Виктор Моключенко - Слияние Граней

- Хм… есть такое, может ты и прав. Хорошо, пошли к прокуратору, только без кровопролитий.

- Наше оружие только против вышних. Знаешь сколько их приперло позлорадствовать на твою Гефсиманскую молитву? Вот мы и устроили им историческую справедливость. Ведь это они внушали тебе неотвратимость распятия и жертвы на кресте. Оставшись жить ты сможешь совершить куда больше - вознестись с телом без смерти, показав, что при желании можно и не страдать, если знать, как не страдать. Научить людей не только совести и милосердию, а даже этому.

Брама решительно толкнул тяжелую дверь. Снаружи рассветало, во дворе, подле стенки, под присмотром новообразованной «небесной стражи» были собраны все домашние. Путник поискал глазами скрывающегося в тени кряжистого Петра и поманил пальцем. Изумленный первоапостол взирая на блистающие одежды раввуни осторожно подошел, и Брама прошептал ему на ухо:

- Не отрекся на этот раз? Вот и хорошо, Петре. Будем твоего учителя представлять прокуратору как богоизбраного правителя Иудейских земель. Разве не об этом мечтал со братьями? Не против? Тогда замыкай колонну.

Петр, чаявший узреть учителя во славе и выбитый из колеи непонятными словами о смерти, жертве и распятии, снова обрел надежду и воспрял, победоносно окидывая толпу. Хотя улочки были почти пусты, вид огненных фигур приводил в божественный трепет и вскоре они достигли дворца прокуратора. Они могли переместится туда во мгновение глаза, Брама настоял на шествии, дабы видели какие силы поддерживают мессию. На этот раз обошлось без выноса ворот, предварительно угасив сияние Божией славы постучал в приоткрытое окошко доложился короткими четкими фразами. Солдаты одинаковы во все времена, его приняли за осведомителя в штатском, коих в беспокойном ныне Иерусалиме было множество. Прокуратор вышел недовольно потирая голову и при виде процессии впал в изумление:

- Центурион, что за беспорядки во дворе, кто это такие?

- От Каифы, господин прокуратор, по делу мессии.

- Что же Каифа сам не мог разобраться со своими лжепророками, зачем потребовалось присылать еще и ко мне?

- Мы сами вошли. У нас есть разговор к прокуратору, если он изволит выслушать.

Брови на сухощавом, выцветшем от жаркого южного солнца лице иегемона поползли вверх.

- Как смеешь ты, червь, обращаться столь дерзко к римскому прокуратору. Центурион, взять их и всыпать плетей на городской площади, дабы не повадно было боле бродягам.

Центурион было направился к гостям, но тут во все стороны брызнул яростный свет, сбивая солдат с ног, отшвыривая порывом ветра, как слетевший с головы шлем.

- Нам стоять здесь, иегемон, или попросишь внутрь как радушный хозяин? - прогремел из клубящегося облака голос.

Солдаты прятались и прикрываясь от слепящего света щитами, прокуратора отбросило порывом ветра, он оперся рукой о колону и превозмогая дрожь в ногах крикнул:

- Это честь принимать посланцев Юпитера под сводами моего дома.

Брама пригласил сияние и уважительно кивнул иегемону, солдаты с изумленной опаской взирали на широкоплечую фигуру, распахнувшую серый дорожный плащ и ступающую по мраморным плитам. Петр замялся на пороге, как правоверный иудей он не должен входить под крышу иноверцев. Увидев замешательство Брама кивнул:

- А я с твоего позволения зайду, присмотри за дверями, чтобы нас никто не беспокоил, будь то хоть папа римский.

Петр остался размышлять кто такой упомянутый папа, подозрительно косясь на пребывающих в ужасе легионеров пытался вспомнить кем из древних пророков мог быть огненный знакомец. Сбивало с толку полное отсутствие бороды на гладко выбритом словно у римлян лице. Дверь за гостями захлопнулась, оставив жару начинающегося дня снаружи, сменившись полутьмой с курящимися жаровнями. Прокуратор держался достойно, от ужаса не вопил, не прикрывал лицо краем тоги, усадил гостей в низкие кресла, однако сам не сел, дабы не гневить грозных богов пренебрежением.

- Успокойся, Понтий. Мы не причиним зла ни тебе, ни дому твоему. Если позволишь воды, путь далек, а плащ прибит пылью.

Иегемон хлопнул в ладоши, и в тот же момент словно бывши наготове в комнату прошла высокая, прямая как спица женщина. Руки ее тряслись, она едва не расплескала воду из медного тазика. Брама прихватил за локоть, и поставив тазик на мраморную подставку поблагодарил:

- Чистота твоя нашла отклик у Всемогущего и сердце удостоилось видения. Чего хочешь проси.

- Владыко мой - упала в слезах на колени Клавдия - я проклята богами, нет у меня детей.

- Не меня проси, женщина, а Господа, ибо Он тот, о котором просило тебя небо, а ныне Он о тебе попросит.

Жена прокуратора залилась слезами и кинулась в ноги мессии, но тот ее поднял:

- Не плачь, ибо плачущие да утешаться, а милостивые да помилованы будут. Се зачнешь во чреве и родишь дитя.

Клавдия выбежала из комнаты, а Брама кивнул побледневшему иегемону:

- Садись, прокуратор, ибо Бог не лицеприятен, и смотрит на сердце, а не на платье или перстни на руках. Садись, ибо и я лишь человек, посланник едино всемогущего Бога, Путник бродящий от звезды к звезде по воле Его.

Прокуратор присел на край стула из благовонного сандала, не отводя взгляда от искрящихся, метающих молнии глаз.

- Все что говорили пророки иудейские о мессии, правда - Он Есть Истина и Путь, Сын Бога живого, пришедший спасти от мрака погибели. Но народ иудейский и первосвященники его, оказались недостойными, вознамерившись лукаво пролить кровь святую твоими руками, и навлечь сим погибель на тебя, дом твой и род до седьмого колена.

Прокуратор метнул испуганный взгляд на пребывающего в раздумьях мессию.

- Разве ты, Пилат, не уберег бы сына своего от разбойников и убийц? Не паче ли Отец небесный станет уберегать своего Сына, от желающих смерти? Посему я, его неусыпный слуга, спросил сердце свое: «Достоин ли народ иудейский Сына Божьего паче других? Чем хуже римляне или эллины, в заблуждении не знающие Истины?» Разве не вопрошал ты о ней?

- За что милость такая мне и дому моему?

- Будем говорить, как мужи зрелые. Ты человек чести, Понтий, по доносу и капризу самозваного потомка богов, императора Тиберия, сосланный на окраину как некий изгой. Ныне можешь вернуть славу и достоинство не только потомкам своим, но и всей империи, возведя от мрака невежества и тлена к сиянию Истины, и имя твое станут вспоминать не как не судии и палача Сына Божия, а того, кто принес миру Его свет.

- Правда ли сие? Я видел многих магов и кудесников, но ни один не имеет даже отблеска силы твоей, и огня слов твоих. Но как склонить погрязший в разврате и скверне Рим к сиянию Истины? Патриции грызутся за кости, божественные цезари упиваются кровью, восходя на престол по спинах сверженных предшественников. Будет ли мир, пока брат идет на брата, а дочь предает мать? Ах, если бы можно было это изменить, я бы пошел ради этого в Тартар.