляющимся гоблином.

— А это наша нервная соседка, — прокомментировал Никодим. — Злющая, словно голодный оборотень. С ней сам разбирайся.

Нонна Кузьминична живет двумя этажами ниже, отличается исключительно вредным и сварливым характером. Бабуля скандалит с соседями по любому поводу. А сейчас, судя по реакции домового, повод имелся весьма крупный. Еще бабке постоянно мерещится аномальщина. Особенно в моей квартире.

Я открыл дверь, чувствуя, как меня сносит ударной волной от ее воплей. Соседка явно была не в курсе наших вчерашних подвигов и пребывала в праведном гневе.

— Это возмутительно! — кричала Нонна Кузьминична. — А еще доцент называется!

— ???

— Мало того что дебош под утро устроили! Да еще и детей третий день пугаете! Этой вашей зеленой маской! В подъезд страшно заходить! Вы же педагог! Прекратите паясничать!

— Какой маской? — до моего сознания начало доходить. Я ухватил за шкирку скрывавшегося за дверью гоблина и предъявил соседке: — Вот этой, что ли?

Нонна Кузьминична секунду смотрела, взвизгнула и с прыткостью горного парнокопытного отпрыгнула к лифту.

— Что это?! — испуганно завопила соседка.

— Ты что орешь, дура! Гоблинов никогда не видела?! — возмутился Боб и тут же получил от меня подзатыльник. Грубиянов не люблю.

— Я вызову милицию! — продолжала митинговать в полуобморочном состоянии Нонна Кузьминична.

— Вызывайте! — с готовностью поддержал я. И указал на нашего постояльца: — У него нет регистрации!

Соседка, продолжая что-то кричать, в панике погрузилась в лифт и унеслась прочь.

— Напрасно ты постояльца показал. В желтой прессе завтра появится сенсационная статья с кричащим заголовком, — заметил Никодим. — Что-то вроде «Гоблины на Спартановке». Мы снова засветились.

— Маловероятно, — возразил я. — Кто ей поверит?

— Думаю, никто, — подмигнул домовой, ухмыльнулся себе в усы и закрыл дверь.

Суббота начиналась весело. Но это уже совсем другая история.

По лесу идут двое. Юноша помогает хрупкой тоненькой девушке перебираться через поваленные стволы, заботливо отводит ветви, чтобы они не хлестнули ей по лицу.

Девушка тревожно оглядывается.

— Если нас догонят… — Голос ее подрагивает от страха.

— Ты жалеешь, что бежала со мной?

— Нет… конечно, нет! — от всего сердца говорит девушка. — Даже если убьют… без тебя все равно не жизнь, любовь моя!

Деревья расступаются. Перед беглецами бурная река. Через реку — узкий мостик.

Юноша шагает на мостик и оборачивается к подруге.

Та замерла — ей страшно ступить на мост.

Юноша протягивает к любимой руку.

— Идем же! — молит он.

— Не могу, боюсь…

И тут в спину ей ударяет стрела.

Коротко вскрикнув, девушка падает. Юноша бросается к подруге, обнимает, прижимает к себе.

Девушка поднимает взор, затуманенный болью.

— Пусть… — выдыхает она последние в жизни слова. — С тобой…

Юноша стискивает зубы и, подняв голову, молча глядит на скачущих к нему всадников.

Глядит на свою смерть.

В пышно украшенном зале дворца идет пир.

Гости не сводят восхищенных глаз с танцовщицы. Покрывало бьется, словно крыло: не женщина, а подбитая птица кружит по залу. Она прекрасна и трагична так, что перехватывает горло от волнения.

На самом конце длинного стола сидит девушка в пестром наряде. Глаза ее горят завистью и злобой.

— Мне никогда не танцевать как она… — шепчет девушка.

Поколебавшись, она бросает черную бусинку в стоящий на столе бокал.

Танцовщица, завершив круг по залу, садится рядом с девушкой в пестром.

— Ну, как я сплясала? — весело спрашивает она, берет бокал и жадно пьет.

Глаза ее расширяются, она пытается встать — и падает мертвой.

Тесное ущелье меж скал. Могучий воин бесстрашно преградил путь большому отряду. Уже несколько противников легло мертвыми у ног героя. Его боевой топор без устали вновь и вновь взмывает над головой — и обрушивается, круша вражьи шлемы и доспехи.

Стоящий поодаль от схватки командир отряда окликает воина:

— Опомнись, ты же обречен! Ждешь подмоги? Она не придет. Пропусти нас — и останешься жив.