Андрей Столяров - Изгнание беса (сборник)

Вероятно, он первый сообразил, откуда стреляли. Он и в самом деле умеет думать быстрее и качественнее других, но как раз это свойство, которое раньше всегда выручало его в критических ситуациях, в данном случае оказывается для него губительным. Вообще непонятно, на что Кармазанов рассчитывает: оружия у него нет, боевыми приемами он, естественно, не владеет, он и дрался-то, наверное, последний раз в детстве, тем не менее – он бежит с явным намерением вцепиться в противника. Он даже вытягивает вперед скрюченные птичьи пальцы, – очень быстро, своей жутковатой подпрыгивающе-прихрамывающей походкой, точно безумный кузнечик, мечущийся с кочки на кочку; ничего удивительного, что человек из сарая снова пропарывает тяжелыми ботинками землю, – замирает на пару мгновений и вскидывает к груди винтовку. Он стреляет, не целясь, но Кармазанов как будто напарывается на невидимый штырь; тело его сотрясается, вывернутые жесткие ноги подламываются, он всем телом рушится на травянистую почву и, влекомый инерцией, проезжает по ней еще какое-то расстояние; скрюченные пальцы его скребут дерн и потом замирают. Так развязывается этот, казалось бы, мертвый узел.

И сразу же протыкают воздух беспорядочные хлопки. Это стреляют братья Степано, к тому моменту опомнившиеся. Они уже растянулись, как бы охватывая человека с винтовкой, и теперь сходятся в фокус, выставив перед собой пистолеты. Движутся они, будто включенные роботы: страшновато похожие, в одинаковых кожаных куртках, с одинаково набыченными стрижеными головами, и в схождении их есть что-то неумолимое. И всем видно, как человек, очутившийся в перекрестье огня, бешено крутится, сотрясаемый бьющим в него металлом, как задетая пулей винтовка выскакивает у него из рук, как летят клочья одежды или, может быть, разодранной плоти, как он валится, подобно Кармазанову, на глинистый дерн, но три брата, по-прежнему приближаясь, стреляют стреляют, стреляют; и свернувшееся эмбрионом тело уже не шевелится, и лишь вздрагивает каждый раз, когда в него входит пуля.

Счет во всей этой ситуации идет на секунды. И когда эти крохотные секундочки потом нарезаются по отдельности: в монографиях, газетных статьях, внешне беспристрастных воспоминаниях, возникает странное, ни с чем не сообразное впечатление, что среди нарезанных частностей упущено главное, что подробности заслоняют другой, какой-то непонятый нами смысл, и что смысл этот был, но в суматохе воспоминаний утрачен, наверное, навсегда.

Никто не может точно сказать, когда Жанна начинает светиться. К сожалению, внимание большинства приковывает трагедия у сарая. Продолжается она действительно считанные мгновения, но когда мгновения эти из времени переходят в вечность, и глаза всех присутствующих вновь обращается к Жанне, руки, шея, лицо ее уже кажутся сделанными из серебра, и – дрожат и колышатся, словно в чрезмерно терпком растворе. Жаркий голубоватый свет исходит от кожи. Он, возможно, не ярок, но заставляет щуриться и отводить глаза. Жанна будто бы пребывает в сфере переливающегося огня. А сама голубоватая сфера неуклонно увеличивается в объеме. Те, кто находятся ближе, начинают пятится от нее. Будучи не в силах смотреть, стискивают глаза ладонями. Одежда Жанны тоже начинает светиться. Странные, протаивающие на концах ленты пламени соскакивают с материи. Очертания тела уже практически неразличимы. И в тот самый момент, когда, достигнув накала, свет становится совершенно нестерпимым для глаз, Зайчик, пятившийся до сего мгновения вместе со всеми, неожиданно делает шаг вперед, касается границы огня (по свидетельству очевидцев, ладонь тоже наливается серебром), а потом снова делает шаг и целиком оказывается внутри сферы. Силуэт его еще различим – некими контрастными очертаниями, но секунду спустя голубоватая сфера, как бы выворачивается наизнанку, сердцевина ее вместе с Жанной стремительно угасает, у присутствующих на мгновение появляется слабая резь под веками; еще секунда – и она потухает совсем. И не было тьмы на земле до часа девятого, и не померкло солнце, и завеса в храме не разодралась надвое, и не расселись камни, и не отверзлись гробы, и тела усопших святых не воскресли, и не явились многим.

Очевидцы свидетельствуют, что лишь слабая дымка окутывает окрестности; возможно, просто от утомления глаз после серебряного сияния; и испытывают они не горе, что было бы на их месте только естественно, а холодную дрожь какого-то вселенского одиночества. Потому что вселенная и в самом деле осиротела; Глас Божий стих, и звезды стали камнями, летящими ниоткуда. А когда даже эта слабая дымка рассеивается, выясняется, что Иоанны среди них действительно нет; трава не тронута там, где она только что пребывала, и лишь доски крыльца необыкновенно слезятся смолой, будто выструганы они из теплого живого скорбного дерева…

Личность стрелявшего была установлена почти сразу же. Им оказался некто Ю. Б. Проталин, двадцати пяти лет, недавний выпускник Института экономики и финансов, ныне – заместитель директора одного коммерческого предприятия. Помните того нервного юношу, высокого, с волосами до плеч, который однажды глухой зимней ночью чуть было не набросился на Кармазанова? Проталин-младший, сын кандидата в мэры от «народно-патриотических» сил? Не случайной, по-видимому, была та дикая вспышка ненависти. Не случайно вскакивал этот юноша и не случайно отбрасывал от себя стул. Ненависть – не любовь, бесследно она не проходит. Вот так прошлое, вмерзшее, казалось бы, в давно забытый январь, дотянулось до будущего и выхватило из него сердце.

Пресса именно так и рассматривала суть инцидента. Мотив: месть, сын за отца, просто лежал на поверхности. Зачем ломать голову, когда и без того все понятно? И тем не менее, вряд мы можем закрыть глаза на некоторые несообразности этой трагедии. Вряд ли мы можем ограничиваться только официальной версией. Слишком много неясного оставляет она в тылах. В частности, если уж младший Проталин вознамерился использовать не пистолет, а винтовку, что на взгляд даже неопытного человека полная чушь, то каким образом он достал модернизированную итальянскую «Зонни», да еще с прицелом, которому необходима тщательная подгонка? Разумеется, при разгуле нынешней демократии достать в России можно практически все, но такое специфическое оружие, предназначенное для бригад по борьбе с террористами, неизбежно наводит на мысль, что перед нами – не действия отчаявшегося «одинокого волка», а заранее спланированная и подготовленная операция, детали которой уже никогда не станут известны. Как Проталину удалось пронести винтовку в расположение «армии»? Откуда у него, никогда не служившего, навыки обращения с огнестрельным оружием? Куда делся его сотовый телефон, якобы виденный двумя свидетелями? С кем он поддерживал связь и кому докладывал о своих действиях? Что за легковая машина сразу же вслед за выстрелами проскочила мост через речку? Не в машине ли находился тот, кто слушал сотовый телефон? И откуда Проталин-младший узнал, что «освящение вод», начатое еще в Севастополе, происходит и во время «похода на Киев»?