Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Я встал, набросил рубашку. Уйти, уйти куда угодно, лишь бы там имелись тень и прохладная вода. На полпути к выходу меня остановило жужжание инфокарты. Слушал я поначалу вполуха: да, какой-то Питер Чешир, да, я весь внимание. «Сегодня утром у меня пропал грудной ребенок», — сказал Чешир. Тут меня прошиб озноб. Чешир хотел, чтобы я немедленно явился к нему домой.

Питер Чешир? А ведь имя вроде бы знакомое. Переодеваясь в костюм, я мысленно прошерстил картотеку у себя в памяти. Вышел на подъездную дорожку (квартира у меня на первом этаже). Рэй за своим раскладным столиком уже торговал вовсю. Он славился в округе вкуснейшими лепешками-самоса, которые пек здесь же, на плитке, работавшей от солнечных батарей. Я купил одну, с пылу-с жару.

Рэй улыбнулся мне всеми морщинками на загорелом обветренном лице.

— Что, прокатиться решил? — спросил он.

Я платил Рэю, чтобы он присматривал за Таджем, и это возвышало его в собственных глазах, да и в глазах прочих местных торговцев тоже: больше никому из них не поручали приглядывать за автомобилем, тем более, таким.

Лепешку я умял в два счета, а когда сел в автомобиль, обнаружил, что заботливый Рэй уже отсоединил Таджа от подзарядки. Еще повезло, что на нашей улице работает хоть одно из нескольких зарядных устройств.

— Как жизнь? — спросил я, едва Тадж замигал огоньками.

— Отлично, лучше некуда, — промурлыкал он в ответ.

— Сейчас мы с тобой кое-куда прокатимся, — сказал я.

Первые часы после похищения — решающие. А мы их, увы, проспали, и отец малыша, и я. Если похитители намеревались убить маленького Хьюго, он уже мертв, более того, давно мертв. Если Хьюго еще жив, то события могут пойти по нескольким путям, но в любом случае, действовать мне надо быстро.

— Ага, приятель, раз ты собираешься на мне ехать, значит, тебе подвернулся клиент с толстым кошельком, — подметил Тадж. — Неплохо для разнообразия. Может, сошьешь себе костюмчик получше. А чего твой богатей позвонил тебе так поздно? Заспался?

— Сам в толк не возьму.

Я надел галстук, но узел затягивать не спешил. Спрашивается, когда именно Чешир и его жена обнаружили, что малыш пропал? Я глянул на часы. Уже половина первого. Черт подери!

Едва я тронул автомобиль с места, как начался дождь. Да какое там дождь, ливень хлынул стеной — сезонный тропический ливень, ведь сейчас муссон. От мостовой повалил пар. Чтобы добраться до дома Питера Чешира, Таджу пришлось исхитряться и прокладывать маршрут к старой Западной Развязке какими-то дворами, проулками, тоннелями и проездами. Я давно уже по опыту усвоил, что Тадж сам себе прекрасный штурман и мне лучше не вмешиваться. Дороги и транспорт у нас в таком бедственном состоянии, повсюду такие пробки и хаос, что даже Тадж, при его-то смекалке и технических возможностях, в том числе и спутниковой навигации, — даже Тадж едва-едва умудряется ездить без приключений. И снова, как и каждый раз, когда я сажусь за руль Таджа, мне пришло на ум: а ведь он, мой первый автомобиль, станет и моим последним. Город больше не зависит от наземного транспорта; вместо него теперь появились каналы, рельсовка и, конечно же, полет, доступный летателям. Меня осенило: да ведь полет не столько потеха и не экстравагантная прихоть богачей, которым деньги некуда девать. Полет очень удобен для повседневной жизни.

Я снова покосился на часы. Час дня.

— Знаешь что, приятель, я в этом районе впервые, — сообщил Тадж, когда мы миновали платный автомобильный мост, который вел за Голубые каналы в восточные пригороды, зеленую зону — обиталища богатых. — Смотри-ка, полным-полно дорогих магазинчиков, а там, внизу — ну прямо Окраины, только поменьше будет.

Тадж был прав: под мостом и вдоль средней полосы Восточной Развязки пестрели пластиковые навесы; здесь селились те, кто по роду работы вынужден был жить там же, где и работал: уборщики, посыльные, носильщики. Эти люди не пытались выстроить себе нормальное жилье на Окраинах, — в предместьях-спутниках, которые окружали Город. Они обустраивались где угодно, лишь бы поближе к работе, — только что не на проезжей части, разбивали палатки, сколачивали хибары. Их хижины подступали вплотную к воде по берегам Голубых каналов, хотя речные акулы и водная полиция постоянно теснили незваных жильцов.

— Круто! — заявил Тадж. — Твой богатей уже успел сообщить мои данные службе безопасности на мосту. И правильно сделал, а то обычно стоит сунуться в эти шикарные районы, тебя цап — и тормозят, изволь объясняться, кто ты да откуда.

Вот именно, подумал я. Чтобы попасть в богатый район, а они всегда тщательно охраняются, тратишь уйму времени и нервов. Если только ты не летаешь по воздуху. Вот вам и еще одно существенное преимущество полета: летатели в буквальном смысле слова выше всяких проверок, обысков, осмотра с собаками-ищейками и прочих муторных процедур. Откуда они появляются, куда спешат — нам, простым смертным, не отследить. Получается, но лишь изредка.

Но почему же Чешир вытребовал меня, если он летатель? Мост остался позади, а с ним и палатки уличных обитателей. Тадж, урча, шелестел по роскошным улицам, колеса его со свистом вспарывали лужи и поднимали фонтаны брызг. Я вдруг вспомнил, где мне попадалось имя Чешира: вместе с ним в памяти всплыла картинка — жилище, выстроенное в воздухе, комнаты, которые вздымаются друг над другом, словно пещеры в высокой скале, комнаты с небывало высоким потолком, изогнутые, причудливые, и все они лепятся вокруг провала в пустоту, словно ласточкины гнезда.

Года два назад мне попалась статья о новом детском садике, вокруг которого сразу разгорелись страсти. Это было первое заведение для детей-летателей. Потому-то и началась шумиха. Разумеется, подняли ее те же, кто и всегда: журналисты, ведущие СМИ, ученые, политики, педагоги, детские психологи. И все они хором твердили, что бескрылых детей отделяют от детей-летателей, караул, безобразие, сегрегация! Заголовки наперебой кричали о новом апартеиде, а фанатики из «Корней» — те еще экстремисты — пикетировали строительную площадку. Кто-то даже подал иск в суд, но застройщики умудрились обойти законы против дискриминации, и садик все-таки выстроили. Так что малыши-летатели получили возможность беспрепятственно порхать и парить в своем вольере, — замкнутой постройке, вознесенной высоко в поднебесье. Это ли не мечта любого ребенка!

Так вот, когда поднялась шумиха вокруг проекта, во всех репортажах мелькало название архитектурной фирмы «Кон Чешир Димитед». Что же получается, мой клиент — тот самый Чешир? Я справился со своей инфокартой: да, так оно и есть, тот самый. Чего только не выдал поисковик: лицензии, степени, состоит в рядах профессиональных ассоциаций; куча статей в архитектурных журналах; ссылка на диссертацию. Выскочила фотография церкви, которую Чешир спроектировал — асимметричный айсберг так и переливался синим неоновым свечением.