Егор Просвирнин - Жорж Дунаев

- Моя судьба – это ряды бутиков на Торговой Улице Столицы, а не жизнь отшельника в гнилой хижине. Я остаюсь, но если ты хотя бы попытаешься дернуться – я тебя убью самым жестоким из известных мне способов.

Тала довольно кивает и погружается обратно в чтение. Я роюсь в оставшихся от наркоманов вещах, ища стимуляторы, и провожу день в чтении сводок с фронтов (Псами захвачены еще две планеты, в Федерации объявлен высший уровень угрозы, развернута массовая призывная кампания, заводы переводятся на военные нужды) и составлении Адской Стимуляторной Смеси. Что-то глубоко под сердцем мне говорит, что в эту ночь совсем не удастся поспать. Темнеет. Я закидываюсь смесью и превращаюсь в сжатую пружину. Спящий, Смотрящий или там моя бывшая теща – я готов к драке с любым врагом.

Через час Тала прекращает чтение и выходит на берег болота с идолом в руках. Замирает, смотрит куда-то в темноту и издает нечеловеческий, леденящий душу крик. Я хочу подкрасться к нему и вырубить одним ударом, но крик приковывает меня к земле и все, что я могу – это тихо шептать сквозь зубы «Заткнись, сволочь, заткнись!». Тала кричит второй раз и снова замирает. На третий его крик со стороны болота раздаются ответные вопли. Десятки, сотни воплей, кажется, что вопит каждая кочка, каждый куст, каждая многоножка. Затем появляются они. Лодочки. Десятки, сотни лодочек, все с огнями на носах. Лодочки останавливаются напротив Талы, образуя гигантский огненный полукруг. Тала поднимает над головой идола и начинает читать молитву из моего сна. Каждые тридцать секунд чтения он гортанно вопит и с лодочек вопят в ответ. Пастырь и паства, забытое племя джунглей, пытающееся вернуть свою силу архаичными ритуалами. Я по-прежнему сижу на земле, не в силах оторваться от зрелища. Тала заканчивает молитву гортанным криком, с лодок беспрерывно кричат в ответ, кричат так громко и мощно, что я не выдерживаю и затыкаю уши руками. Тала делает знак рукой и все стихает.

- А теперь, Жорж, брат мой духовный, подойди ко мне. Подойди, подойди, брат.

Как зачарованный, я поднимаюсь на ноги и подхожу к Тале. Тысячи взглядов тут же устремляются на меня, ощупывая, охватывая, оценивая.

- Возьми нашу священную статую, Жорж – Тала протягивает мне идола, я принимаю его.

- Сейчас мы представим тебя Спящему, Жорж. Просто повторяй за мной – и Тала начинает читать заклинание, и я повторяю за ним, и слова, выходящие из моего рта, настолько древние и мерзкие, что я явственно ощущаю исходящую из меня слизь. И центр полукруга начинает пучиться, и с каждым произнесенным словом он вспучивается все больше и больше, поднимаясь на метр, на два, на три, на четыре, на пять… И где-то там, в глубоко бессознательном, на уровне инстинктов я понимаю, насколько древний и беспощадный ужас пытается восстать из болота, насколько мерзко и могущественно призываемое мной создание. Я понимаю, что этому нет места на земле. Я понимаю, что если сейчас не прекращу ритуал, то случится что-то ужасное, что-то непоправимо ужасное, что не остановят и берсеркеры Псов, и орбитальные бомбардировки, и ядерные ракеты. И что я буду частью этой восставшей силы, навеки замурованной в нее частью.

И я кричу: «ХЕЕЕЕР ВААААМ!», и я бросаю идола в болото, и бегу, бегу, бегу. За моей спиной слышен разочарованной вой с лодок, за моей спиной слышен предсмертный хрип Талы, ломаемого разгневанной древней силой. Я не выдерживаю, оборачиваюсь и вижу белый балахон в центре гигантского болотного водоворота, вижу засасываемые в пучину лодки с огнями, вижу зеленую волну, поднимающуюся и обрушивающуюся на берег, сносящую хрупкую хижину и утаскивающую вместе с ней мою коллекцию одежды. На секунду я даже замечаю обнажившиеся каменные ворота затонувшего Города. Еще через секунду волна уходит обратно в болото, и все успокаивается, и я падаю на колени с сердечным приступом. На болоте воцаряется тишина, нарушаемая лишь моими хрипами агонии.

На время приступа мой разум покинул меня, погрузив внутренний взор мой в потемки. Я блуждал в них подобно слепцу, размахивая перед собой руками, но руки мои хватали лишь пустоту. Не знаю, сколько провел я в потемках – день, два, три, неделю, месяц, но в один прекрасный миг я узрел вдалеке от себя крохотное пятнышко света. Я кинулся к нему изо всех своих сил, отчаянно меся ногами податливую темноту. Пятнышко приближалось, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, и когда я достиг его, оно превратилось в небольшую нору. Я опустился на четвереньки и полез сквозь нору наружу, к свету. Метр, два, три и вот я оказываюсь в небесах мира необычайной красоты, падая прямо вниз. Подо мной расстилаются обильные луга и леса, но ветер относит меня в сторону и вижу я множество стеклянных куполов большого размера, и падаю прямо на один из них, пробивая телом своим толстое стекло купола. И вижу я внутри огромные стеклянные столы, на которых совокупляется великое множество перезрелых людей. Я смотрю на связанных промеж собой срамными органами мужчину с усами и похотливую рыжую старушку, я вижу костлявую пару, называющую друг друга мужским отчеством, я вижу другую пару, похожих на красавицу и чудовище, я вижу десятки и сотни иных источающих омерзение пар. И вся эта масса несвежей плоти колышется, охает, попердывает, покрикивает, подергивается и вертит усами в экстазе удовольствия. И я содрогаюсь в рвоте, и под свой старческий рев вся совокупляющаяся масса кончает и разлепляется, и расходится, и одевается в строгие костюмы, и улыбается друг другу и зовет друг друга по имени-отчеству и раздает друг другу призы и награды, и жмет довольно руки друг другу и удаляется из купола, увлеченная светским разговоров о далеких мирах и галактиках. И остается после них лишь оскверненное их жидкостями стекло, и распахиваются другие двери купола, и тысячи плохо одетых юношей и девушек бегут к столу и вытирают с него слизи денежными купюрами, и бережно кладут купюры к себе в карманы, и весело обсуждают слизи и хвастаются ими перед друг другом и я кричу от вселенского ужаса и прихожу в себя.

Я лежу на сырой земле, на мое лицо падают капли дождя. Я чувствую застоявшиеся запахи болота, а это значит, что я по-прежнему жив и лежу прямо перед логовом Спящего. Эта мысль мгновенно поднимает меня на ноги и гонит прочь, гонит по кочкам, гонит мимо омутов, гонит сквозь чахлые болотные пальмы назад, к машине. Я нахожу похищенное нами такси там же, где мы его оставили, вламываюсь внутрь машины и завожу мотор. Полдела сделано – я ушел от Спящего и безумного Талы Малахи, оставив с носом древний ужас местных болот. Осталось сделать вторую половину дела – пробраться в оккупированный Алраз, захватить офицера Псов и с его помощью вырваться с планеты. Сущая ерунда, если не считать того, что у меня из оружия лишь мое желание жить, в то время как офицеры ходят в полных силовых доспехах с боевыми пилами, лазганами и тремя видами разделочных ножей.