Федор Метлицкий - Остров гуннов

Они старательно записывали удивительные незнакомые термины.

– Это верно, так говорит наука хрематистика, – закричал азартный Владимứр. – Гунны родились из этой цепочки и выжили, потому что сожрали других.

– Так думают мыслители, не только ваши. В нарисованных учеными картинах истории нет только одного.

Они насторожились.

– Да, мы живем разумом. Выражаем мысли рационально. Но каждый переживает отдельно, единолично Чувствовать общим чувством нельзя.

Я хотел изложить мою догадку, что двигает историю. Правда, озарений было много, но наутро казались сонным бредом. Но недавно пришло, может быть, окончательное прозрение – открылись туманные вершины системы, как у Ньютона, увидевшего падающее яблоко.

– Только звери едят других из необходимости выжить, а люди – из корысти, зависти, жажды властвовать и тому подобного. Убивают целые народы, чтобы осесть на чужих землях. У насильника, живущего по другую сторону добра и зла, только один способ жить – плотоядно использовать и выбросить.

– А куда делись тепло и близость, о которой вы толковали? – с издевкой спросил Мундюх.

В его тоне я почувствовал недоверие.

– Нас сдерживает второй великий инстинкт, доставшийся нам из древности. Инстинкт выживания. Желание каждой особи выжить, и страх, что сожрут другие. Люди перестали думать о себе как едином организме. И желание жить для себя породило в сознании целые пласты преданий и убеждений, которые стали незыблемыми. Мы с вами сидим в пещере, не высовываясь, чтобы не съели. Здесь целая философия.

Владимứр вытащил шпагу и победно поднял вверх:

– Мы ничего не боимся. Расширяем границы пещеры. Без насилия это невозможно.

– Сильные устремляют коней в манящие чужие степи, а другие слепо следуют за ними пешим строем и в кибитках. Первых – единицы, остальных – несть числа, какие бы формации не менялись.

Владимứр и Мстислав горделиво посмотрели вокруг. Аспарух, Васих, Курсих и Крека почувствовали подвох.

– Разве скромные – не нужны?

– Но това е желание спастись, – сказал извиняющимся тоном Уто. – Всички ищут занять свое место. Да прибавить земя гиксосив, ведь места не достаточно.

Я перешел на опасную тему.

– Что такое жажда власти? – Это стремление овладеть общим домом. Вожди создали ритуал братства гуннов, а остальные были достойны только нагайки. Это обычно устанавливалось в сплоченных трайбах древности, спаянных ритуалом, дисциплиной и дележом общей добычи. Опора строя – элитные «песьи головы», – носители патриотизма и чувства победителей. Дом, где забыта любовь.

– Изменяют историю те, кто лучше приспособлен к жизни, больше знает и умеет – одаренные гунны!

Я пытался втолковать:

– Во всех нас есть «внутренний человек».

Все свели глаза к переносице, вглядываясь в себя. Действительно так.

– Так вот, творит историю этот внутренний человек, а не вожди и полководцы. Это не бегство от внешнего мира, а создание внешнего мира в соответствии с его внутренним. Мир изменяется «внутренними людьми».

Я смутно помнил эту фразу Камю, и пожалел, что не дочитал. А здесь – где его взять?

Владимứр выразил убеждение окружающих:

– История выбрасывает сомневающегося в себе одиночку.

Я засмеялся.

– Сначала разберем, что такое «внутренний человек». Мышление людей делится на два типа. Одно, самое распространенное, инертно, ему особо не о чем думать. Покрыто серой паутиной преданий о героизме при набегах, с перенятым от предков привычным взглядом снизу вверх на всю вековую иерархию шаньюев – от местечковых до главных. Его мир – имеющаяся данность с извечной властью и порядком, сформированная приспосабливанием в сумраке близлежащих предметов и предубеждениями, нарушение которых вызвало бы личные проблемы. Бездумное схватывание новостей и слухов по проектору живых теней, когда после тяжкого труда гунн принесет насущное домой. Он, как ребенок, тянет в свое сознание всякую дрянь, на что направлен глаз и слух, собирает мусор мифов истории, принятых всеми идей. И лишь редко мелькает в его душе неведомый родной образ, от чего хочется плакать, и все меркнет вокруг и делается серым. К такому типу мышления относится большинство человеческих особей.

– Мы знаем себя! – оскорбился Мстислав. – Все наши беды исходят снаружи – нам не дают жить другие.

Я почувствовал неподъемную тяжесть доказательства.

– Это паутина, в которой мы дергаемся в недостижимой мечте о свободе. Из нее не могут вырваться ни одаренные, ни скромные, как говорит Уто. А кто налитый кровью паук? Его не существует. Мы плетем паутину сами из себя. Увы, великий инстинкт сохранения себя перевешивает все. Но так будет не всегда.

Все возмутились:

– У нас нет никакой паутины в головах!

Остромысл спросил:

– Как вырваться из паутины?

Я продолжал влезать в дебри своей догадки.

– Только второй тип мышления открывает новые пути. Встречается, как правило, у никогда не взрослеющих людей, кто пытается понять, что же такое внутри сознания, что не дает вырваться из-под плиты общих истин. Им приходится несладко – непрестанные усилия изматывают мозг, да и наскоки власти делают жизнь трудной и короткой.

– Это вы и наш учитель Эдекон, – подтвердил Остромысл.

– Творит историю сознание людей, а не вожди и полководцы. Открытия в самопознании – это не рациональные выводы, чтобы добраться до некоего неба высшей ясности. Это отчаянные попытки выйти из сна разума, может быть, сражение с историей. Неподъемный труд длительных и безнадежных размышлений, серых, как будни, сравнивания источников, копания совковой лопатой в себе, отбрасывая шлак, чтобы найти смысл.

Я подождал, оглядывая всех.

– И вдруг вспыхивает озарение – вот оно! Настоящее! Как будто все муки мысли никак не относились к озарению. Оно не формулируется. Вдохновение, когда вдруг открывается гармоничный мир, и все становится ясно и спокойно, и оживает изнутри жизнь людей, зверей цветов и камней, их несознаваемые надежды и остывающее тепло, и могу сострадать.

Я говорил почти для себя. Школяры галдели, ничего не понимая.

– Ну, и что это нам дает? – спросил Мундюх.

– Ничего. Просто тебе открывается дверь в небо.

– Да, это можно принять.

– Озарения бывают в каждом! – убеждал я. – Но пустая трата сил на поддержание штанов и вера в ходячие мнения из проектора живых теней закрывает истину. Озарения становятся чем-то бесполезным, как поэзия. Только личность, распространяя свое внутреннее озарение вовне, может изменить мир.

Остромысл возразил:

– Изменяет мир – техника!

– Создание техники – это озарения одиночек, стремящихся благоустроить мир, чтобы он был все ближе и ближе. Великие системы созданы в результате познания единства себя и мира. Будь то Кант или Спиноза, которые доступны в сохраненных для вас библиотеках. Любопытство ученых-одиночек меняет мир. Все остальные – потребители разбитых черепков ходячих идей прошлых эпох, среди которых человек не может жить, ибо это застой. Но живет, ибо так уютнее.