Мери Каммингс - Серебряное небо

Через три недели миссис Айдо позвала полковника в теплицу и с торжествующим видом показала, что срезы деревяшек, будто темными горошинами перца, усыпаны крошечными шляпками. Еще через пять дней ему на ужин принесли спагетти с грибным соусом.

С тех пор грибы поступали на кухню ежедневно — двадцать-тридцать фунтов в день. Конечно, для семисот с лишним человек — капля в море, но и эта капля была сейчас дорога.

Наступила весна, но морозы не ослабевали. Только к концу июня земля наконец освободилась от снега и кое-где начали пробиваться первые ростки травы. Тучи тоже слегка рассеялись — не настолько, чтобы можно было увидеть небо и солнце, но по крайней мере в полдень уже не было ощущения затянувшихся сумерек.

Едва дороги очистились от льда, полковник начал посылать солдат на реквизиции. Они объезжали окрестные города и поселки, заходили в пустующие магазины и забирали все, что могло пригодиться — инструменты, оружие, еду и лекарства; выкачали и переправили на базу горючее со всех заправок в радиусе двадцати миль.

Заходили они и в дома. Если находили трупы — хоронили; немногим встреченным живым людям предлагали перебираться в Форт-Бенсон — там им будет гарантирована еда и защита.

Вскоре у ворот базы начали появляться беженцы. Им выдавали одеяла и палатки, по одной на семью; на каменистом плато у северных ворот базы были размечены места для установки палаток и сделан навес под столовую.

Солдаты и офицеры, пережившие вместе с полковником эту тяжелую зиму, готовы были пойти за ним хоть в пекло, но даже у них это решение вызвало ропот недовольства: как можно допустить, чтобы измученные, изголодавшиеся люди, среди которых есть женщины и дети, жили в палатках под открытым небом?! К полковнику Брэдли пришла целая делегация с просьбой разрешить беженцам селиться в казармах.

— Да, вы правы, — ответил полковник, — там, — кивнул за окно, из которого просматривались выстроившиеся за оградой ряды палаток, — люди действительно изголодались. Настолько, что себя не помнят; я вчера видел, как им привезли еду — они друг друга затоптать были готовы!

И именно поэтому впускать их на базу — все равно что сидеть на пороховой бочке. Вчера их было сто пятьдесят три, сегодня уже сто семьдесят — а что будет через месяц? Представьте себе, что они взбунтуются, попытаются захватить склад с продовольствием. Вы сможете стрелять по этим людям, в том числе по женщинам?

Несколько секунд все молчали.

— Сейчас в первую очередь надо думать не о том, где им спать, — вздохнув, добавил полковник, — а о том, как нам их прокормить.

Джипы с солдатами по-прежнему ежедневно отправлялись на реквизиции, заезжали все дальше и дальше. Но теперь основной целью поисков стали семена и удобрения, пленка и рамы для парников.

В самом Форт-Бенсоне тоже развернулась работа. Были заложены первые теплицы, началось строительство столовой для беженцев.

В те же дни полковник разработал «Кодекс» — свод правил, которыми обязаны были руководствоваться обитатели палаточного городка. И главное из этих правил — все должны работать, именно все, кроме маленьких детей и тяжелобольных.

Уйти из городка может любой желающий, ему даже выдадут сухой паек на два дня. Может и вернуться. Но если он уйдет вторично — больше его не примут.

За изнасилование и мародерство — расстрел. За убийство тоже, если оно не было результатом самообороны. За драку — неделя карцера и тяжелых работ для виновника.

Все апелляции по поводу назначений на работу и прочие жалобы будет разбирать сам полковник. Он же оставляет за собой право выгнать из городка любого, чье присутствие, по его мнению, нарушает стабильность и порядок.

«Кодекс» был напечатан на принтере и повешен на столбе у входа в столовую палаточного городка. В тот же вечер к северным воротам подошли пятеро беженцев, в том числе две женщины, и сказали, что они, представители жителей городка, хотят поговорить с полковником Брэдли по поводу так называемого «Кодекса».

Их привели в кабинет. Полковник предложил им присесть, обвел глазами.

— Итак?

Он предполагал, что первым заговорит пожилой мужчина, из-под куртки которого виднелся воротничок священника, но первым оказался другой — высокий и худой, с темными запавшими глазами. Поначалу в его голосе слышалось робкие, чуть ли не просительные нотки, но видя, что его не перебивают, мужчина заговорил увереннее, округлыми гладкими фразами. Полковник подумал, что это наверняка бывший политик или адвокат.

Мужчина говорил долго — об американских ценностях и свободе личности, о том, что, несмотря на катастрофу, нельзя отвергать нравственные нормы цивилизованного общества, припомнил зачем-то даже президента Линкольна. Полковник молча слушал.

— Что же касается угрозы расстрела, то это вообще не укладывается ни в какие рамки, — распалившись, возвысил голос мужчина. — Вы, кажется, забыли, что мы живем в двадцать первом веке!..

— Нет! — сказал полковник — негромко, но так, что услышали все.

— Что — нет?

— Это вы забыли: двадцать первый век закончился вместе с прежней жизнью. В мае прошлого года начался новый отсчет времени, и сейчас мы живем в первом веке. В первом веке новой эры…

Снова обвел глазами сидящих напротив людей.

— Итак, что конкретно вы от меня хотите?

— Дети! — выпалила одна из женщин. — Не может быть и речи о том, чтобы заставлять их работать!

— Я не собираюсь посылать младенцев рубить деревья, — перебил полковник. — Но следующая зима, как я подозреваю, будет долгой и суровой. И до того как наступят холода, я хочу успеть снять в теплицах урожай и построить вместо палаток мало-мальски приемлемое жилье. Каждая пара рук сейчас на вес золота, и я считаю, что здоровый шестнадцатилетний парень вполне может работать наравне со взрослыми, а ребятишки поменьше — помогать на кухне, освободив от этой работы кого-то, кто сможет тем временем заготавливать дрова или работать на стройке.

— Но это же дети! — словно не слыша его, повторила женщина.

Полковник не стал с ней больше дискутировать — взглянул на священника.

— Что еще?

— Смертная казнь… — нерешительно, словно бы даже извиняясь, сказал тот. — Отнять жизнь у человека…

— А что вы предлагаете делать с насильником или убийцей — пожурить и отпустить? Или посадить в камеру и кормить до скончания жизни?

— Но можно же просто изгнать такого человека! — напомнил худой мужчина.

— По вашему, это гуманнее, чем расстрел? Только вот интересно, согласится ли с вами женщина, которую он, уйдя отсюда, встретит по дороге?.. — полковник покачал головой. — Давайте лучше молить бога, чтобы мне не пришлось ни к кому применять эту меру.