Геннадий Емельянов - Пришельцы

    Председатель Ненашев прочитал заметку единым духом, почесал висок ногтем, со стуком положил очки на стол и горестно покачал головой:

    - Ну, Федя!

    - Дает Федя! - Гриша Суходолов был, конечно, в восторге, он бросил недокуренную сигарету в пепельницу. От сигареты синей ниткой засочился дым. Ненашев брезгливо задавил окурок и ударил кулаком по столу:

    - Чего обрадовался сдуру, как в басне одной говорится?

    - А что, шевелит человечество Федя-то. Шевелит, язви его в душу!

    - Не в ту сторону шевелит, понял!

    - Не понял.

    - Где тебе понять!

    - Ты объясни, понимаешь. Любите вы, старики, оскорблять походя, крылья обрезать любите, вот что я тебе скажу!

    - Это же проще простого. Диктатор заплакал, так завтра другой на шею народу сядет, который совсем плакать не умеет. Оружие истаяло в банановой республике? Американцы тотчас же палача выручат, дадут пушки и прочее в большом количестве, а повстанцам где их взять?

    - Чего взять?

    - Пушки! Негде взять. И подомнут их, кровушки море прольется. Думать надо и не лезти в пузырь, не выпячивай губы-то, огурец зеленый.

    - Я и не выпячиваю.

    - Негров белыми сделал, так их пуще теперь бить будут.

    - Кого это?

    - А негров.

    - Остроумности Феде не хватает, он бы взял, елоха-воха, да президента Соединенных Штатов, к примеру, сделал негром, вот потеха была бы!

    - Телевизор твой показывает? - осведомился Ненашев с суровостью, озабоченно.

    - Ничего не кажет, Иваныч. Когда, значит, Федю волокли от диктатора, в коридоре уже кто-то применил дубинку, паразиты!

    - Ну, и что же получилось?

    - По голове Федю навернули, вернее, по черной шапочке, и экран погас. Телевизор иной раз включится, но как только до этого момента дойдет, гаснет напрочь. У Феди в камилавке-то видать, тонкий механизм сокрыт, и поломали его, каратели поганые, а запчастей он, наверно, не взял: не приходила в его светлую космическую голову догадка, что на планете Земля бить его начнут не жалеючи, верно ведь?

    - Может, и верно. Ты вот что, ты призывай в телевизор, чтобы Федор срочно прибыл сюда, - председатель обвел рукой свой кабинет. - И чтобы не мешкал: у нас, мол, беда, нам, мол, срочно требуется твоя помощь. Тревогу бей. К нам он вроде неплохо относится.

    - Так телевизор же не работает?

    - Ничего, думаю, услышит.

    - Я попробую...

    - Это отлагательства не терпит, учти. Бьем тревогу, Гриша! Сиди и зови без устали!

 Следователь по особо важным делам Олег Степанович Ольшанский ранним утром сошел с поезда на полустанке, где возвышается мрачная гора Монашка и где пребывают в глубоком сне инопланетяне. Ольшанский интуитивно чувствовал, что истоки Великой Тайны где-то рядом, но сейчас он, освобожденный от служебных и домашних забот, не особо угнетал себя думами.

    Следователь сбежал по сыпучей насыпи к болотцу, сел на кочку, сиял рюкзак и закурил. В воде, вытканной зеленью, плавали головастики, плавали они толчками, выстраивались в линию и рассыпались, будто по команде. Когда они становились в линию, напоминали газетную строку, отпечатанную жирным шрифтом, когда же рассыпались, были похожи на картечь, упавшую из горсти охотника. Вдоль насыпи тек ручей и впадал в болотце устало, растравив на извилках меж камнями всю прыть. Весенний ручей умирал. Он еще на короткое время нальется силой, когда упадут проливные дожди или начнут таять коренные снега и горные льды. Ольшанский почувствовал, что кочка, на которую он легкомысленно уселся, мокрая, тогда путник наш перебрался на взлобок и лег там в тень старой пихты.

    Небо голубело, на его окоеме вкруговую оставались нежные облака, розовеющие на восходе, в тайге оживали птицы. Ольшанский лежал с закрытыми глазами, подложив под затылок руки, и думал о том, что поступил правильно, не известив участкового Голощапова о своем приезде, что с этой вот минуты может поступать, как заблагорассудится: можно спроворить костерок и позавтракать на природе неспешно, можно пойти тотчас же к селу дорогой или напрямки. И никто ему не указ! Мелькнуло перед внутренним взором заплаканное и потому некрасивое лицо жены Виктории, красногубое, злое. Но недолго оно мелькало - следователь ощущал, как вливается в его тело благословенная сила земли, как с этой вот минуты начинается новая жизнь, наполненная каким-то высшим содержанием. "Старею, а! - задал себе вопрос следователь и ответил на него: - Так оно и есть - старею!" Вслед за открытиями подобного толка наступает меланхолия, однако Ольшанскому меланхолия сегодня не грозила.

    - Я, пожалуй, счастлив! - крикнул Ольшанский и открыл глаза. Прислушался, переваливаясь на бок. Эха не было, лишь с легким посвистом летел ветер.

 Поэт и странник, очарованная душа Никита Лямкин плыл на барже вверх по реке. Ржавую баржу тащил катер, обвешанный спасательными кругами, словно баранками. Катер сопел, как бурлак, и приветствовал встречные суда забулдыжным хрипом. За кормой завивались воронками пегие струи, там пенилась большая сибирская река, по берегу трусили лямкинские собаки: на баржу их не пустили. Никита сидел на корточках возле ящика с песком и разводил огонь, чтобы вскипятить чайку: на реке было зябко. Никита размышлял одновременно о двух вещах - о том, что неплохо было бы организовать в масштабах державы нечто вроде коммуны из собак, жестоко и легкомысленно отвергнутых человеком.

    На баржу Лямкин попал с легкой руки милиционера Тюрина. Этот самый Тюрин застукал нашего бродяжку в районном селе под названием Пряслино, имели они продолжительную беседу (часть этой беседы транслировал по телевизору пришелец Федя), даже квас лили из одного ковша. Тюрин добросовестно пытался вникнуть в существо забот гражданина, чья линия поведения подпадала прямиком под статью о тунеядстве. Лямкинская цель слиться с природой милиционера не устраивала, и был найден компромисс: странничать не положено - нет такой профессии, и, значит, надобно срочно хлопотать о трудоустройстве. Милиционер связался по рации с начальником отдаленного леспромхоза и поинтересовался, не нуждается ли начальник в грамотных и непьющих мужиках? В грамотных и особенно непьющих леспромхоз как раз нужду испытывал, и к вечеру того же дня Лямкин оказался на барже, которая тащила груз по назначению.

    - Природы там много, - напутствовал на причале Никиту милиционер Тюрин. - Будь спок. С рублем в кармане оно как-то легче сливаться, по собственному опыту знаю. - И помахал рукой, когда катер выправил на стрежень.