Жан Коломбье - Досье «72»

Следующим этапом стали, как и ожидалось, пожелания, связанные с плотскими удовольствиями. В конце концов, даже и в пожилом возрасте женщина остается женщиной, почему она не могла испытывать желание, потребность погладить нежную кожу, почувствовать, как к ее груди устремляются нервные пальцы любовника? К этому состоянию души Мелани, поборов первое разочарование, сумела отнестись с пониманием. Да, конечно, это совершенно нормально, вы далеко не первая и не единственная. Поначалу это было катастрофой, потому что такие заказы загоняли нас в тупик. Пришлось срочно подружиться с агентством по поставке жиголо. Услуги их стоили дорого, все по первому классу и в различных вариантах. Пожилая женщина, пожилой мужчина, по одному, группой — только заказывай. И плати.

Мелани делала хорошую мину при плохой игре, она не отказывалась от своих прежних утверждений:

— Старики ищут удовольствия, старушки хотят немного любви. Есть разница!

Когда Кузен Макс вернулся во Францию, ему только что исполнилось семьдесят лет.

— Семьдесят лет, понимаешь! Заметь, я ждал худшего. Я в прекрасной форме. Не знаю, кому это могло прийти в голову, но приговаривать к смерти людей в возрасте семидесяти лет просто-напросто глупо!

Я снова увидел его таким, каким он был раньше, Африка явно пошла ему на пользу.

— Знаешь, я там видел удивительные вещи: деревни, где почитают стариков, где считают, что с возрастом приходит мудрость и доброта… Когда я решил рассказать им про наш опыт, они приняли меня за сумасшедшего, а потом долго смеялись, решив, что я пошутил. Я не стал продолжать. Какое-то время я подумывал принять камерунское гражданство, но потом отказался от этой идеи: во-первых, у меня нет детей, чтобы оказать мне помощь в старости, а потом, у меня все-таки есть гордость. Рабочий винтик машины «Семьдесят два» откатится в сторону, когда придет его очередь? Никогда в жизни, лучше умереть, если можно так выразиться. А тебе скоро будет шестьдесят, и это кажется мне странным! Расскажи немного о работе. Что они из себя представляют, что мы представляем из себя, когда приходит наш час? Я не ошибся, когда предсказал, что 75 % твоих заказов будут касаться секса? Попробую догадаться. Большинство просьб: ночь, по крайней мере вечер с красивой девушкой. Кое для кого свиданию предшествует хороший ужин. В отдельных случаях тебе приходилось исполнять желания амбициозных стариков: две девушки. Экзотика: африканки, азиатки. Для извращенцев, возможно, молодые девочки, девственницы. Несомненно, для любознательных мужчин. Ну, и кое-какие оригиналы для общего счета. Я прав? Да? Я был в этом уверен. А остальные 25 % случаев — коррида, спорт, путешествия, еда, все очень классическое… Было еще что-то?

— Ты почти все назвал. Но все же были интересные и волнительные эпизоды. И смешные тоже. Одна женщина хотела любой ценой собрать белые грибы, настоящие, там, где они растут! Мне повезло, был сентябрь, мы отправили ее в Ардеш к моему приятелю, она там их столько собрала, что у нее голова пошла кругом. Но вот спустя полгода приходит старичок и требует того же самого. Белые грибы в апреле! И он получил свое. Мой друг из Ардеша помог мне спасти лицо фирмы: он достал из морозильника несколько грибов и воткнул их в землю на пути старичка. Как тот был счастлив!

— А как живет Франция?

— Столь же хорошо, сколь и мирно. Смерть уже больше не удивляет людей, они знают свой срок. И имеют все возможности, чтобы к ней приготовиться, украсить ее тысячами изысков, организовать свой последний ужин, последнюю прогулку, написать последнее слово, то есть изменить эпитафию. А потом начинают ждать смерть со скукой на лице. Именно скуку я начинаю чувствовать вокруг себя все сильнее и сильнее. Не знаю почему. Что тебе еще рассказать, что-нибудь очень смешное или менее смешное? Что, по утверждению «Монд», есть лаборатории, где стариков оставляют в живых, восьмидесяти-, девяностолетних, чтобы изучать их поведение, их эволюцию в специфических условиях. Ходят даже слухи о вивисекции… Сейчас ведется расследование. Что добрые христиане изменили текст молитвы «Приветствую тебя, Мария». Кажется, первыми начали дети, которые развлекались тем, что заканчивали молитву словами «отныне и до семидесяти двух лет» вместо «отныне и до самой нашей смерти». Это было мило. Взрослые много спорили по этому вопросу, спор завершила Церковь, и теперь молитва заканчивается какофонией: до шестидесяти одного года, до двадцати четырех лет, до трех с половиной лет, до шести месяцев, ну, ты понимаешь, каждый называет срок, который ему остался для жизни. Что еще интересного? Ничего… Я тоже начинаю впадать в скуку, когда я перестану работать в агентстве, время покажется мне долгим.

— А как Мелани?

— Мелани? Да, конечно, ты ничего не знаешь… Она меня бросила. Ушла и открыла собственное агентство для женщин, выдумки старых козлов переполнили в конце концов чашу ее терпения… Она, вероятно, и меня причисляет к старым козлам. А я впервые привязался к женщине… Однако я страдал от этого меньше, чем ожидал. Ничего не понимаю, мне кажется, что ничто меня больше уже не трогает, все становится серым, мелким, неважным. Словно в моей жизни перестал дуть ветер. По правде говоря, ее уход ничего не изменил в моей проблеме. А проблема моя в том, что теперь я вижу забор, конец поля. Я вижу его и не свожу с него глаз, он мешает мне дышать, каждый день все больше и больше. Я мог бы поступить как другие: набычиться и начать прожигать оставшиеся мне годы, уйти с арены с опущенной головой. Но это сильнее меня, даже когда я этого забора не вижу, я его чувствую, он там, в конце поля.

— Ты ведь знаешь историю Калигулы, которую рассказал Камю[21]. Он убивал своих подданных по собственному усмотрению лишь затем, чтобы уцелевшие поняли, какое это счастье — жизнь… Я вот думаю… Господи, какие подручные колдунов…

Кузен Макс умолк. Он в очередной раз оставил на столе «Регалти» нетронутый бокал пива, оставил меня в одиночестве на нашей скамье, ушел, даже не попрощавшись.

Кузен Макс умолк навсегда. Через день в газетах появились сообщения о его смерти. Пуля в висок. Он поспешил разделаться с Калигулой.

В тот же самый момент, когда я выехал на главную аллею — аллею Надежды, все-таки можно было посметь надеяться! — я почувствовал тяжесть в желудке, неожиданно подступившую тошноту. Вот так, готовишься-готовишься, прекрасно знаешь, как все происходит, но смерть убивает все самые твердые решения, и пытаться с ней справиться — иллюзия. Зверь всегда огрызается… Зверь во мне огрызался потому, что он чувствовал, что хотя эта церемония его еще не касается, но следующая непременно коснется. И что это произойдет именно здесь, в Лиможе, куда я записался, чтобы вернуться к моим семейным корням.