Игорь Мист - Новый Вавилон

— Это та девка, которую Дронов привез с собой на пароме, приказала! Она куплена американцами или англичанами, она шантажировала меня — грозила разоблачением перед властями Кадингира. Они подсунули ее Алексию и добрались до меня! — Людвиг лихорадочно пытался сообразить, вооружен ли капитан. Затем он, заметил рукоятку пистолета, торчащую у негра из-за пояса.

— Не верю! Ты — лжец! Моя дочь умерла от твоей пули. После того, что рассказал Алексий, я просил оставить меня с тобой наедине. Он жаждал раздавить тебя, но я хочу этого еще больше, а сейчас я посмотрю тебе в глаза. Почувствуй хотя бы часть того, что чувствовала моя дочь, когда ты всаживал в нее пулю…

Людвиг не дал капитану продолжить и бросился на него, планируя сбить с ног и вырвать из-за пояса оружие. Но капитан был готов — он, выхватил пистолет и плавно уклонился, а затем крепко обхватил Людвига руками, и они оба вывалились за борт. Капитан, даже в воде продолжал сжимать противника в своих объятиях.

Два чудовища, притаившиеся в воде, только и ждали возможности вонзиться зубами в человеческое тело. Людвиг с ужасом почувствовал, как сомкнулись стальные челюсти на его ноге. Черному капитану повезло больше — он не выпустил из рук пистолета, падая, и ткнул стволом в морду акулы, стараясь попасть в глаз.

От этого пистолет вылетел из рук, его поглотила пучина. В бурлящей и стремительно краснеющей воде капитан не смог разглядеть, удалось ли ему попасть. Он видел только объятое ужасом лицо Людвига. Оттолкнувшись руками то ли от него, то ли от тела хищной рыбины, он сделал рывок в сторону и оказался возле лодки на чистой воде. Поблизости оказались спасительные ступени металлической лестницы. Капитан за несколько гребков доплыл до нее и стремительно стал взбираться.

В этот момент, он услышал за спиной нечеловеческий крик, потонувший в звуках булькающей воды. Чернокожий преодолел последнюю ступеньку и, упав на палубу, заметил, что из руки его хлещет кровь — акула успела глубоко зацепить предплечье, но боли он не почувствовал. Не в силах подняться, капитан пополз к трюму, чтобы успеть наложить жгут на рваную рану.

Движение на поверхности океана, тем временем стихло. Только две одинаковые чайки парили в небе, высматривая, не перепадет ли лакомый кусочек от хозяев океана.

На этот день в замке князя Воскресенского была назначена долгожданная премьера древнеримской пьесы — сцены из жизни императора.

Яков Городничий с интересом ходил по коридорам дворца, заполненным гостями, разглядывая дорогие картины. Вышколенные официанты вытянулись возле фуршетных столиков и предлагали волшебные напитки и маленькие закуски, но он не притронулся к еде и коктейлям, наслышанный об их странном воздействии на публику.

Эта публика, чопорная и разодетая, скрывшая лица за масками — как и он сам, не спеша проплывала мимо Городничего. Он сразу выделил из толпы женщину в красном платье и туфлях на высоких каблуках — экстравагантность ему, человеку яркому и неординарному, всегда нравилась. Задержавшись у окна галереи, она пристально посмотрела на Городничего, и Яков восхищенно прошел мимо нее. На плече дамы висела маленькая, изящная сумочка, и корпускул Городничего характерно пискнул — там находился пистолет.

Городничий краем глаза увидел, как женщина отошла от окна и направилась за ним. Он не думал, что его так быстро вычислили люди из службы безопасности князя, но решил не рисковать. Навстречу шагал толстый широкоплечий господин с черной бородкой, одетый в дорогой костюм, и Яков дал ему условный знак, указав на женщину в красном. В ответ, тот незаметно кивнул, подошел к даме и начал любезничать с нею, активно жестикулируя. Позже, уже из галереи, Городничий видел, как, мило беседуя, они вышли в парк князя. Он отметил, что напарник выбрал подходящее место, чтобы ликвидировать женщину, даже если она и не из охраны Воскресенского.

Яков, имея за спиной большой опыт, справедливо считал, что надежнее заранее избавиться от всех сомнений.

Дали третий звонок, и людской поток устремился в парадный зал. Городничий с удовольствием отметил, что зал забит публикой. Место у Якова было крайнее в пятом ряду, откуда прекрасно просматривалась сцена с античными декорациями. Вскоре, свет потух, заиграла музыка, а на сцену рабы выкатили колесницу, в которой восседал Воскресенский в тоге императора, увенчанный лавровым венком. Статисты, одетые патрициями, громко приветствовали цезаря. Зрители разразились бурными овациями, некоторые даже вскочили с мест.

Городничий любил театр, как всякий культурный человек — а он, считал себя культурным человеком. Сегодня на сцене князь был явно в ударе. Роль ему подходила — он увлеченно пел, танцевал и играл, он повелевал римским сенатом и соблазнял весталок. Прошел час представления, приближалась развязка. Яков незаметно выскользнул в туалет, наживил новую маску, затем переоделся в заранее спрятанную одежду римского патриция, а на бок повесил меч.

Его напарник уже ждал в толпе артистов — патрициев на сцене. Охранники за кулисами отвлеклись, глядя на игру князя, и никто не заметил актера массовки, выходящего из курительной комнаты. Дамы в красном, Городничий в зале так и не увидел.

Тем временем на сцене к Воскресенскому подвели раба, по сценарию убившего своего хозяина — римлянина. Раб еле держался на ногах. Городничий слышал, что для финальных страшных сцен ловили опустившихся людей со всей округи, таких как этот — у него было красное лицо запойного пьяницы.

По древнеримским законам все невольники хозяина, убитого рабом, подлежали смертной казни, и хотя народ Рима сегодня ждал от князя — цезаря решения о помиловании, император был неумолим и под крики восторженной толпы, принял решение принести в жертву всех несчастных рабов.

Свет тотчас приглушили, стулья раздвинули, — еще громче заиграла тожественная музыка и началась столь любимая князем и его поклонниками заключительная сцена. Действие перенесли в зал, и только князь остался на сцене в окружении многочисленных патрициев.

Публика, опоенная наркотическими коктейлями, к окончанию пьесы, как обычно, сходила с ума; в зале началось избиение невольников кнутами. Плохо соображающим зрителям выдали их вместе с длинными острыми ножами. Городничий спокойно смотрел, как уже тащат к месту жертвоприношения главного злодея — убийцу — старого пьяницу, одетого рабом.

Дождавшись, когда прожектора стали давать свет в зал стробоскопическими вспышками, а сцена погрузилась в полумрак, Городничий вплотную приблизился к князю. Он встал к нему лицом и с силой воткнул меч под ребра, по самую рукоятку, потом провернул его до хруста так, что кровь из туники цезаря фонтаном брызнула на настил.