Виталий Вавикин - Третий источник

– Очень сложно создать новое сознание, – говорит он вошедшей Ромуле. – В случае вашего брата…

– Тиена.

– Хорошо, – он даже не отрывается от изучения воспоминаний заключенных в камеры людей. – В случае Тиена мы просто перенесли существующую личность в новое тело, использовав добровольцев в качестве проводников, а здесь… – он устало качает головой.

– У вас не получается или вы просто не можете создать то что хотите?

– Она должна быть похожа на женщину, которую я помнил.

– Вам не достаточно того, что на нее будет похоже новое тело?

– Не знаю, – доктор Ланей поднимает пустую чашку кофе и тихо что-то ворчит себе под нос.

Ромула смотрит на него до тех пор, пока он не встречается с ней взглядом.

– Вам не кажется, что все мы здесь сошли с ума, доктор? – спрашивает она.

– Что?

– Я, вы, Тиен. Разве мы были такими до того, как появились на этой планете?

– Думаете, мы играем в богов?

– Скорее, наоборот: боги играют с нами.

– Не знаю, – Ланей отворачивается от Ромулы и смотрит на камеру с Росинель. – Может, мне послушать Тиена и сделать Адель искушенной блудницей, которая будет принадлежать только мне? – он вызывает из памяти Росинель образы ее жизни. Мужчины и женщины сливаются в нескончаемый хоровод лиц, поз, стонов. – Невинная блудница, – Ланей громко причмокивает языком. – А в этом действительно что-то есть.

Ромула молчит. Она подходит к окну. Теплый ветер приносит свежесть, блуждая по девственной планете. Неужели они все обречены на это безумие? Даже Росинель, которая видела в своей жизни куда более страшные вещи, чем просто смерть, обезумела, и ее пришлось накачать транквилизаторами, чтобы она не лишила себя жизни…

– Путь к смерти, – шептала она, когда доктор Ланей помещал ее в камеру. – Хорнадо-дел-Муэрто…

А Делархайд? Он всегда был таким спокойным. Таким выдержанным. Словно айсберг. Но не здесь. Даже она. Ромула закрывает глаза, вспоминая Тиена. Сознание заполняет что-то теплое и кристально чистое. Оно подчиняет ее. Прогоняет сомнения. Снова и снова…

– Знаешь, – говорит Тиен, прижимаясь к ее груди, а лучи рассвета купают их тела в своем великолепии, – последнее время я много думаю о том, нужно ли нам делиться с кем-нибудь своим бессмертием.

– Боишься, что это напугает их? – спрашивает Ромула, гладя волосы брата.

– Боюсь, что они пожелают забрать у нас это право.

– А как быть с долгами? Мы не сможем продолжить исследования. Не сможем содержать это место.

– А этого и не надо, – Тиен улыбается. – Мы откроем здесь отель.

– Отель?! – Ромула спешно пытается понять ход мыслей брата. – Но ведь люди сходят здесь с ума!

– Люди везде сходят с ума. Им просто необходимо место, где они могут отдохнуть от самих себя. Казино, бордели, арены смерти. Их возбуждает аура опасности. Возбуждает осознание, что они идут по краю.

– Но никто не любит падать, – осторожно напоминает Ромула.

– А никто и не будет. Лишь легкое безумие. Мы превратим эту планету в центр развлечений. Спрячем лабораторию, сохранив нашу тайну.

– Центр развлечений требует много рабочих рук. Одними роботами не ограничишься, а набирать каждый месяц новый персонал будет крайне сложно, – Ромула смолкает, вспоминая Адель. – О господи! Не хочешь же ты создать свой персонал?!

– Именно, – Тиен поднимается на локтях. В больших глазах блестят безумие и азарт. – Только представь! – говорит он с оживлением ребенка. – Идеальные официантки, идеальные крупье, идеальные работники службы правопорядка, даже шлюхи – и те будут идеальны! Целый мир! Мир развлечений и шоу! Мир, который будет вечно принадлежать нам! Тебе и мне.

Дождь барабанит по крышам. Дождь приносит безумие. Дождь, которого Ханк не помнит на своем веку. Природа словно бросает вызов всем живущим на планете. Законы, правила, порядки – все катится в тартар, превращается в самый настоящий ад наяву, сходит с ума. Ханк смотрит, как стриптизерши срывают с себя остатки одежды. Туристы визжат в едином порыве безумия. Музыка вибрирует в легких. Девушка рядом с Ханком стягивает с себя футболку, обнажая грудь. Тонкие пальцы сжимают бледную плоть. Безумная улыбка искажает губы. Глаза горят нездоровым блеском.

– А у меня грудь больше! – кричит танцующая рядом с ней девушка.

Она дергает за ворот свою блузку, отрывая пуговицы. Чашечки розового бюстгальтера поддерживают массивные полушария. Десяток мужчин одобряют ее начинания радостным воем. Волна безумия расползается по огромному залу подобно стихийному бедствию. Люди обнажаются по пояс, устилая своей одеждой пол под ногами.

Ханк расталкивает визжащие толпы, пробираясь к выходу. Он идет за Фибл. Идет за подругой Мириил. Стриптизерши на подиумах берут реванш за утраченное внимание. Они ласкают себя, извиваясь как змеи. Блестящие в бесконечных всполохах света пальцы погружаются в горячую плоть.

– Потанцуй со мной, здоровяк! – кричит Ханку рыжеволосая девушка.

Она смотрит ему в глаза, оттягивая соски на своей веснушчатой груди. Опускает руки ниже, к короткой юбке, и демонстрирует ему обнаженные гениталии.

– Я потанцую с тобой! – кричит какой-то парень.

Она прижимается к нему спиной. Стонет, когда он запускает руки ей под юбку. А по толпе уже прокатывается новый одобрительный возглас. Мастурбация на подиумах стриптизерш сменяется групповым сексом. Сначала робко – пара на пару, затем дико и как-то безумно.

Ханк закрывает глаза, пытаясь сориентироваться, где в этом хаосе находится выход. Чьи-то ловкие пальцы расстегивают ему ремень. Он отталкивает незнакомца. Молоденький парень падает на пол, зажимая рукой разбитый нос. Плачет, но снова ползет к Ханку, на этот раз на коленях. Реальность теряет целостность, распадается, рвется на отдельные лоскуты безумных картин. Пол не имеет значения. Возраст не имеет значения. Цвет не имеет значения. Даже количество. Только страсть. Дикая, природная страсть…

– Это неправильно! – шепчет Ханк. – Так не должно быть! – он мечется между слившихся в соитии тел, пытаясь разнять их. – Это неправильно! – орет в их раскрасневшиеся лица. – Остановитесь! – он хватает за кисть женскую руку с ремнем, занесенную над мужской спиной. Капельки крови стекают по бледной коже, путаясь в густых волосах. – Хватит! – кричит Ханк женщине. Она смеется ему в лицо.

– Нет, мама! Пожалуйста! – умаляет ее лысеющий мужчина. – Не останавливайся! Ударь меня еще раз. Я был таким непослушным мальчиком!

Пронзительный крик заставляет Ханка отпустить женскую руку. Он продирается к юной девушке, зажатой между тучных мужских тел. Он не видит ее лица, но слышит ее крики. Хрупкая спина выгнута. Разодранные колени оставляют на полу кровавый след.